Егор Кузьмич. – Теперь ясно, почему у него не нашли предполагаемых миллионов. Но кто бы мог подумать, Андрей?
– Но если у нашего Максимилиана Лаврентьевича и его сынка только один камень – Саиф, и он со всей страстью конкистадора ищет другие, значит, он ни слухом ни духом о том, куда его предок упрятал другие камни? – спросил у компаньонов Андрей Петрович.
– Зришь в корень, – кивнул Егор Кузьмич.
– И значит, мы имеем с ним равные шансы на то, чтобы отыскать все эти камни, – сказала Бестужева. – А теперь, может быть, знаем и поболее этой семейки?
– И вы зрите в корень, Мария Федоровна, – кивнул Егор Кузьмич.
– Нам известно главное: все камни у нас в России, – уверенно заявил Крымов. – По крайней мере, это наиболее вероятная версия.
– Пройдоха Растопчун умер при невыясненных обстоятельствах – асфиксия с ним приключилась, – сказал Егор Кузьмич. – Это известно всем краеведам. Еще до революции дело было. Вот тогда и обнаружилось, что больших денег у него нет. Я не сомневаюсь, что камни он спрятал, да мало ли буржуев камни прятали. Большевики все вытащили. И за границу продали – за станки и оружие.
– Как бы мне этого не хотелось! – разочарованно покачала головой Мария.
– Выходит, мы в тупике? – спросил Андрей Петрович.
Бестужева пожала плечами:
– Мне и Растопчину досталось только по одному камню, но остальные, думаю, исчезли… если не навсегда, – вздохнула она, – то еще лет на сто. Увы!
В эту самую минуту в дверь кабинета тихонько постучались. Вернее, даже поскреблись. Точно еще до конца не решились: а стоит ли беспокоить занятых людей?
– Войдите! – громко сказал Крымов.
Дверь осторожно приоткрылась, и в кабинет вошел невысокий, тихий и всем своим видом нерешительный человек. Музейная мышь!
– Здравствуйте, – мягко сказал он. – Никифор Борисович Ряженцев, – представился он. – Заведующий библиотечным архивом музея. Я совершенно случайно услышал обрывки вашего разговора и понял, что вам без меня не обойтись.
– Как это? – поинтересовался Крымов.
– Вас интересует сокровище Лаврентия Растопчуна?
Крымов переглянулся с друзьями.
– Можно сказать и так… А-а, вы тот самый специалист по Растопчуну? Это о вас говорил нам директор Стародумов?
– Наверное, обо мне. Других специалистов по Лаврентию Спиридоновичу у нас нет.
– Хорошо, – кивнул детектив, – если поможете – будем рады.
– Мой прадед служил в Министерстве юстиции Российской империи в звании статского советника и полжизни посвятил одному делу, которое напрямую касается вашего интереса. Почти все свои богатства Растопчун однажды вывез из России и простился с ними в Трансильвании. А вернулся в Россию предположительно с другим богатством – драгоценными камнями.
– Ну это мы и без вас знаем, коллега, – усмехнулся Егор Кузьмич.
– Догадываемся, по крайней мере, – поддержал товарища Крымов.
– Я знаю, куда он эти камушки спрятал, – совсем тихо вымолвил Ряженцев.
– Куда? – так же тихо спросили три кладоискателя.
– Я хочу в долю, – твердо сказал Ряженцев.
– Куда ты хочешь? – помрачнел Егор Кузьмич.
– В долю, коллега, в долю, – кивнул Ряженцев. – Я человек тихий и скромный, язва желудка беспокоит, другие болезни, для приключений не гожусь. А вы, как я вижу, совсем иные…
– Молодые и дерзкие? – спросил Егор Кузьмич.
Ряженцев с сомнением оглядел пожилого балагура, затем перевел взгляд на мощного фактурой детектива.
– Профессионалы.
– Так сколько вы хотите, Никифор Борисович? – спросил Крымов.
– Четверть, разумеется. Если, конечно, эти камушки вообще существуют, – усмехнулся он.
– Нет, Никифор Борисович, – мотнула головой Бестужева. – Не пойдет. Камни ни вам, ни нам не принадлежат. И потом, они ценны, когда собраны вместе. – Мария обворожительно улыбнулась. – Поверьте мне на слово. Но я могу вам предложить вполне приличную сумму, если вы пожелаете открыть нам свой секрет.
– И какую же? – глаза Ряженцева заблестели.
– Подойдите, – попросила Бестужева и поманила его пальцем.
Ряженцев приблизился к молодой женщине. Обняв его за плечо, она потянула его к себе, прижалась губами к его уху.
– Сколько?! – вспыхнув от волнения, воскликнул он.
– Именно, – ответила Мария Федоровна. – Вы согласны?
– А не обманете?! – шепотом спросил он.
– Даю вам честное слово потомка графов Бестужевых. – Она сняла с шеи старинный серебряный медальон в форме сердечка на длинной цепочке, куда-то надавила, и тот раскрылся. Мария Федоровна взяла оттуда пальчиками удивительной красоты камушек, отражавший свет гранями, и положила его на ладонь обомлевшего Ряженцева. – Этот бриллиант – половина обещанной мною суммы.
– Вы полны сюрпризов, Машенька, – покачал головой Крымов.
– Точно! Вы у нас как золотая антилопа, Мария Федоровна, – воодушевленно констатировал Добродумов. – У вас прям из-под копытцев драгметаллы и самоцветы вылетают.
Но Мария сейчас смотрела только на Ряженцева.
– Не подделка? – проблеял тот.
– Да как вы смеете, сударь? – ответила вопросом на вопрос Бестужева. – Камни из фамильной диадемы. Батюшка постарался – спрятал для дочки.
Егор Кузьмич и Андрей многозначительно переглянулись.
– Возьмите этот камень, как залог, садитесь и говорите, – потребовала Мария у библиотекаря. – Прошу вас.
Зажав камушек в кулаке, краевед сел в кресло.
– Ну хорошо, – живо кивнул он. – Я много сидел в архивах, изучал дело Лаврентия Растопчуна. К примеру, где и какие у него были земли. Что он покупал и что продавал. И что где строил. – Ряженцев выставил вперед указательный палец. – И вот что я обнаружил: земли у него были всюду, но в первую очередь на территории Поволжья: в Сермяжинской губернии, Царицынской, Бобылевской, а еще в Суходолове и в Копоть-на-Волге. И в каждой на хорошем земельном участке у него была построена церковь в подарок городу. На века сооружена – крепко. Что интересно, даже большевики ни одну из них не снесли. Обезглавили – да, но не снесли. В одной склад устроили, в другой – типографию, в третьей – фабрику, в четвертой – спичечный заводик, в пятой – пекарню. Только купола сбили, и все. Пожалели добро-то сносить! Вот я и подумал: Растопчун, понятно, революцию предвидеть никак не мог, да и своего краха тоже, потому знал: церкви эти тысячу лет простоят, как белокаменная на Нерли. И батюшки у него были свои, прикормленные. В списках-то значится, какие он пожертвования делал. И все церкви на карстовых породах построены были, где подвалы – настоящие тоннели. В этих пяти церквах он сокровища и разложил – не стал все яйца в одну корзину складывать. – Ряженцев потряс кулачком с бриллиантом. – Вот это и есть моя тайна, моя гипотеза, за которую я и прошу свой гонорар. – И спрятал камушек от греха подальше в карман мешковатого пиджака.
– Я так и знала, так и знала, – сказала Бестужева и посмотрела на Крымова и Добродумова. – Так я и думала! Мне нужна карта Поволжья.
И тотчас нашла ее на компьютере.
– Никифор Борисович, – обратилась
