усохший с годами человеческий мозг.
— Питер был добр к тебе. Никто бы не взялся воспитывать и содержать чужого ребенка…
— Почему вы скрывали от меня правду?
— А зачем тебе она была нужна? Чтобы ты отвергал его? Чтобы сбегал из дома? Стал хулиганом и попал в какую-нибудь секту?
— Зачем мне сбегать из дома, если он, по твоим словам, был добр ко мне? — процедил Дик.
— Да потому что, — огрызнулась мать. — Ты мальчик у нас ранимый и впечатлительный. Кто ж знал, чего от тебя ждать…
Дик устало поморщился.
— Кто настоящий отец? Я могу его увидеть?
Мать медлила с ответом. Усеянные глубокими морщинами глазки пристально изучали Дика, будто видели его впервые.
— Ты так похож на него, к моему несчастью. Мы пытались с Питером воспитать в тебе порядочного, успешного мужчину, но кровь берет свое. Ты отшельник, предпочитаешь жить один. Никого у тебя нет. Такой же скрытный. Бестолковый. Мелочный. Противный.
— Как же тогда вышло, что ты с ним связалась? — сдержанно спросил Дик.
— Тебя вообще не должно касаться, как я с ним связалась, — воскликнула она. — Я не должна перед тобой отчитываться. Я твоя мать, понятно?
— Как его звать?
— Кевин, — Долорес произнесла его имя так, будто это было ругательное слово. Крылья ее носа гневно раздулись. — Боттом.
— Кевин… — эхом отозвался Дик. — Как мне с ним связаться?
— Без понятия, — огрызнулась мать. — Не знаю даже, жив ли он. Мне все равно, я не поддерживаю с ним контакта с тех пор, как он нас бросил. Тебе исполнилось тогда два года.
— Почему он нас бросил?
— Ну что значит почему?! Представь себе, он сидел в доме моих родителей, на моей шее, и пока я, мать с грудным ребенком, бегала официанткой, он занимался всякой ерундой. То поделки из дерева мастерил и пытался продать, то какие-то абсурдные бизнес-планы строил… Не хотел взрослый мужик работать! Это же удел дураков, правда?
— Так значит, не он бросил, а ты его выгнала?
— Не поняла, — повысила голос мать. — По-твоему, я должна была с ним остаться и сидеть впроголодь?
— Нет, но ты сказа… Неважно, — понуро отмахнулся Дик. Он чувствовал себя странно опустошенным. Не было сил сопротивляться, спорить. Что-то доказывать. Не было и эмоций. — Неужели он больше не давал о себе знать? Ни разу не интересовался мной?
— Ага, как же, — Долорес издевательски кивнула, — хотя… Как-то раз он все же соизволил позвонить. Это было по случаю юбилейного десятилетия Леона. Он это как-то прознал и поздравил меня. Я уже было удивилась, что ему еще есть до меня дело, как он торжественно заявил, что написал книгу, и я могу ее приобрести в нескольких книжных маркетах. Даже пообещал оставить мне автограф на экземпляре.
У Дика медленно расширялись глаза.
— А название книги ты не помнишь?
— Он имени то не помнит, которое тебе дал, — вспыхнула мать. — Какое мне было дело до его чертовой книги? Он позвонил, чтобы разрекламировать ее, понимаешь? Так ничего и не спросил про тебя, будто тебя нет!..
Дик уперся в колени и тяжело поднялся со стула. Желудок неожиданно отозвался такой болью, что у него слегка закружилась голова.
— Ты куда?
— Я хочу побыть один…
— Как и всегда, — Долорес схватила с тумбочки стакан воды и судорожными глотками осушила его. — Надеюсь, тебе хватит ума не предъявлять ничего отцу?
— Кевину?
— Отец у тебя только один, — мать сердито поджала губы. — Тот, что тебя вырастил.
— Даже если я и решусь с ним поговорить, — зубы Дика непроизвольно скрежетнули, — то в этом разговоре слов не будет…
— Дик!
Он захлопнул за собой дверь в палату.
— Дик! Не смей! Слышишь? Дик!..
* * *
— Добротное, должно быть, фэнтези у него вышло, — прикинул Чип, устало откинув голову на кресло. Дик и сам утомился, пересказывая и заново переживая пренеприятный разговор с матерью.
— С чего взял, что именно фэнтези?
— Самое прекрасное в мире сотворено нарциссами. Самое интересное — шизоидами. А самое доброе и сказочное теми, кто от быта житейского предпочитает голову прятать в песок. Уж не знаю, как еще бы я на его месте уживался с женушкой, подобной твоей матери, ты уж прости…
— Ты еще будешь его оправдывать? — нахмурился Дик.
— Оправдывать — это первое, чем в совершенстве должен овладеть любой великий писатель, — хохотнул толстяк. — Если твой отец не нашел слов, чтобы усидеть в доме твоей матери и дальше, значит, вряд ли мы его найдем в списках литературных легенд. Но мы поищем…
— Кевин Боттом, — напомнил Дик.
Синие глазки кропотливо обшаривали экран. Жирный палец кружил на сенсорной панели, словно фигурист на льду. Но к разочарованию Дика, это не прекращалось. Чип никогда не заставлял себя так долго ждать, он всегда избирал единственно верный и короткий путь к цели. И если они до сих пор не у цели, значит, ее попросту не существовало.
— Наверное, он, как и большинство в наше время, издался за свой счет, — предположил Дик. — Будет иронично, если через Большой Дом Куэй.
Тогда я мог бы ему от лица компании перезвонить. Доброго времени суток, отец. Не желаете, чтобы я нарисовал обложку к вашей книге?
— Не знаю, но в библиографической базе данных имени такого нет.
— Да и черт с ним, — сказал Дик, — я больше задаюсь вопросом, как быть с Питером…
— Убить его, чего ж еще, — удивился Чип. — Я ведь правильно понял, исходя из твоих слов, что он пришел в ваш дом из ниоткуда? Растрогал Долорес готовностью тебя усыновить? Но по итогу унижал тебя за ее спиной, и тихо ненавидел в ее присутствии? Вынудил тебя покинуть дом, на который у тебя прав больше, чем у него? Обрек на скитания, неблагополучие и неуверенность в себе? Превратил в параноика, что паталогически не доверяет словам даже близкого человека? Оправдал свое непоправимое влияние на твою психику твоей же дурной кровью, и сам же в это по итогу поверил? Настроил против тебя родную мать? Все верно?
