отдала ему ключи. К тому же там сейф, много-немного, но наличка всегда есть, лежат и документы.
Рассказывая о покойном, Надежда Романовна избегала слова «отец».
– И как вы поняли, что он водит туда проституток?
– Во-первых, почувствовала нутром. Возвращаясь в квартиру, время от времени ощущала на стенах и мебели тяжесть чужой, мерзкой грязи. Кидалась проветривать помещение, а сама уходила ужинать в ресторан с кем-то из знакомых или даже одна. Пару раз, видимо, когда торопился, он оставил улики: я нашла между матрасом и рейками кровати дешевую сережку, а за телевизором в гостиной пробку от шампанского.
– Почему вы так уверены, что это были именно проститутки? По видеофиксации камер наблюдения такое понять сложно.
– Консьерж внизу. Ему, то есть им, это два разных консьержа, тоже так показалось: знаете, повадки, манеры. От этих девиц всегда исходит что-то, что их сразу выдает. И вот еще: несмотря на боевой раскрас, им было не более двадцати…
Варвара Сергеевна видела, что теперь «генералка» готова разрыдаться от бессильной, переполнявшей ее ярости и от обиды, вероятно – за мать.
Смягчив голос, Самоварова спросила:
– Марта Андреевна знала?
– Нет.
– Почему вы не стали делиться с ней своими подозрениями?
– Щадила. Ей было с ним нелегко. Очень. Всегда. Да… и еще: в последний год это вдруг прекратилось.
Надежда Романовна встала с кресла:
– Вы не против, если я налью нам коньяку?
– Я на работе, а вы, если хотите, выпейте.
* * *
Осмотр кабинета Полякова, остальных комнат и подсобных помещений дома дал Самоваровой множество мелкой информации, которую необходимо было проанализировать.
В ящике стола она нашла ежедневник с короткими записями, на которые почему-то не обратили внимания представители следствия.
Напротив каждой субботы месяца (за исключением тех, что падали на длинные праздники) значилась пометка из цифр. В основном – плюс и следом пятизначная или четырехзначная цифра, реже – цифры со знаком минус, например: «-7000, +18000».
На последней странице были тщательно выписаны и закрашены синей ручкой четыре символа – четыре масти игральных карт.
Ни имен, ни фамилий, ни каких-либо слов в ежедневнике не было.
Пока Варвара Сергеевна осматривала кабинет, «генералка» ходила по второму этажу – как поняла Самоварова, разбиралась в шкафах, возможно, что-то искала в личных вещах отца или матери.
Варвара Сергеевна открыла в айфоне приложение «заметки» и сделала первую запись: «Игрок?»
Второй находкой была пачка цветных, уже использованных карандашей.
В отсутствие детей в доме и каких-либо рисунков в столе и на стенах эта находка также вызывала вопрос.
Она сделала вторую пометку.
В одном из верхних ящиков стола лежали чеки о всевозможных, преимущественно бытовых покупках. Чеки были аккуратно рассортированы по годам и даже месяцам и сколоты канцелярскими скрепками.
Там же нашлись договоры: с местной службой газа, с областным энергосбытом, с интернет-провайдером и мобильной сетью; страховка на дом, баню и ОСАГО на два автомобиля – джип марки «Форд», принадлежавший покойному генералу, и «Мазду» Марты Андреевны Поляковой.
В отдельной папке в прозрачные файлы были вставлены документы: ПТС на обе машины, свидетельство о браке от 11 августа 1982 года.
Надежда Романовна (как помнила Самоварова по справке, предоставленной Никитиным) родилась в начале августа того же года, из чего напрашивался вывод, что женился Поляков «по залету».
Она сделала третью пометку:
«Бывшие сослуживцы, соседи, друзья».
Закончив с осмотром кабинета, Варвара Сергеевна направилась в хозяйскую спальню.
Надежда Романовна сидела на большой двуспальной, застеленной бледно-сиреневым покрывалом кровати. Рядом с ней лежала стопка женских вещей.
– Материны. Возьму на память. Раньше не до этого было. Да и отца лишний раз видеть не хотелось, – резала она отрывистыми фразами воздух.
– Можно взглянуть?
– Пожалуйста, – генеральская дочь пожала плечами и с трудом, оттолкнувшись ладонями от кровати, встала.
На одной из двух тумбочек стояли иконы – Спаситель и целитель Пантелеймон – и лежал роман Рубиной.
Без всякого сомнения, левая сторона кровати принадлежала Марте; поверхность правой тумбочки, ближе к окну, была пуста.
На память о матери Надежда отобрала два длинных черных платья, одно из которых было расшито по вороту стеклярусом, на втором вышивка жемчугом шла по бретелям; красный, тонкой шерсти джемпер и шелковый черный халат.
Покойная явно не жалела средств на качественную одежду – когда «генералка» с опустевшим пузатым бокалом в руке вышла из комнаты за очередной порцией коньяка, Самоварова помяла в руке шелка отобранных дочерью нарядов.
В шкафу остались вещи попроще – джинсы, брюки, строгие рубашки и джемперы.
В удобной одежде анестезиолог, вероятно, ходила на работу.
Переодевалась там в белые брюки, халат и, тщательно заправив под шапочку короткие густые волосы, шла по длинному коридору, утыканному дверьми с холодными табличками фамилий спасать кому-то здоровье, а кому-то – жизнь.
Но дочь хотела запомнить ее такой, какой она была здесь, в этом странном аскетичном доме, – элегантной, нарядной и, судя по количеству разнообразных бокалов для шампанского и коктейльных креманок в шкафах на кухне, певучей, игристой и гостеприимной.
Картинка не только не складывалась, напротив – удивление и духота окрасили щеки Самоваровой девичьим румянцем – зачем?! Чай, давно не домострой на дворе. И люди, под камеры мобильных с удовольствием стягивающие с себя расшитые пайетками трусы, без зазрения совести предъявляющие свои грехи в постах и на ток-шоу, давно толерантны к разводам.
Яркая, самодостаточная, продолжавшая и на пенсии работать Марта и жмот (аккуратно собранные за несколько лет чеки), шизоид (страсть к порядку), истерик (крики генерала, долетавшие до соседей) и просто неприветливый, по словам Ласкиной, закрытый к людям человек.
Неужто терпела только из-за дочери?
Но дочь давно выросла…
– В доме есть сейф? – вынырнув из раздумий, обратилась Самоварова к вошедшей в комнату Надежде Романовне.
– Да, ваши уже осматривали. Он в цокольном этаже, где у отца подсобка.
Она говорила о покойном в настоящем времени.
И это, знала по опыту Самоварова, как минимум на несколько месяцев, а то и на год…
– Код знаете?
– Не знала, но ваши его открыли.
В просторном, метров в тридцать цоколе, царил ожидаемый порядок: по стенам располагались стеллажи со всевозможными инструментами и садовым инвентарем.
На одной из полок стройными рядами выстроились банки с вареньем и овощными заготовками.
Сейф, стоящий в углу – длинный и вытянутый металлический ящик, – был предназначен для хранения оружия. Дверь его была настежь открыта.
– Сотрудники следственного комитета при вас проводили обыск?
– Разумеется.
– Что забрали по описи?
– Вроде ничего… В сейфе хранилось охотничье ружье, из которого его, вероятно, и убили. Но ружья там не было.
– Патроны?
– Нет.
– Откуда про оружие знаете?
– Это очень старое ружье. Осталось от деда, он
