то, что делает его взрослым?
Постояльцы, которых мы встречаем по пути, испуганно смотрят нам вслед: это далеко не первый визит полиции за последние несколько дней. Неудивительно, что половина номеров сейчас пустует: в такой суматохе невозможно прилечь ни на минуту. Многие начинают догадываться, что полиция классифицирует дело Эмили как убийство, хотя, насколько мне известно, никто и не делал никаких официальных заявлений. Но, когда люди в форме только и занимаются тем, что носятся с уликами по месту преступления, нетрудно сложить в уме 2+2.
Администратор отводит нас в небольшую комнату охраны, напоминающую одну из тех, которых полно в полицейском участке. Если бы сюда можно было попасть, миновав коридоры, то я бы ни за что не догадалась, что по ту сторону голых стен скрывается настоящий бутик-отель. Правда, вместо хаоса из фотографий и вырезок на пробковой доске висит только лист с расписанием уборок. Но это, наверное, единственная вещь, выдающая это место. В остальном же обстановка точно такая же: те же мерцающие лампы, железные стулья, те же ряды мониторов, транслирующих видео с камер в режиме реального времени. Всего на мгновение мне кажется, что я снова стою между стеллажами, заваленными бумагой и рапортами, пока в соседней комнате верещит телефон. Полицейский участок чем-то похож на пчелиный улей, в котором круглые сутки кипит работа.
Администратор внезапно преграждает Николасу путь.
— Посторонним вход воспрещён.
— Это свидетель, — вмешиваюсь я. — Пожалуйста, позвольте ему войти.
— У него есть документы?
— Нет, но… я беру на себя полную ответственность.
Бросив на меня неодобрительный взгляд, администратор всё же впускает парня внутрь. Когда дверь позади них захлопывается, комната моментально погружается во мрак. Лишь две продолговатые лампы разгоняют темноту по углам. Администратор предлагает присесть, но я вежливо отказываюсь: кажется, что если я потрачу зря хоть секунду, то упущу нить расследования и не смогу сделать то, что негласно пообещала полиции — раскрыть дело Эмили и поймать убийцу.
— Нам нужны записи с камер из лифта четырёхдневной давности, — говорю я, прочистив горло.
— Из какого именно? — уточняет администратор.
— Из того, который идёт до ресторана.
Уткнувшись в монитор, администратор открывает папку за папкой, ритмично щёлкая мышкой. Всплывающие окна волнами накатывают на монитор, заслоняя онлайн-трансляцию из коридора, по которому мы только что шли. Как в ночь убийства охрана могла что-то упустить, когда весь отель у неё как на ладони? Что-то здесь не сходится. Пока компьютер неторопливо прогружает архивированные записи, я поворачиваюсь к Нику и говорю:
— Ты должен рассказать всё, что тебе известно. Но помни: любое слово может быть использовано против тебя.
Николас еле заметно кивает, не сводя глаз с монитора.
— Я хочу извиниться за то, что напал на вас в метро. Это было… поспешным и необдуманным решением. После того, как вы ходили с Майком в полицейский участок, он позвонил мне и признался, что наговорил лишнего. Тогда я думал, что пропал. Я знал, что если вы найдёте улики, то арестуете меня. Мне ничего не оставалось, кроме как… избавиться от улик… и от вас. Но сейчас я понимаю, что это была ошибка. Простите.
На его лице не дрогнул ни мускул. Я могу только догадываться, сколько смелости ему потребовалось, чтобы признаться в своём преступлении. Ясно одно: его у Николаса больше, чем у некоторых взрослых.
Я больше не пытаюсь отрицать, что мне его жаль. Глядя на Николаса, я едва представляю его в тюремной форме, не говоря уже о том, чтобы представить его сталкивающего кого-то с крыши. Мне даже с трудом верится, что это тот же парень, который из-за спины напал на меня в метро. Кажется, что между этими двумя лежит огромная пропасть.
— Ты же понимаешь, что нападение на сотрудника полиции не укрепит твоё алиби?
— Понимаю, — вздыхает он. — Но я не убивал Эмили. Вы должны мне поверить.
Как бы мне этого ни хотелось, я понимаю: так сказал бы любой на его месте.
— Что лишнего сказал Майк, что могло бы указывать на тебя?
— Он был уверен, что я влюблён в Эмили. Да любой решил бы, что я убил её из-за ревности.
— Вообще-то у меня и вправду была такая мысль.
— Вы считаете, что это возможно?
— Это… было бы глупо с моей стороны. Но как полицейский я не должна исключать ни один вариант развития событий.
Когда администратор щёлкает по нужной записи, на экране появляется пустая кабина лифта. В памяти всплывает воспоминания о жаркой ночи, проведённой в этих стенах вместе с Элом, и к лицу подкатывает краска. Сколько человек были свидетелями моей измены? На секунду мне даже кажется, что, когда раздвинутся двери, в кабине мелькнёт моё лицо. Но, когда администратор нажимает на «старт», вместо меня в лифт заходит Эмили Смит. Николас впивается взглядом в экран, как будто это может вернуть её к жизни. Она, наверное, и не догадывалась, что спустя несколько дней через эту камеру за каждым её движением будет наблюдать полиция.
— А вы не исключаете, что Эмили может быть жива?
— Я видела её труп, Николас. Она скончалась на месте от полученных травм.
— А что, если вы видели чужое тело?
— В каком смысле?
— Вы же не видели лица, верно?
— Это… оказалось невозможным. Но экспертиза подтвердила, что кровь, которую мы обнаружили в одном из номеров, принадлежит Эмили Смит. В этом не может быть сомнений.
— Но это не так. Она принадлежит Роуз Мартин, переодевшейся в Эмили Смит.
В этот момент в лифте появляется вторая девушка.
— Что… ты сказал?
— Я сказал, что кровь принадлежит Роуз Мартин, переодевшейся в Эмили Смит. Как и тело, которому присвоили чужое имя. Сами посмотрите.
На записи отчётливо видно, как неизвестная мне девушка прислоняет к лицу Эмили чёрную маску.
Каролина
Не может быть, чтобы полиция это упустила. В нашем участке работают настоящие ищейки, от которых не ускользнёт ни одна деталь. Но, как бы я ни старалась их защитить, запись на мониторе говорит об обратном. Эмили возвращается в ресторан сразу после того, как Роуз надевает на неё маску. Кажется, я не верю своим глазам.
Но это ещё ничего не доказывает. Если вместо Эмили погибла Роуз, где же тогда всё это время были её родители? Неужели они не пытались отыскать собственную дочь? В деле чётко прописано имя погибшей, да и показания очевидцев не пустишь на ветер. Оно не могло попасть туда по ошибке, только если…
Если кто-то из полиции этому не посодействовал.
Это могло бы объяснить и
