Сначала внутри него всколыхнулся страх, но это было всего лишь мимолетное чувство, которое сменилось всепоглощающей яростью. Если бы его ненависть могла материализоваться, то в ту же секунду Хорьков оказался бы испепелен на месте. А затем его наполнила пустота, как бы парадоксально это ни звучало. Она вытеснила все остальные чувства, а может, и поглотила их, подобно тому, как черная дыра поглощает свет.
— Алло, вы меня слышите?..
— Откуда у вас мой телефон? — устало спросил Клёст.
— Я нашел его в записной книжке Леонченко. Она лежала на столе в зале, и была открыта как раз на этой странице. Где вы сейчас находитесь? Я могу выслать за вами машину…
— Не надо, я на колесах.
— Я никуда тебя не отпущу, — вскинулась Оксана, но Алексей мрачно покачал головой, и она обреченно осела обратно на постель.
— Хорошо, ждем вас на месте. Вы знаете, где живет… где жил Леонченко?
— Да, знаю, бывал у него как-то. Буду примерно через час. Раньше не могу, я сейчас за городом.
— Ну хорошо, тогда мы ждем вас, и ничего не трогаем.
«Жигули» он вел на автопилоте, находясь в состоянии прострации. Почему-то в уголке сознания всплыл давний фильм «Интердевочка». Главная героиня в финале картины так же ехала, ничего не видя впереди, а стекло заливали струи дождя. И сейчас тоже шел дождь. Странно, как он еще умудрился не слететь в кювет, или не врезаться во встречную машину, пусть и редкую на этой трассе в столь поздний ночной час.
Проезд Чернышевского, где жил следователь, отыскал быстро. Припарковал машину во дворе, где уже стояли милицейская «десятка» и видавший виды «УАЗик». Проходя мимо сине-белой легковушки с мигалкой на крыше, увидел прилипшее к мокрому стеклу детское личико с большими глазами, которые были то ли заплаканными, то ли казались такими из-за дождя.
На лестничной площадке у приоткрытой двери квартиры Леонченко курил старший лейтенант. Увидев Клеста, тот напрягся, но когда Алексей представился, кивнул и пригласил его пройти в квартиру:
— Капитан Титов вас ждет.
Человек, сообщивший ему трагическую новость, сидел в зале у круглого стола, и что-то записывал себе в блокнот. При появлении Алексея поднялся, протянул сухую ладонь:
— Жаль, что раньше не доводилось встречаться, много о вас наслышан.
— Где… он?
Клесту было не до сантиментов, теперь, когда уже ничего нельзя было исправить, он обязан просто выполнить свою работу. Капитан кивнул в сторону спальни:
— Виктор там. Вижу, вам не по себе, оно и понятно, вы ведь с ним работали не один год, можно сказать, сдружились… Может, налить стопочку, для успокоения?
Титов сделал движение в сторону серванта, где стоял почти полный графин с водкой, но Клёст замотал головой. В тот единственный раз, когда он наведался к Леонченко, Виктор налил ему как раз из этого графина, хотя Алексей сопротивлялся как мог, оправдываясь, что он в завязке.
— В милицию позвонила дочка Виктора, Елизавета. Набрать «02» ей посоветовал убийца отца, что кажется весьма странным. Когда мы приехали, она сидела на корточках возле покойного, гладила его по голове, а рядом лежала трубка радиотелефона. А когда мы хотели ее увести, сорвалась в истерику. Наш судмедэксперт Владимир Палыч сделал бедняжке укол, ей стало вроде полегче. Даже вспомнила домашний адрес, сейчас ее отвезут к матери.
— Как он умер? — перебил капитана Алексей.
— Палыч сказал, что быстро, практически сразу. Удар колющим предметом в сердце. Когда эксперт извлек из груди шило, крови почти не было, так, самая малость. Более всего удивительно то, что следователь даже не предпринял попытки сопротивления. И вообще непонятно, как убийца попал сюда, потому что следов взлома нет. Не исключено, что Виктор знал преступника, и сам его впустил. Это будем выяснять…
— Я сейчас все сам выясню.
— А, ну да, конечно. Вы, наверное, привыкли работать без посторонних, я позову Палыча.
Титов приоткрыл дверь спальни, негромко позвал судмедэксперта, и тот вышел, недовольно стягивая с рук тонкие резиновые перчатки. Ну что ж, он и правда предпочитает работать без посторонних глаз. Клёст глубоко вздохнул, успокаивая бешено стучащее сердце, и перешагнул порог спальни…
Виктор сидел на стуле, руки его были стянуты за спинкой скотчем, а голова свесилась на грудь. Лицо следователя выглядело серьезным, на лбу пролегли складки, словно он хмурился. Повыше левой скулы синел кровоподтек, а на левой стороне майки, там, где находится главный человеческий орган, темнело небольшое пятно. У его ног лежал раскрытый чемоданчик судмедэксперта. Странно, но сейчас Клёст чувствовал себя спокойно, автоматически отмечая каждую мелкую деталь. Муха, настойчиво кружащая вокруг дающей рассеянный свет люстры, лежащий на одеяле детектив Донцовой в мягком переплете (Виктор никогда не признавался, что читает бульварную литературу, да и в зале, где гостил когда-то Клёст, в стенке стоят произведения классиков), фото дочери на прикроватной тумбочке (в рамочке было то самое лицо, которое глядело на него из машины несколько минут назад, только здесь оно улыбалось), лежавшие рядом очки в тонкой оправе (еще одна тайна Виктора, в очках Алексей его никогда не видел)…
Впрочем, все это сейчас было несущественно. Мало ли какие секреты имеются у людей при жизни, которые становятся известными только после их смерти…
Нужно было начинать сканирование. Однако Клёст не спешил. Его снова тянуло к тумбочке, словно кто-то нашептывал ему в ухо, что там может быть нечто важное. Помедлив секунду, он выдвинул ящик… Там лежал, поблескивая вороной сталью, пистолет. Странно, подумал Алексей, почему его не изъяли до сих пор. Может быть, просто не успели все осмотреть?
Чувствуя себя государственным преступником, он медленно протянул руку и взял «Макаров». Чувствовать холодное прикосновение смерти было и страшно, и заманчиво одновременно. Раньше ему доводилось пару раз стрелять из «Макарова», было это в ментовском тире. Не сказать, что положил все в «десятку», но и в молоко ничего не улетело.
Он взвесил пистолет на ладони, а затем положил его во внутренний карман куртки. Нет, слишком заметно. Лучше заткнуть за пояс, сзади. Вот так лучше, и незаметно, и не мешает. А теперь можно заняться и трупом.
Он сел на колени возле мертвого тела, сконцентрировался, и опустил ладонь на холодный лоб…
…Черт, ведь зарекся покупать чтиво подобного рода, а все равно купил. Больно уж интересно писала Донцова, хотя фантазерка она еще та. Однако в последних романах у нее слишком уж неприкрытая реклама прет. Поди, башляют ей хорошо заказчики, если не стесняется то и дело нахваливать продукцию то одной фирмы, то другой. От этого и сюжет казался скучнее.
Может, телевизор поглядеть? Что там, интересно, по «Спорту» показывают… Он отложил книгу, стянул с носа очки, и в этот момент в дверь позвонили. Кого это несет, интересно? На часах уже почти десять.
Натянув треники, Виктор двинулся в прихожую. Поглядел в глазок, и обомлел. На лестничной площадке стояла Лизка, и так жалобно смотрела, что защемило сердце.
— Господи, Лизок, — забормотал он, распахивая дверь, — что ты здесь делаешь одна…
Договорить он не успел, потому что в следующий миг что-то очень быстрое промелькнуло перед глазами, и страшный удар, пришедшийся чуть выше скулы, отбросил его в глубь прихожей. Чья-то темная тень заслонила дверной проем. Не успев опомниться от первого удара, он получил второй, на это раз носком ботинка в подбородок, и на этот раз провалился в глубокий нокаут.
Когда Виктор очнулся, то не сразу вспомнил, что с ним произошло. Но когда он увидел сидевшую рядом Лизу, а чуть в стороне смутно знакомого, одетого во все черное длинноволосого незнакомца, поигрывающего длинным шилом, то память услужливо напомнила ему все подробности произошедшего. Саднящая скула и пара выбитых нижних зубов также свидетельствовали, что его лицу пришлось испытать несколько неприятных мгновений. Виктор попытался вскочить со стула, однако тут же понял, что это ему вряд ли удастся — руки за спинкой были чем-то стянуты так туго и надежно, что не стоило и пытаться.
— А-а, очухался… Наконец-то, а то мы с Лизонькой уже заскучали, все гадаем, когда это наш папочка соизволит прийти в себя.
Незнакомец улыбнулся одними губами, подошел к его дочери и погладил ее по голове затянутой в черную перчатку рукой. Лиза сидела бледная, и на прикосновение волосатого никак не отреагировала.
— Гад, не трогай мою дочь!
Он снова дернулся, и вновь никакого эффекта. А затем вспомнил, где мог видеть этого человека. На портрете, который нарисовал Клёст, изображая убийцу секретарши гадалки Линды. От этого ему стало совсем тошно, но он тут же вспомнил о дочери, которая так же находилась во власти безумца, и прорычал:
