именно поэтому я и пишу? Потому что это помогает держать голову над водой???
И всё же я затрудняюсь сказать, что меня пугает больше: жизнь или смерть. Когда перестаёт биться сердце — это однозначная точка. Но когда жизнь продолжается — это бесконечное многоточие… Меня настораживает, нет, пугает неизвестность, потому что, как правило, она не сулит ничего хорошего. В каком из этих многоточий всё пошло наперекосяк???? Если бы я документировала свою жизнь с самого начала, я бы с лёгкостью нашла нужный момент и беспощадно вычеркнула его из памяти.
Но всё смешалось в непроглядную тьму, как будто кто-то пролил чернила на рукописную книгу. Смерть мамы ощущалась как заход солнца перед полярной ночью. Я знала, что рано или поздно должен наступить рассвет, но в космосе словно стало на одну звезду меньше. Солнце погасло, а вместе с ним и жизнь в нашем маленьком Линкольне, Небраска. Родной дом наполнялся грозовыми тучами, и в узком кругу семьи становилось всё сложнее дышать. Папа уволился с работы и за несколько месяцев продавил на кресле вмятину глубже Марианской впадины. Он жадно пересматривал старые фильмы, как будто они могли заменить его реальность, и подолгу не выходил из дома. Диана в панике дёрнула с тонущего корабля в Калифорнию. Лучшие годы её жизни оказались омраченными смертью матери, и она пыталась очистить их всеми возможными способами. А я… я осталась ни с чем. Без поддержки в лице старшей сестры и без опоры в лице отца. Может, это и было то самое многоточие, которое я ищу????
Какой была мама? Такой же, как на своем портрете, который я нарисовала ей на Рождество две тысячи девятого? С красивым греческим профилем, блестящими глазами, мягкими, как трава, волосами, которым так и хотелось дорисовать ромашки? Я всё ещё чувствую её запах где-то на кончике носа, прямо как тогда, когда мне было пять. А может, она была совершенно другой, не знаю. Ведь не зря запах ромашек въедался в стены её комнаты последние несколько лет? К сожалению, я опишу могилу мамы лучше, чем её саму. Мои воспоминания постепенно стирались временем, пока не исчезли совсем.
Наверное, ей бы понравился наш новый дом в Калифорнии. Несмотря на то, что папа разобрал кирпичный камин, а крыша иногда протекает, от него даже ночью веет домашним теплом. Возможно, всё дело в беспощадном калифорнийском солнце, но это именно то, чего маме так не хватало в Небраске. Чувствовать тепло кончиками пальцев. Слушать океан. Верить в завтрашний день. С заходом солнца время как будто останавливается, и я могу ещё долго ворочаться в кровати, прежде чем уснуть. Именно поэтому я сразу заняла небольшую комнату в конце коридора, откуда ночью лучше всего видно луну. Мне нравится наблюдать, как она, словно капля молока, медленно плывёт к горизонту.
Семь долгих ночей в неделю я пялюсь в окно вместо того, чтобы спать. Усталость стоит в глазах песком, но я не могу отложить ручку. Когда я пишу о том, что меня гложет, мысли начинают обретать форму, как призраки, на которых накинули покрывало. Может, хотя бы так мне удасться их ухватить?? Ухватить хотя бы одно многоточие и попытаться изменить финал??
Даррэл
Линкольн, прошлым летом
Её платье настолько лёгкое, что даже летний ветер покажется ледяным. Ярко-красный подол едва ли доходит ей до колен. Разве в Калифорнии не бывает прохладно? Прогноз обещает осадки и сильный западный ветер примерно во второй половине дня. Наверное, можно найти что-нибудь потеплее.
Диана закатывает глаза и нехотя соглашается взять с собой кофту. Знаю-знаю, в свои сорок с небольшим я веду себя как старик, ну и что? Неужели я не могу немного поволноваться за собственную дочь? Тем более, когда она так далеко…
Она села на самолёт до Калифорнии в тот же день, когда окончила школу. Мы никогда не говорили об этом вслух, но знали, что скрывалось за этим поступком. Когда могила Агнес заросла мхом, это свело её с ума. Слишком трудно ходить по земле, под которой тлеют кости родной матери. Смерть — последняя вещь, которой должна быть обременена семнадцатилетняя девушка. Поэтому Диана и сделала то, что сделала. Она не бросила нас — она лишь посмотрела правде в глаза и послала её к чертям.
А что теперь? Пять лет пролетели словно год, и вот Диана уже хвастается своим свежим дипломом.
Когда я прикладываю палец к экрану, мне кажется, что мы становимся немного ближе. Как будто тысячи миль медленно сокращаются, и вот через каких-то пару дней я снова увижу её здесь, в Линкольне. Этот город по-настоящему опустел, когда Диана уехала учиться. Вообще-то он никогда и не был популярен у туристов, да и не все местные, особенно молодёжь, были рады здесь оставаться. Но без Дианы Линкольн перестал быть Линкольном — по крайней мере, в моих глазах. Он стал таким же городом, каких в Америке пруд пруди. Чистым. Грязным. Ярким. Тусклым. Каким угодно, но не таким, как прежде.
Родным.
— Кажется, что-то со связью, — тактично замечает Диана, и я убираю палец с маленького глазка камеры.
— Не обижайся на старика, — смеюсь я. — Я просто соскучился.
— Я тоже.
«По нам, но не по этому месту, где всё напоминает о смерти», — догадываюсь я. Диана никогда не хотела возвращаться, и хотя раньше я списывал это на максимализм, сейчас я верю ей всё больше. Линкольн — это про МОЁ детство, МОЮ любовь и МОЙ дом. Представить на его улицах Диану становится всё сложнее, хоть подсознательно я продолжаю надеяться, что она передумает.
Она говорит, что я зря переживаю, и, глядя на её загорелое лицо на фоне алого заката, я не могу не согласиться. Ветер играет с её распущенными каштановыми волосами. Диана не выглядела так свежо с тех пор, как мы похоронили Агнес десять лет назад. А это чуть ли не половина всей её жизни.
— Когда я вернусь, чемоданы должны быть собраны, слышите? — по-театральному строго повторяет она.
— Какие ещё чемоданы?
Диана цокает языком.
— Не заставляй меня прибегать к крайним мерам и заказывать грузовик.
— Значит, так решают проблемы крутые калифорнийские парни? Звонком куда надо?
— Можно и так сказать. По крайней мере, здесь везде ловит связь, — добавляет она. — Просто пообещай, что вы поедете со мной. Я нашла очень хорошую квартиру на окраине. Если продадите дом, ещё и на ремонт останется.
— Я…
— Я не дам вам остаться. Серьёзно. Время не ждёт, пап.
