содержание алкоголя в крови жертвы, и следы полового акта, к которому Майки, как он сам сказал, не имеет никакого отношения. Её поведение с самого начала шло вразрез с типичным поведением Эмили, хотя Даррэл и пытался меня переубедить.
Даррэл. Ну, почему он меня не слушал, когда я указывала ему на всевозможные несостыковки? Ничего страшного, если он допустил эту ошибку случайно. Гораздо хуже, если он сделал это осознанно. Но тогда встаёт вопрос: зачем?
Пока записи с камер видеонаблюдения дублируются на мою флешку, я осторожно останавливаю запись на портативном диктофоне и, извинившись, выхожу из комнаты. Коридоры выглядят настолько одинаковыми, что, если бы я о них не знала, решила бы, что кто-то просто поставил здесь огромное зеркало. А ведь когда-то я обошла их все вдоль и поперёк… Я бы могла позвонить Элу прямо здесь, но не факт, что нас не подслушают. Паника в «Режиссёре» мне совсем ни к чему. Вот только с какой стороны мы пришли?
Теперь, когда у меня есть признание и новые сведения, я обязана передать это дело полиции. Хотя я и не знаю, как на это отреагируют в участке, замалчивание ни к чему хорошему не приведёт. Возможно, я подставлю Эла, но я не могу препятствовать правосудию.
Добравшись до лифтового холла, я решительно набираю номер своего участка, который успела выучить назубок, но палец предательски зависает над кнопкой вызова. Что подумает Эл, когда узнает об этом? Хотя какая разница? Наивно полагать, что когда-то всё будет как раньше. Если Эл усомнился во мне однажды, ничто не мешает ему сделать это снова. Более того, у него есть для этого повод. Пока я вижу в зеркале сержанта в отставке, он видит во мне любовницу. Наверное, он считает, что люди вроде меня переменчивы, словно ветер. Но разве ветер не создан для того, чтобы не стоять на месте? Я упала очень низко, но взлетела так высоко… и Эл должен знать, что это благодаря ему. Всё, чего я хотела, — это почувствовать себя любимой.
Может, это просто не моя роль?
Возможно. Но я не могу вонзить нож ему в спину, даже если он сделал со мной то же самое. Тысячи счастливых воспоминаний не стоят ни грамма мести, какой бы сладкой она ни была.
Я присаживаюсь на небольшой диванчик и достаю из кармана зажигалку. Прикурив сигарету, я делаю настолько длинную затяжку, что чувствую, как дым расползается по всему моему телу. Иногда мне тоже хочется раствориться в воздухе.
Самое правильное, что я могу сделать, — это указать Элу на его же ошибку и попросить передать сведения в участок. Если формально я не имею к делу никакого отношения, то зачем путаться под ногами? Кто знает, сколько человек помимо меня сейчас занимается делом Эмили и что им уже удалось найти? Набрав номер Эла, я тихо считаю гудки. Чем быстрее он поднимет трубку, тем быстрее я смогу выбросить это из головы. Но, когда гудки обрываются, меня переадресовывает на автоответчик.
Занят? Или специально меня игнорирует?
Вдруг, когда маленькая лампочка на потолке загорается красным, из динамиков системы оповещения раздаётся пронзительный писк. От испуга я роняю на пол почти истлевшую сигарету. Противопожарная система моментально обрызгивает холл водой, превращая алую ковровую дорожку в подобие большой лужи крови. Я хлопаю по карманам в надежде успеть перепрятать портативный диктофон, но, похоже, уже слишком поздно: его залило водой. Сунув его под мышку, я подскакиваю с диванчика и бегу в комнату охраны, стараясь не поскользнуться на мокром полу. И как я только забыла про вездесущие таблички «Не курить!»?
Торопливые шлепки Николаса раздаются на весь коридор чуть ли не громче сигнализации.
— Кто врубил сигнализацию?
— Понятия не имею. Идём скорее.
Я сую флешку в карман джинсов и хватаю Николаса под руку.
— Вы что, курили?! — возмущается он.
«Из тебя получился бы хороший детектив», — ворчу я.
— Куда мы?
— В участок. Ты должен повторить всё, что рассказал мне здесь.
— В участок?!
Он вырывается из моих рук и останавливается посреди коридора, словно перед ним выросла невидимая стена. Кажется, что он совсем не замечает холодной воды, брызжущей ему прямо в лицо. Постояльцы настороженно выглядывают на нас из номеров.
— Николас, мы не можем скрывать это вечно, — говорю я, стараясь перекричать сигнализацию.
— Но я… не могу. Уже слишком поздно.
— Тогда почему ты не сказал обо всём раньше?
Он тяжело сглатывает. Вода на его лбу смешивается с потом.
— Боялся, что меня арестуют.
— Я обязана передать новые сведения полиции. И я не могу ничего обещать. Если они захотят найти тебя, они сделают это и без моей помощи.
— Мне страшно, миссис Уилсон, — признаётся Ник.
«Ты даже не представляешь, как страшно мне».
— Идём, — я снова беру его под руку. — Прежде, чем я передам всё полиции, я хочу, чтобы ты мне кое-что показал.
— Что?
— Дом Роуз. Я должна поговорить с её родителями.
Каролина
Навигатор приводит меня в одну из отдалённых частей города, в которой я никогда не была. Бездомных здесь даже больше, чем на Скид Роу. Целые ряды палаток, словно нейлоновые змеи, расползаются по ухабистым дорогам. Огни ночного Лос-Анджелеса отсюда больше похожи на крошечных светлячков, рассекающих тьму. Наверное, если прищуриться, силуэт города станет настолько расплывчатым, что его будет легко спутать с миражом. Каково это — спать у красивой жизни под боком, но никогда не видеть её по-настоящему? От этой мысли — или от воя бродячих собак, я так и не поняла, — у меня мороз по коже. Затормозив на пустой парковке перед супермаркетом, я заглушаю мотор и выхожу на улицу. Дождевая вода почти размыла разметку на асфальте. На тусклый свет неоновых вывесок слетаются мотыльки. Знаю: не лучшее место для парковки, но, думаю, оставить машину здесь будет безопаснее, чем на обочине, хотя побитые камеры видеонаблюдения и не внушают доверия.
— Дальше пешком, — говорю я Николасу. Он молча соглашается.
Спустя ещё два бесполезных звонка Элу, я убираю смартфон и сосредотачиваюсь на дороге. Следуя за указателем на навигаторе, мы проходим примерно квартал, прежде чем оказываемся по нужному адресу. Только по выцветшему мху, покрывшему углы, угадываются очертания ветхого одноэтажного коттеджа, к которому нас привёл навигатор. Он кажется лишь блеклой тенью ухоженных соседских домов. И как дождь ещё не проломил потрескавшуюся черепичную крышу? Почтовый ящик ломится от пожелтевших писем, так и не попавшим в руки адресату. Кажется, их и некому было забирать. Хотя, если приглядеться, на подъездной
