После паузы женщина заговорила вновь:
– К тому времени начали подходить другие прихожане. Появился преподобный. Однако никто не мог сказать, что знает юношу. Мы спросили у него имя, он ответил, что не помнит. Спросили, откуда он пришел, но мальчик не знал и этого. По дырам на одежде и едва зажившим ожогам на руках мы решили, что с ним случилось нечто ужасное и он находится в шоке. Преподобный хотел увести его к себе домой и накормить, но юноша возразил: "Эти люди ждут начала службы".
Миссис Гарнер посмотрела на меня и вздохнула.
– Понимаю, звучит слишком красиво, чтобы быть правдой. Но вас там не было. Все, кто пришел в то утро в церковь, были так озабочены судьбой юноши, так тронуты его словами, что почувствовали проявление Божьего промысла среди нас. Мы ввели его во храм. Я села рядом и вручила ему Библию, но юноша не стал открывать ее. Я решила, что он слишком слаб, чтобы молиться. Вообразите мое удивление, когда все прихожане стали громко читать Писание, а юноша принялся декламировать его наизусть! Помню, что преподобный говорил в своей проповеди о сострадании к несчастным. Он сделал паузу и посмотрел прямо на юношу. Потом все говорили, что это самая трогательная проповедь за долгое время и мы давно не слышали такой. Преподобный забрал юношу домой. Он попросил меня и еще двоих прихожан о помощи. Мы приготовили большое угощение. Собрали для несчастного чистую одежду. Он все делал медленно, словно во сне.
Женщина снова умолкла. Я терпеливо ждал.
– Всех мучил вопрос: кто же он? Что пережил? Откуда пришел? Доктор осмотрел юношу, расспросил, но тот так ничего и не вспомнил. Начальник полиции тоже ничего не добился и запросил полицию штата, не известно ли им о пропавшем юноше, под описание которого может подойти наш подопечный, но там тоже ничего не знали.
Естественно, подумал я. Логанвилль в Огайо, а пожар произошел в Индиане. Полиция Огайо, вероятно, решила, что прибытие юноши в Логанвилль – недостаточно серьезное событие для того, чтобы затевать расследование за пределами штата. Даже если бы они его начали, усилия полиции Индианы могли оказаться бессмысленными – пожар был чисто местным происшествием, а полиция штата такими мелкими делами не занимается.
– Многие прихожане предлагали юноше жить в их доме, – продолжала миссис Гарнер. – Но преподобный решил: раз я его нашла, то имею право заботиться о нем, если пожелаю. Мой муж был чудесным человеком. За пять лет до того мы потеряли сына. Он умер от рака, – женщина как-то странно всхлипнула, – наш единственный ребенок. Если бы Джошуа был жив, то был бы примерно того же возраста, что и юноша, найденный мною на пороге церкви. Я не переставала твердить себе, что Бог послал нам его не просто так, а...
Миссис Гарнер умолкла, не в силах произнести следующего слова.
– В качестве замены?
Она кивнула. В ее глазах стало еще больше печали.
– Вот еще одна причина, по которой я понесла наказание. Тщеславие. Якобы Господь выделил меня среди прочих, одарив особым благоволением... Но тогда я не смогла противиться мысли, что случилось нечто чудесное, что мне послан второй сын. Я рассказала мужу о своих чаяниях, и он моментально согласился. Если я хочу, чтобы мальчик жил у нас, пока все не образуется, – что ж, прекрасно. Муж очень любил меня, и...
Ее голос дрогнул. Она слегка повернула кресло и теперь смотрела мне прямо в глаза.
– Юноша стал жить в нашем доме, а власти тем временем пытались установить его личность. Он страшно исхудал. Мне пришлось много дней посвятить стряпне, чтобы несчастный мальчик поправился. Выпечка, жареные цыплята, яблочные пироги... Ожоги зажили, но в раны на ногах и руках попала инфекция, и их приходилось перевязывать, часто меняя бинты и накладывая мазь. Мне было нетрудно это делать – ведь это походило на заботу об утраченном некогда сыне. Я ухаживала за ним с удовольствием. И не переставала думать о том, что же с ним случилось.
Миссис Гарнер судорожно вздохнула.
– Я оставляла книги и журналы на столике возле его постели, чтобы он мог развлечься. Некоторое время спустя заметила, что он к ним не притрагивается. Спросила, не принести ли других, если эти не нравятся, но он словно не услышал вопроса, и тут я поняла, что юноша не умеет читать.
Я присел на ограждение веранды.
– Но вы говорили, он наизусть цитировал Библию.
– Любой отрывок, который попросите.
– Тогда не понимаю...
– Я попросила его прочесть надпись на пачке кукурузных хлопьев. Предложила прочитать заголовок из газеты. Он не смог. Положила перед ним карандаш и бумагу. Он не сумел написать ни одного слова. Юноша был совершенно неграмотен. А что касается цитат из Библии, то существовало единственное объяснение: кто-то заучивал с ним Писание наизусть – со слуха, заставляя запоминать читаемые ему отрывки. Когда я поняла это, то содрогнулась. Что же ему довелось пережить?
– Это один из немногих вопросов, на которые я в состоянии ответить.
Ее взгляд стал острым.
– Вы знаете?
Жалея о том, что прервал ее, я кивнул.
– Его родители держали мальчика в заточении под землей.
– Что?!
– Насколько я понял, они считали, что он одержим дьяволом и единственный способ изгнать сатану – заполнить голову сына текстом Библии.
Миссис Гарнер потрясенно смотрела на меня.
– Но почему они не научили его читать и писать?
– Я пытаюсь найти объяснение. Возможно, они считали, что чтение и письмо – изобретения дьявола. Неправильные книги ведут к неправильным мыслям, и вот уже человек кругом в грехах. Единственная истинная книга – Библия, а самый верный способ гарантировать, что она так и останется для Лестера единственной книгой, – заучить ее с ним наизусть.
Миссис Гарнер опустила голову и стала массировать виски.
– Вам нехорошо? – спросил я.
– Что только люди не делают друг с другом... – с трудом произнесла она.
– Я рассказал, что Лестер сделал с моей семьей. А какое зло он причинил вам?
Повисло тяжелое молчание.
Женщина подняла голову и с невыразимой мукой в глазах посмотрела на меня.
– Я никогда не встречала столь вежливого юношу. Он все время предлагал помощь в работе по дому. И в то же время я в жизни не встречала такого несчастного человека. Иногда в дневное время он часами лежал в постели, уставившись в потолок. По вечерам долго не мог заснуть, если гасили ночник в его комнате. По ночам часто просыпался с криком: его мучили кошмары. Кажется, мальчику снился пожар, в котором он получил ожоги. Я приходила к нему в комнату, чтобы успокоить. Сидела рядом, держа за руку, гладила по голове, шептала, что он в безопасности, что здесь ему ничто не угрожает, что ему нечего больше бояться...
Она помолчала и снова потерла виски.
– Вы уверены, что чувствуете себя нормально? – забеспокоился я.
– Прошло столько лет. Почему воспоминания до сих пор причиняют такую боль?
– Я не хотел расстроить вас. Если вы желаете отдохнуть, я приду позже.
– Я никогда и ни с кем об этом не говорила. Никогда. Возможно, следовало рассказать. Скорее всего, я бы так не мучилась, появись возможность все рассказать и объяснить...
– Вы хотите что-то объяснить мне?
Она долго смотрела мне в глаза. Лицо ее было искажено страданием.
– Незнакомцу... Да. Человеку, с которым мне больше не придется встретиться. Чье мнение я никогда не услышу.
– Я не собираюсь высказывать свое мнение, миссис Гарнер. Все, что мне нужно, – вернуть жену и сына. Вы знаете что-нибудь, что может помочь мне?
Она отвела взгляд.
– Однажды ночью он поцеловал меня в щеку. На следующую ночь, после очередного его кошмара, после того как я обнимала его и успокаивала, он сделал это снова. Или попытался сделать. Юноша слегка коснулся моих губ, словно хотел поцеловать в щеку, но промахнулся. Это был ужасный момент. Он сел в постели, а я немедленно встала. Я чувствовала себя неудобно, но твердила, что воображаю всякое, а мальчик не имел дурного умысла.
– Миссис Гарнер, вам не следует...
– Я должна. Мне необходимо от этого избавиться. Я так сильно хотела заботиться о юноше, что впала в заблуждение. Всякая близость подразумевает чистоту отношений. Как в случае его обучения чтению и письму. Ведь я была школьной учительницей. Это произошло в конце лета. Занятия в школе еще не начались. У меня было время, чтобы попробовать научить его. Я использовала Библию, потому что он уже знал слова. Мы сидели рядом за кухонным столом. Наши стулья стояли близко. Все было пристойно. Просто учительница и ученик, сидящие за столом и работающие вместе... но он, как сейчас понимаю, сидел гораздо ближе ко мне, чем требовалось. Потом он помогал мне готовить обед, и наши руки случайно соприкоснулись. Я не придала этому значения. Я никому не рассказывала об этом раньше, потому что боялась, что люди решат, будто я получала от происходящего какое-то... – она запнулась, – удовольствие... Но это неправда. Я знаю, что в мире много испорченных людей, мистер Дэннинг, но я хожу в церковь, боюсь Бога и, уверяю вас, не могу получать удовольствия от прикосновений подростка, на которого смотрю как на сына.
