— Ну что, Куценко, опять? Давно ль у вас права забирали? Нет. Придётся опять забрать.
Водитель джипа всё ещё держал бедного Куценко за воротник.
— Он у моего тягача дверцу отодрал… — мямлил Куценко.
— Вы не ранены? — спросил лейтенант Воробьёв у водителя джипа. — Я могу вызвать травматологию.
— Этого идиота в психушку надо, а не в травматологию! — пискнул Куценко.
— Нет, спасибо, — ответил водитель джипа лейтенанту, проигнорировав выпад Куценко.
Потом он взглянул на часы.
— Чёрт! Я аэропорт опаздываю! — водитель джипа швырнул Куценко на асфальт. — У тебя есть страховка. Пришлёшь мне компенсацию на этот счёт, — он бросил в Куценко визитную карточку. — Вопросы есть?
Куценко пробурчал что-то невразумительное, типа: «Бы-ы».
— Вопросов нет, — заключил водитель джипа и направился к тому такси, где ехала Дарья, потому что оно стояло в нескольких метрах от места аварии.
— В аэропорт? — осведомился он, заглянув в машину.
Таксист кивнул. Человек уселся рядом с Дарьей и протянул водителю несколько евробанкнот.
— Плачу сверху, что бы с ветерком! Вопросы есть?
Водитель взял деньги, запрятал во внутренний карман и свернул в проулок, объезжая вставшую посреди дороги фуру «КаМАЗа».
— Вопросов нет, — незнакомец довольно откинулся на спинку кресла, абсолютно не замечая Дарьи.
Так и проехали они, молча до самого аэропорта. Дарьин попутчик, который так и остался незнакомым, опять глянул на свои золотые часы. Сунув водителю ещё несколько евробанкнот, он растворился в толпе и исчез навсегда.
— Сколько я вам должна? — спросила Дарья.
— Н-не сколько… — выдавил таксист, пересчитывая евробанкноты. — Этот безумец меня до конца жизни обеспечил…
Дарья вылезла из такси. Три часа. Она успеет пройти все контроли, и ещё покушать! Дарья не спеша, пошла к зданию аэропорта.
Пётр Иванович и сонный Сидоров приехали в аэропорт вслед за Дарьей. Петру Ивановичу тоже пришлось объезжать фуру задворками. Они вбежали в здание аэропорта.
— Рейс номер четыреста сорок четыре, Донецк — Париж, задержан на два часа по техническим причинам, — сообщил громкоговоритель.
По толпе ожидающих пробежал ропот недовольства. Кто-то ругнулся. Милиционеры пошли наверх, в комнату диспетчера.
— Капитан Серёгин, — представился Пётр Иванович, показав удостоверение. — Вызовите, пожалуйста, Максимову Дарью Дмитриевну.
— Хорошо, — сказала женщина — диспетчер и заговорила в микрофон:
— Максимова Дарья Дмитриевна, подойдите, пожалуйста, в комнату диспетчеров. Второй этаж, кабинет триста три. Повторяю…
Дарья слегка испугалась, когда услышала своё имя. Она сидела в буфете и кушала пирожное со взбитыми сливками, наплевав на фигуру. С тех пор, как у неё начались проблемы с родителями Дениса, Дарья приобрела пагубную привычку заедать горести сладким. Она уже основательно подпортила идеальную талию, набрав почти двадцать килограммов…
Делать нечего. Дарья встала и пошла к диспетчеру. Когда она узнала, что пришла милиция, у неё началась истерика. Дарья кричала, рыдала, отбивалась. Петру Ивановичу и Сидорову насилу удалось вывести её на улицу и усадить в служебную «Самару».
Когда приехали в райотдел, Дарья немного успокоилась. Не бесилась так сильно. Только тихо всхлипывала, что ей не дают улететь. Пётр Иванович с трудом уговорил её рассказать о том, что она видела на дне рождения Михаила Андреевича.
— Я видела, как с парковки уехала машина, — проговорила Дарья. — Это были красные старые «Жигули». Я видела человека, который в них садился… Он такой, худенький, светлый…
— Вы сможете описать его художнику, что бы составить фоторобот? — спросил Серёгин.
Дарья кивнула. Сидоров посмотрел на часы. Художник придёт только через четыре часа, не раньше…
— Ждать некогда, — сказал Пётр Иванович. — Звони ему и гони сюда. После того, как Дарья дала показания, за ней могут начать охоту, как за Эвелиной Кораблинской. Ей надо успеть на самолёт.
Художник Игорь Птичко по прозвищу Карандаш, прошествовал в свой кабинет, как лунатик, вытянув руки перед собой. Он пытался что-то сказать Петру Ивановичу, но вместо слов вырвался только зевок. Сидоров принёс ему чашку кофе. Выпив его, Карандаш взбодрился. Неудивительно, ведь Сидоров растворил аж четыре полных ложки кофе в обычной металлической кружке.
Карандаш подключил свой компьютер. Дарья начала описывать ему того, кто уехал на красных «Жигулях». С фотороботом возились почти, что целый час. Дарья всё критиковала: то нос не похож, то рот не такой, то глаза маловаты… Наконец, получился, по мнению Дарьи, похожий портрет. Карандаш распечатал его и… тут же захрапел, прямо на стуле.
Серёгин посмотрел на фоторобот. Личико почти что, девичье. Аккуратненький носик, большие светлые глаза… Такому бы в модели, а не в киллеры… Потом на фоторобот посмотрел Сидоров.
— Я его знаю! — выкрикнул сержант, выхватив портрет из рук Серёгина. — Это он. Из-за него меня понизили в звании.
— Да ты что? — удивился Пётр Иванович.
— Да, — подтвердил сержант. — Я его упустил, когда в Ворошиловке работал. Это — Николай Светленко по кличке Интермеццо (1)…
— Что-что? — перебил Пётр Иванович. — По какой кличке?
— Интермеццо, — повторил Сидоров. — Это какой-то музыкальный термин… Светленко оперы любит, поэтому так обозвали. Я его выслеживал, почти что, год. А он меня Пончиком за глаза обзывал, потому что я толстый был… А потом, когда пришло время его хватать — я дал, в натуре, маху — вылупился на футбол. А он улизнул от меня… Вот только он не киллер. Он — вор. Музеи обворовывал.
— Санька! — Пётр Иванович аж подпрыгнул от радости. — Ты — гений! Ты продвинул наше дело, как говорится, на сто лет вперёд! Звони к себе в Ворошиловский, поднимай дело Светленко.
— Это Дарья помогла, — сказал Сидоров. — А вот Ворошиловский ещё не работает: только половина пятого утра…
— Надо Дарью везти в аэропорт. А когда вернёмся — обязательно позвонишь в Ворошиловский.
Комментарий к Глава 20. Явление "Жигулей".
(1)Интермеццо (итал. Intermezzo) — промежуточная часть музыкального произведения, играемая между основными частями.
Глава 21. Николай Светленко — король воров
Этой ночью Николай Светленко спал плохо. Ему снился довольно неприятный сон. Он видел себя на кухне — на аккуратной, чистой еврокухне. Коля сидел в белой суповой кастрюле, украшенной красивыми цветочками. Вокруг него бурлила и пузырилась вода. Пузыри с шумом лопались, выпуская вверх клубы белого пара. В воде плавали гигантские нашинкованные овощи. Потом Коля увидел повара в безупречном халате и в высоком колпаке. Повар подошёл к его кастрюле и запустил туда огромную ложку. Зачерпнув немного юшки, кулинар подул на неё и отправил в рот.
— Très bien (требьен) (1)! — пропел он по-французски, смакуя своё кушанье.
Потом повар пригляделся и заметил Колю. Поглазел на него хитро так, с прищуром. И расплылся в улыбке.
— Ты — в супе! — изрёк повар тоном, не терпящим возражения.
По-милицейски взяв под козырёк, он схватил с кухонного стола пучок зелёного лука, и принялся крошить его прямо на голову Коли. Коля махал руками, безуспешно пытаясь отбросить сыплющийся на него горький лук в сторону. Повар страшно захохотал, снова взял ложку и начал мешать ею суп. Образовавшийся водоворот мгновенно засосал Николая, и он очутился на дне кастрюли. Коля пытался всплыть, грёб изо всех сил, но ничего не мог поделать. Кусок морковки задел беднягу по голове, и он понял, что сейчас захлебнётся…
Проснулся Коля в холодном поту, с одышкой. В первые секунды он не мог понять, где находится, и искал глазами повара и суп. Но потом потихоньку пришёл в себя, отдышался и понял, что находится дома в кровати. Коля сел, свесив на пол босые ноги. Ужасно!
Коля Светленко закончил ПТУ по специальности «слесарь — универсал». Но эта специальность ничего хорошего ему не дала, кроме умения мастерски взламывать замки и отключать сигнализацию. Ещё Коля с детства посещал секции каратэ и кикбоксинга. Он был мастером спорта по обоим видам, отлично умел драться, а главное — не боялся никаких противников: хоть Геракла выставляй — победит! С таким «багажом знаний» Коля очень быстро добился успеха: из простых домушников перешёл в грабители музеев. Украденное продавал с подпольных аукционов мафиозным «королям». Кличку «Интермеццо» он «заработал» за то, что очень любил классическую музыку. Музыкального образования Коля не имел, однако ему от рождения был дан абсолютный слух. Коля никогда не упускал возможности посетить оперу. Особенно, Венскую. Он, кстати, её тоже обворовал после концерта Монсеррат Кабалье. На своём коротком веку в двадцать три года Коля уже успел обчистить Третьяковскую галерею, Эрмитаж, Лувр, Тауэр… Только вот в Дрезденской галерее его настиг невиданный противник — сыщик Генрих Артерран — немец по происхождению (у него, кажется, титул ещё какой-то был), американец по паспорту, компьютер — по сути. Он Колю, буквально, за руку схватил, отловил с поличным, прямо с украденными картинами! Коле удалось сбежать только случайно, когда водитель автомобиля, в котором его везли в суд, заснул за рулём и врезался в столб. Коля после такого жуткого фиаско убежал назад, в свой родной Донецк. И затаился. Самолюбие было уязвлено, ведь Коля считал, что он — гений от воровства, а тут — ищейка какая-то ухватила… Он думал, что в Донецке спасётся от этого «фашиста», как он про себя его окрестил. Но не тут-то было. Генрих Артерран снова отловил его с поличным. Поэтому Коля и был «в супе»…
