— Извините, — пробормотала она, сгребая в кучу бумаги на своём столе. — Тут у нас не было денег на ремонт. Мы три года не чинили крыши. Все жалуются, вот… В каком доме? — с крыш Лилия Васильевна переключилась на дворника.
— Университетская, двадцать два, — повторил Сидоров, садясь на стул для посетителей.
— А, Сабина Леопольдовна, — сказала Лилия Васильевна. — Она уволилась… Она не хотела убирать в подвале. Говорила, что там — «нечисть какая-то кублится, да мазурики» — я не знаю, что она имела в виду, я вам её слова пересказываю.
— А где она живёт? — поинтересовался Сидоров.
— Жила, — вздохнула Лилия Васильевна. — Она пропала. Её муж прибегал ко мне, разыскивал, спрашивал про неё, а я не знаю. Он сказал, что Сабина Леопольдовна вышла на рынок и не вернулась домой. По больницам и моргам звонил, и всё такое…
Сидоров взял у Лилии Васильевны адрес Сабины Леопольдовны и, попрощавшись, ушёл.
Сержант не сразу нашёл жилище Сабины Леопольдовны. Она жила в двухэтажном доме на улице Звягильского, там, в глубине, ближе к шахте имени Кона. «Далековато она на работу ездила!» — подумал Сидоров, зайдя в подъезд. Её квартира была на втором этаже. Сержант позвонил. Дверь оказалась тоненькая. Внезапно раздавшаяся противная басовитая трель чуть ошарашила сержанта.
— О, пожалуйста! — на пороге появился бородатый и лысый гражданин в синих шароварах и в вязаном красном свитере. — Милиция?
— А как вы узнали? — удивился Сидоров.
— А как же? — прогудел гражданин. — Баба пропала, тут вы заявляетесь… Можно уже труп забирать?
— Нет… — глупо изрёк сержант.
— Ещё не вскрыли? — осведомился гражданин.
— Не в этом смысле, — выдавил Сидоров, морщась от запаха перегара, которым «благоухал» этот гражданин.
— Опознать надо? — какой-то кровавый он, однако…
— Да нет, же! — рассердился Сидоров. — Мы её и не нашли даже…
— Вы думаете, я убил?! — вскричал вдруг гражданин, тряся бородой. — Врёте, врёте!
«Пьянь!» — со злостью подумал Сидоров.
Сержанту так и не удалось поговорить с мужем Сабины Леопольдовны. Он продолжал истерично кричать, креститься, даже на коленях ползал…
Вернувшись в райотдел, сержант застал Петра Ивановича в отличном настроении. Оказалось, Серёгину удалось получить разрешение возобновить расследование дела Лукашевича.
— Это развязывает нам руки, — весело говорил Пётр Иванович. — Мы даже можем Зайцева привлечь за то, что он невиновного схватил. Скверная погодка, да?
— Ага, — вздохнул Сержант, дрожа в джинсовой куртке.
— Обогреватель придётся принести, — сказал Пётр Иванович. — А то закоцубнем. Чего ты такой скучный?
Сидоров рассказал про свой «поход» к Сабине Леопольдовне и про её пьяного муженька.
— Это хорошо, что ты выяснил, где она живёт, — одобрительно кивнул Серёгин. — Мы к ней обязательно сходим…
Придя домой, Сидоров заглянул в почтовый ящик. Вынул рекламную газетку и повесил её на нижнюю ступеньку лестнички на чердак. На лестничке уже набралось штук пять-шесть таких газеток: почти все в доме вешали подобную корреспонденцию на её нижнюю ступеньку. Сержант хотел, было, уйти, но тут увидел, что в ящике лежит ещё что-то. Вытащил — письмо. Разглядывать конверт в полутёмном подъезде Сидоров не стал, а пошёл домой. В прихожей, даже не сняв ботинки, сержант достал из кармана загадочное письмо. Повертел в руках. Адрес получателя был накарябан кое-как, словно левой рукой писали. А на месте обратного адреса красовалась совершенно нечитаемая «кардиограмма» а-ля терапевт. «Кто бы это мог быть?» — удивился Сидоров и разорвал конверт. Содержимое удивило сержанта ещё больше. Письмо выглядело так: на двойном тетрадном листе в клеточку были наклеены вырезанные из разных журналов разношёрстные пёстрые буквы. Написано было следующее: «Пожалуйста!! Приходи завтра в 10 утра в бар „Свинья“. Хотим сказать что-то ОЧЕНЬ важное. Пожалуйста!!» А дальше — приписка от руки таким же корявым почерком, что и на конверте: «Никому пока не говори. Пожалуйста!!» Сидоров перечитал сей шедевр несколько раз. Догадки были всякие. Первая, конечно же, «Ловушка!» Сержант знал, что указанный в письме бар «Свинья» — забегаловка во дворе в Комсомольском переулке. Двор тихий, тупиковый. Бар находится в подвале, а дворик вокруг него уставлен жёлтыми деревянными сооружениями, похожими на свиные кормушки. Сидорову не раз приходилось выезжать туда утихомиривать пьяные драки. «Кому бы это понадобилось заманивать меня в этот свинарник?» — подумал сержант.
Не смотря ни на что, без пяти десять Сидоров пришёл в указанный в письме бар. Кроме него там было всего два человека: толстяк — грузин, увлечённо жующий жареную картошку, и серый, тихий алкоголик за дальним столиком в углу.
Сидоров снял куртку — он сегодня тёплую надел, потому что на улице оказалось всего три градуса тепла. Сержант даже шапку не забыл: ему не хотелось снова заработать отит…
Повесив куртку на специальную вешалку — рядом с пальто грузина и тулупчиком алкашика — сержант выбрал себе наиболее чистый столик. Тогда и пришёл субъект, который писал ему письмо. Он сразу узнал Сидорова и подсел к нему.
— Ну, привет, — поздоровался сержант.
— Меня зовут Щелкунчик, — представился субъект, не здороваясь.
Тут же к ним подлетел проворный официант и подал меню в папках из коричневого дерматина. Сидоров изучил ассортимент и сказал:
— Бутылочку лимонада.
Щелкунчик долго выбирал, а потом изрёк:
— Шницель с макаронами.
Официант записал всё в блокнотик и скрылся.
— Не видать покоя, понял? — вдруг произнёс Щелкунчик.
— В смысле? — удивился Сидоров.
— А в том и смысл! — цокнул языком Щелкунчик. — Не будет покоя ни вам, ни нам! «Динозавры» с «Королями» схлестнулись! Их Чеснок лбами столкнул. И не успокоятся теперь, пока друг дружку не поотстреливают!
— Во, дела!.. — выдавил Сидоров и сел на стул. — И что же теперь?
— Война, — лаконично сообщил Щелкунчик. — Стрельба, взрывы, трупы… Но вы можете помешать! Скажи своему Серёгину, пускай Сумчатого берёт.
— А почему не Чеснока? — спросил Сидоров.
— Я сказал, Сумчатого, значит — Сумчатого! — рассердился Щелкунчик. — Вот и компромат тебе на него готовый! — он полез в карман замусоленного пиджачка и достал что-то, завёрнутое в тряпку.
Сидоров уставился на предмет.
— Прячь скорее, не глазей! — прошипел сквозь зубы Щелкунчик.
Сержант быстренько сунул «подарок» во внутренний карман пиджака.
Официант довольно быстро справился. Принёс на подносе лимонад и стакан для Сидорова и шницель с макаронами для Щелкунчика. Поставив всё это на столик, официант исчез.
Грузин за соседним столиком покосился на них. Щелкунчик жестом показал ему: «подойди». Грузин повертел крупной лохматой головой, оглядываясь. Потом неуклюже встал, пробежал потрясая телесами, и плюхнулся к ним за столик на свободный стул.
— Санёк, это — Вахо, — сказал Щелкунчик. — Вахо, это — Санёк.
— Здорово, генацвале! — расцвёл Вахо, сжав руку Сидорова.
— Привет, — буркнул сержант, начиная подозревать западню.
— Слюшай ухом! — сказал Вахо с сильным акцентом. — Сюмчатый завтра бензин левий берёт. На этом и словите!
— А где?.. — начал Сидоров.
— Там всё, там, на кассете! — перебил грузин. — А «Короли» и «Динозяври» в «Доме кофэ» калякать будут. Заходы в четьверьк в адинсить вечера. Послюшаешь, про што калякают!
— А что это за «Дом» такой? — поинтересовался сержант.
— Университетка, два-чотиры-А! — пояснил Вахо. — Там вивеску увидишь, красная она!
— Ладно… — бестолково сказал Сидоров. — Зайду… А как узнать, где эти ваши «Короли», а где «Динозавры»?
— Узнаишь! — сказал Вахо и снова оглянулся по сторонам. — Кащалот — холёный тип такой, с усами — в малиновом пиджяке будет. У него на голове, — грузин поскрёб затылок пухлой пятернёй, — сзади волосы бели пятном растут — ни с кем не перепутаишь! А второй, значит, Тень будет, понял?
— Угу… — кивнул Сидоров. Что это за «Тень», сержант слышал в первый раз.
— Пиджяк поприличней надень! — деловито посоветовал Вахо.
— Хорошо, — согласился сержант.
— А теперь — всё, прощай, генацвале. Всё, что зналь, сказяль. Прощай! — Вахо выбежал из-за столика, подхватил с вешалки своё пальто и норковую, давно не модную шапку. Оделся на бегу, бросая по сторонам быстрые, недоверчивые взгляды, и исчез в дверях.
— Хм… — пожал плечами Сидоров. — А почему это вы вдруг решили мне это всё вывалить? Милиции?
— Задницы свои спасаем! — нехотя отозвался Щелкунчик, откусив большой кусок от плоховато прожаренной котлеты. — Если начнётся война, нас первыми и замочат. Лучше, уж, заложить… Ну всё, мне пора…
