— Вы давно здесь работаете?
— Тридцать лет.
— Меня интересуют некоторые сотрудники, вашей фирмы, которые давно уволились.
Она улыбнулась.
— О, значит есть возможность посплетничать. Кто? Я знаю всех.
— Мужчина по фамилии Майзель. И его жена. Майзель вроде бы был инженером.
— Вы из кредитного бюро?
Я покачал головой.
— Коп?
Опять покачал.
— Извините, я в некотором роде репортер.
— Не с телевидения? — в ее голосе слышалось разочарование.
— Нет. Я работаю у Френка Сайза.
Как обычно, зазвучали фанфары, под грохот барабанов опустился подъемный мост. Так случалось практически всегда при упоминании имени Френка Сайза людям, которые только и мечтали, чтобы на них обратили внимание. А таких было более чем достаточно. Они не просто отвечали на ваши вопросы, они стремились выплеснуть на вас все, что знали. Часто я слышал от них то, что они не говорили никому, из-за стыда или страха. Но стыд и страх отставлялись в сторону, когда появлялся шанс увидеть свою фамилию на газетной странице или свое лицо на экране телевизора. Иной раз мне кажется, что я знаю причину их откровенности: они хватались за последнюю возможность обессмертить себя. Но полной уверенности у меня нет.
— Меня зовут Фоуб Мэйс, — представилась женщина с оранжевыми волосами.
— Я Декатар Лукас.
— А почему вы не записали?
— Что?
— Мои имя и фамилию.
Им нравилось, когда что-то черкали в блокноте. Возможно, это время они использовали для того, чтобы придумать новые подробности к своему рассказу.
— Мы уже ничего не записываем. Это устаревший метод.
— Но нельзя же полагаться только на память? — воскликнула она. — Если я что-то не запишу, то обязательно забуду.
— У меня в кармане портативный магнитофон, — ответил я. Отдернул рукав и на мгновение показал ей часы. — Эти часы на самом деле высокочастотный микрофон с направленными датчиками. Вы знаете, такими пользуются астронавты.
Она кивнула.
— Я слышала о них. По телевизору.
Разумеется, слышала, подумал я. Не знаю, с чего я решил солгать ей. Может, потому, что она очень уж скучала. А так я давал ей пищу для разговоров на целую неделю. Если ей было с кем поговорить.
— Так вернемся к Майзелю. Он работал здесь в пятьдесят шестом или пятьдесят седьмом?
— Возможно. А что он натворил?
— Понятия не имею. Может, он уже и умер.
Она фыркнула.
— Наверное, от пьянства.
— Так он работал здесь инженером.
— Инженером! — пренебрежительно воскликнула она. — Он был чертежником, да и то четыре недели. Мистер Коллинсон лично уволил его. Аккурат перед тем, как серьезно заболел.
Я кивнул.
— А жена Майзеля? Она тоже здесь работала?
Вновь она фыркнула.
— Какая жена? Билли Майзель никогда не женился. Каждую ночь он где-то шлялся, а когда утром заявлялся на работу, пахло от него, как от бутылки джина. И рассказывал столь невероятные истории, что слушатели не могли сдержать смеха. Чувствовалось, что такой образ жизни ему по душе.
— Когда он здесь работал?
— С пятнадцатого мая пятьдесят шестого года по пятнадцатое июня того же года.
— Как вы смогли это запомнить?
Правой рукой она поправила оранжевую кудряшку.
— Билли Майзель из тех, кто запоминается на всю жизнь, — и она улыбнулась.
— Вы — мисс Мэйс, не так ли?
— Совершенно верно. Мисс Мэйс. Не миссис Мэйс.
— Говорите, он много пил?
— Тогда все много пили. Но Билли пил больше других. Любил повеселиться.
— Он был хорошим чертежником?
— Во второй половине дня. Тогда он чертил быстро и точно. Утром привлекать его к работе не имело смысла.
— А как вы относитесь к потреблению спиртного?
Ее выщипанные брови взлетели вверх. Темно-каштановые.
— Вообще?
— В частности. Я имею в виду бутылку «Джи и Би», что лежит у меня в кармане.
— Рядом с портативным магнитофоном?
Я улыбнулся.
— Именно так.
— Подождите, я достану стаканы.
Из ящика стола она достала два зеленых пластмассовых стаканчика и поставила их передо мной. В каждый я щедро плеснул виски.
— Как насчет минеральной воды? — спросила она.
— Не откажусь.
Она достала из холодильника большую бутылку, добавила воды. Протянула мне один стакан, подняла второй.
— За старых женщин.
— Вы не такая уж старая.
Она выпила виски и взбила волосы.
— Стараюсь.
Я снова улыбнулся.
— У вас есть дружок.
Она покраснела.
— Есть тут один старичок, что ухаживает за мной. Одной ногой в могиле, но все еще бодрится. Ездит на внедорожнике. Разумеется, у него есть другой автомобиль, но ему нравится приезжать за мной на этой ревущей колымаге.
— По-моему, забавно.
— Насчет забавы не знаю, но все лучше, чем шафлборд.[7] Вы когда-нибудь их видели?
— Кого?
— Наших пожилых горожан, что сидят в парке Макартура, дожидаясь, пока за ними придет смерть. По крайней мере, Фред не такой.
— Фред — ваш дружок, так?
Она кивнула.
— Знаете, где он сегодня?
Я покачал головой.
— Учится летать. Разумеется, ему не разрешают подниматься в одиночку, но ему нравится летать с инструктором и делать все, что заблагорассудится.
— Знаете что?
— Что? — переспросила она.
— Готов поспорить, я знаю, почему вы запомнили Билли Майзеля.
— Почему?
— Готов спорить, он приударил за вами. Возможно, поэтому его и уволили. Вашему боссу это не понравилось. Я имею в виду мистера Коллинсона.
Ее лицо смягчилось. Возможно, сказалось выпитое виски, возможно, нахлынули воспоминания.
— Я была слишком стара для Билли.
— Это невероятно. Тогда вам не могло быть больше тридцати двух, от силы тридцати трех, — я сбросил восемь или девять лет с ее возможного возраста.
— Мне было тридцать восемь, — она скостила себе всего два года. — А ему только тридцать. Заводной парень. Совершенно неуправляемый.
— И что с ним сталось?
Она пожала плечами.
— Что с такими случается? Полагаю, они стареют, но не сдаются. Теперь ему сорок шесть, так? — она покачала головой. — Я не могу представить себе Билли в сорок шесть лет.
— Он не женился?
— Только не он. Молоко так дешево. Вы знаете эту присказку?
— Зачем покупать корову?
Она кивнула.
— Зачем покупать корову, если молоко так дешево. Он частенько ее повторял.
— Он не говорил про родственников? Брата или сестру?
— Брат у него был. Френки. На год или два старше. Однажды он зашел сюда, чтобы занять у Билли двадцатку. У Билли денег не было, поэтому он занял двадцатку у меня и отдал брату. Назад я ее не получила. Собственно, и не ждала, что он отдаст долг.
— А чем занимался Френки?
— Музицировал. Играл на рояле. Немного пел. Вам такие встречались. Симпатичный, с вьющимися волосами, обаятельной улыбкой. Уютная гостиная, полумрак, он играет «Звездную пыль» старушкам, что осиливают уже четвертый «мартини», старушки хотят пригласить его к себе, но выясняется, что он уже приглашен. Барменом. Есть еще виски в вашей бутылке?
— Сколько угодно.
Она протянула свой стаканчик и я наполовину наполнил его шотландским. Себе я налил поменьше. Она налила в оба воды. Глаза у нее заблестели.
— Билли не попал в передрягу?
Я покачал головой.
— Нет. Думаю, что нет.
— Тогда почему Френк Сайз интересуется им?
— Это длинная история, мисс Мэйс. По правде говоря я ищу тех, кто знал маленькую девочку, которую звали Конни Майзель. А может, Констанс. В пятьдесят шестом ей было лет десять. Я подумал, что Билли был ее отцом.
Фоуб Мэйс улыбнулась и покачала головой.
— Это невозможно. И Френки не мог быть ее папашкой.
— Почему?
— В середине пятидесятых мы жили как в каменном веке. Противозачаточных таблеток еще не было. А Френки и Билли пользовались особым успехом у женщин благодаря одной особенности их организма.
— Какой именно?
— Когда одному было тринадцать, а второму пятнадцать, они переболели «свинкой».[8]
Фоуб Мэйс хотела, чтобы я дождался Фредди, ее дружка, который мог с минуты на минуту вернуться после летного урока, но я сказал, что у меня назначена встреча, которую я не могу отменить.
— Если найдете его, передайте ему привет, хорошо? — попросила она.
— Билли Майзелю?
— Вот-вот. Билли.
— Хотите, чтобы я предложил ему заглянуть к вам, если мы встретимся?
Она задумалась.
— Ему уже под пятьдесят?
— Похоже на то.
Она покачала головой.
— Наверное, он уже лысый. И толстый.
— Возможно, и нет.
— Передайте ему привет. И все. Только привет.
— Фоуб передает вам привет.
Она улыбнулась, как мне показалось, грустно.
