— Ну, помню… — прошептал Чуйко.
— И я говорил вам, что он исчез?? — продолжал Кротов.
— Так ты же мне сказал, что он в Таджикию свою умотылял! — взвизгнул Чуйко. — Причём тут таджик??? Ты что, таджика в пол замуровал??? Бедная моя голова! — Чуйко пал на колени и обхватил голову обеими руками. — Господи, у меня бригадир — убийца! Я погиб, погиб…
Кротов прижался лопатками к стенке и желал провалиться сквозь землю, Чуйко рыдал. Недобежкин скрестил руки на груди и рявкнул:
— Молчать! Встаньте, Чуйко! Кротов, что случилось с таджиком??
Чуйко с огромным трудом водворился на ослабевшие от стресса ноги, а Кротов — отлип от стенки, сдвинул каску на затылок и промямлил:
— Таджик в подвале работал… Я сказал ему полы ошкурить, а он работал, и всё песни пел: «Уа-уа»… свои какие-то таджиковские… А потом — он вдруг заткнулся. Я понял, что что-то не так, спустился глянуть, а его в подвале уже не было… Я, честно, не знаю, что с ним случилось… Я Лучкова туда, в яму опускал с фонарём, а Лучков там таджика не нашёл, а сказал, что там внизу пещера… А потом — мы дыру закрыли… Всё…
— Точно, каверна! — обрадовался Ежонков. — И таджик туда упал! А его утащили… фашистские агенты!
И в этот «интересный» момент нервы Чуйко не выдержали, и он хлопнулся в глубокий обморок. А Кротов сел на пол.
— Ежонков, ты что натворил? — рассвирепел Недобежкин. — Какие агенты??
— Чёрт… — буркнул Ежонков.
Ежонков подбежал к бесчувственному Чуйко и начал звонко хлопать его по щекам, пытаясь выдернуть из обморока и вернуть к жизни. Чуйко слабо заворочался и жалобно застонал:
— Таджик… таджик…
— Чуйко! — это Недобежкин схватил Чуйко за плечи и насильно усадил, прислонив спиной к стене. — Сейчас мы ваш пол разберём.
— Но, зачем? — изумился Чуйко, весь белый от цементной пыли. — Неужели, вам так нужен этот таджик??
— Нам нужна каверна! — загадочно и жутко сообщил Ежонков. — Потому что именно в каверне у вас засели фашистские агенты!
Ежонков бы и дальше продолжил свои страшные сказки, но поймал на своей персоне испепеляющий взгляд милицейского начальника и прикрыл варежку.
— Ежонков, — проворчал Недобежкин, хмуря брови и топорща усы. — Ты тут скоро всех до инфаркта напугаешь… Ещё раз заикнёшься про фашистов — отправишься туда, откуда приплёлся, ферштейн? Ты у меня в отделении не работаешь, помни об этом!
— Больше не буду! — пискнул Ежонков и отполз подальше от Недобежкина.
Смирнянский тем временем не выпускал Кротова.
— Кротов, — сказал он бригадиру. — Разыщи-ка нам Лучкова.
— Да, да, — оживился Кротов, предвкушая возможность побега.
Но Смирнянский не пустил его в одиночку.
— Сидоров, проводи товарища! — ушлый бывший агент СБУ кивнул сержанту, который зачем-то ощупывал гладкие светло-серые стены.
— Есть, — ответил Сидоров и схватил Кротова под локоток, мол, никуда не убежишь.
Лучкова разыскивали недолго: не прошло и десяти минут, как Лучков, подгоняемый Кротовым, спустился в подвал. На вид Пётр Иванович дал бы Лучкову лет двадцать пять, может на год больше, или на год меньше. Лучков слегка сутулился, и к тому же — прикрывал лицо каской, в точности, как Кротов…
— Так, разбивайте цемент! — приказал Недобежкин, увидев, что Лучков обнаружен и приведен.
Прислонённый к стенке Чуйко горестно вздохнул, ведь цемент на полу его будущего спортзала лежал так хорошо, так ровненько… А как эти халтурщики положат его во второй раз — знает только Вельзевул…
Цемент на полу подвала разбивал отбойным молотком сам бригадир Кротов. Всё это время в подвале стоял жуткий грохот, поэтому пришлось натянуть на уши специальные наушники. В этих наушниках никто ничего не слышал, только гул, который, как казалось, прилетал издалека.
Кротов вдруг перестал долбить пол, поднял голову и пошевелил губами.
Смирнянский умел читать по губам. Он понял, что пытался сказать бригадир, и стащил с Недобежкина наушники.
— Он говорит, что пробил! — перевёл Смирнянский, пихнув Недобежкина в бок. — Вперёд!
— Да? — Недобежкин грузно поднялся со стула, который для него принёс Лучков, и приблизился к проделанной Кротовым дыре. Вслед за начальником туда же подтянулись Ежонков со Смирнянским и Пётр Иванович с Сидоровым. Дыра казалась чёрной, и над ней клубилась серая пыль. Сидоров всматривался сквозь эту пыль, ожидая увидеть Горящие Глаза, но почему-то так и не увидел в дыре ничего.
— Лезем! — постановил Недобежкин.
Они спустились вниз по верёвке, потому что другого пути не нашлось. Дыра оказалась слишком глубока для того, чтобы в неё спрыгнуть, а на дне было что-то неровное, из-за чего не становилась лестница. Недобежкин всегда возил с собой карманные фонари — привык уже к нелёгкой доле диггера. Да, не дыра, а настоящая каверна. Возможно, тут даже ездит «панцер-хетцер»: Пётр Иванович ощупывал фонариком стенки и убедился, что шириной эта «пещерка» с хорошую автомагистраль. Кроме того, с одной стороны она оказалась плотно завалена камнями, зато с другой — тянулась в необозримые тёмные дали. Недобежкин хотел взять с собой и Чуйко, однако тот оказался трусом из трусов — забился в угол и там рыдал, что он — банкрот. Даже Пётр Иванович — и тот не понял, чего же Чуйко боится больше: обанкротиться, или лезть под землю?
Недобежкин поступил так: взял под землю Кротова и Лучкова, а Смирнянского оставил в подвале — охранять Чуйко. А вдруг этот субъект, оставшись в подвале один, надумает сделать ноги от греха подальше? Тогда его никто никогда не найдёт. Пускай Смирнянский его покараулит — убежать от Смирнянского всё равно, что убежать от медведя-гризли…
Едва Сидорова коснулся промозглый пещерный холодок — сержант сразу же сообразил, что нужно соблюдать «правило Сидорова», иначе быть беде. Да, это одна из «пещер Тени», и к тому же, под завалами камней угадываются остатки добротных каменных ступенек, словно бы «милиционер Геннадий» спускался в подземелье с комфортом, будто князь. Пётр Иванович сфотографировал остатки лестницы и подумал, что обвал могли случайно вызвать рабочие, а может быть — «милиционер Геннадий» специально завалил вход в подземелье. Лучков и Кротов изумлённо озирались, идя по земляному полу в холодную тёмную даль, а Недобежкин попеременно подталкивал обоих в спину своим фонариком и приставал с вопросами:
— Так, вы об этом ничего не знали?
— Ну, нет же! — с Кротовым, наверное, скоро случится истерика. — Я же вам говорю, «Аладдин» этот провалился, а Лучков влез туда за ним, не нашёл, и сразу вылез! Лучков, скажи!
— Ну, да! — отозвался Лучков. — Я полез искать этого… «Аладдина», то есть, Зурабджана, ну, таджика. Мне Кротов сказал, что он только что провалился, и может быть, пострадал. Ну, я влез, а его нету. Я позвал его, а он молчит. Я подумал, что он башкой треснулся, посветил на пол, но и там его тоже не было, и я вылез. Я сказал Кротову, что Зурабджан пропал, а Кротов…
— Я сразу же организовал поиски! — перебил Кротов, хотя ни о каких поисках и не думал, а вместо этого погнал рабочих срочно замуровывать проклятую дырку. — Мы его искали-искали — не нашли. На мобильник ему звонили — не отвечает! — врал Кротов и не краснел. — Ну, вы же сами видите, что его здесь нет! — бригадир застопорился посреди дороги и широко развёл руками, показывая, что широкий подземный коридор пуст.
Пётр Иванович светил себе под ноги, и вдруг кое-что нашёл. Нет, коридор не совсем пуст: Серёгин нашёл кепку.
— Стойте! — крикнул он и осторожно, двумя пальцами, поднял находку за вымазанный землёю козырёк.
Все остановились, а Сидоров, который пялился по сторонам в поисках Горящих Глаз, с размаху налетел на спину Ежонкова.
— Э, старлей, поосторожнее! — прохныкал Ежонков, которого нечаянный удар Сидорова едва не сбил с ног.
— Прости, — буркнул сержант и подошёл к Серёгину, чтобы посмотреть, что он там такое отыскал.
Пётр Иванович освещал кепку своим фонариком, и Лучков её узнал:
— Это же Зурабджана шапка! — сказал он. — Зурабджан её всегда козырьком назад поворачивал, когда работал.
— Ага, — кивнул Недобежкин, протолкавшись к Серёгину. — Так, где мы её нашли? Наверное, мы около полусотни метров прошли от дыры. Серёгин, бери эту шапку, возьмём с неё пальчики. Да, и пробу земли тоже не мешало бы.
— Есть, — ответил Пётр Иванович, осторожно завернул кепку пропавшего таджика в носовой платок и положил к себе в карман.
Они искали следы. Любые: башмаков, колёс, крови, волочения… Следов не было. Дыра в подвале Чуйко осталась уже далеко позади, понятно, что пора поворачивать назад, ведь этот ход, как и многие другие, мог тянуться на километры. Недаром же эти «гогристые» ездят тут на вездеходах, а не ходят пешком! Но Недобежкин всё не хотел сдаваться и шёл вперёд, надеясь, что ещё немного, буквально два шага — и они что-нибудь найдут. Лучков и Кротов начинали ёжиться, потому что под землёй было холодно, Сидоров тоже чувствовал, как зябнет его спина… Не мёрз, наверное, один Ежонков: во-первых, он всё время ест, а во-вторых, у него жировая прослойка уже, как у моржа. К тому же, он идёт и, не замолкая, травит свои устрашающие байки про фашистских агентов. Лучков и Кротов, наверное, от страха дрожат, а не от холода!
