– Тоску… И разочарование, что это всё лишь миражи моей памяти, – честно ответил я.
– Я очень скучаю по родителям, – ответил Марко. – И мысль о том, что сколько бы я не прожил, я никогда больше их не встречу, заставляет меня плакать. Как ты говорил Этне? «Это больше не жизнь».
– Постарайся думать о том, что у тебя есть, а не о том, что ты потерял. Это отвлечёт тебя от плохих мыслей.
– Правда? Поможет?
– Ну, я так тридцать лет уже справляюсь, – хмыкнул я в ответ.
– Кажется, уже обед, – Марко посмотрел на часы. – Пойдёшь со мной?
– Не откажусь от лёгкого бульона, – согласил я.
Закрыв кабинет, мы с Марко направились в общую столовую, но остановились на главной площади Эдема, увидев скопление людей. Из-за их спин, выстроившихся в несколько рядом, до моих ушей доносились чьи-то крики и звук хлыста, рассекающий воздух.
– Что там? – напрягся я.
– Кажется, отец Севастьян наказывает провинившегося, – ответил Марко.
– Наказывает? – переспросил я.
– Мы с Этной тоже были в шоке, но поступки Севастьяна оправданы. Наказаниям подвергаются те, кто не уследил за урожаем или ещё по какой-то бытовой причине. Эдем очень сильно зависит от каждого мешка с зерном, и, чтобы приучить людей ответственно выполнять работу, отец Севастьян прибегает к порке.
– Впредь, – с одышкой произнёс священник, – будь внимателен, Фарид. Проверяй, чтобы место, куда ты кладёшь мешки с зерном, было сухим.
На коленях перед Севастьяном, державшим окровавленный хлыст, стоял мужчина. Несмотря на ужасающие раны на спине и груди, на глазах провинившегося не было слёз. Он, аки сглупившее дитя, смотрел на отца, моля о прощении.
– Именем Господа нашего, я отпускаю тебе твоё прегрешение, – произнёс Севастьян.
– Спасибо, отец! – и тут, мужчина, наконец, разрыдался. И я сомневался, что от боли. Схватив ладонь священника, он принялся покрывать её поцелуями.
По толпе разошлись одобрительные шепотки.
– Отец Севастьян милостив к каждому из нас!
– Легко отделался…
– Фарид крепкий муж, его спина нам ещё понадобится. Отец Севастьян учёл это, при выборе наказания!
– Марко, скажи мне, – я дёрнул парня за плечо. – Ты считаешь это нормальным?
– Не знаю, но… У нас есть другой вариант? Те людоеды обращались с нами гораздо хуже, – ответил он.
– Что есть, то есть…
– Эдгар, – освободившись, Севастьян подошёл ко мне, когда люди разошлись, – как самочувствие?
– Неплохо, но, боюсь, теперь мне будут сниться кошмары несмотря на то, что я не могу видеть сны, – ответил я.
– Увы, менее трудозатратного и эффективного способа, в условиях дефицита ресурсов, я не придумал.
– Если Этна провинится, – произнёс Марко, – вы тоже её так накажете?
– Она способная девушка. Но закон един для всех. Впрочем, её труд – поддержание здорового духа в Эдеме, и она с ней справляется на отлично. Не вижу намёков на то, что мне придётся её наказывать.
– Я не хочу подрывать твой авторитет, Севастьян. Но впредь я буду чаще навещать Этну. И я потребую объяснений в случае, если она будет наказана: почему, за что и насколько справедливой была степень наказания. Не подумайте, это не угроза, – предупредил я.
– Понимаю, Эдгар. Ты беспокоишься о ней. Жители Эдема доверяют мне обучение своих детей с детства, у тебя не было такой возможности. Я и так отношусь со снисхождением к вам, как к новоприбывшим, – ответил Севастьян.
– Рад, что мы друг друга поняли.
– Но учти, Эдгар, – произнёс он напоследок. – Одному против всех не выстоять. Тебе следует скорее адаптироваться к нашим устоям. К слову, исповедоваться не надумал?
– Нет, хорошего дня, Севастьян, – ответил я, и направился к храму, проведать Этну.
Двадцать второе воспоминание
Войдя в храм, я почувствовал убаюкивающий запах ладана. Лёгкий сквозняк колыхал огоньки свеч. В зале было натоптано после утренней службы.
Я застал Этну с метлой у алтаря.
– Добрый день, Эдгар! – улыбнулась девчонка. – Прости, тут так грязно, утром шёл дождь, паства столько грязи нанесла. Можешь пойти и сам себе сделать чай, там ещё осталось немного каши, которую я готовила отцу Севастьяну.
– Спасибо, я не голоден, – ответил я, сняв шляпу.
– Что-то случилось? – обеспокоено спросила Этна. – Опять сердце?!
– Нет, за него, пока, не переживай. Я просто хотел тебя навестить и… – я подошёл поближе и убрал с лица девушки капюшон.
– Мне нельзя, – засмущалась она.
– Насколько мне известно, с покрытой головой обязаны ходить только замужние, – я провёл рукой по её щеке. – Мне не нравится Севастьян.
– Но почему? – отстранилась Ру… Этна. «Как достала эта память!»
– На моих глазах он до крови высек одного из селян, – ответил я.
– Он провинился, таковы здешние правила, – опустив голову, сказала Этна.
– Ты считаешь это нормальным? – спросил я.
– Нет, но отец Севастьян мудрее, он…
– Этна, – я приподнял её за подбородок и посмотрел в глубокие синие глаза. – Я протащил вас вместе Ол… Марко, на спине, через целый континент. Сколько раз мы попадали в передряги? Сколько раз я был ранен, защищая вас? Хотя бы раз, при этом, я поднимал на вас руку?
– Нет, – вынуждена была согласиться Этна.
– У меня даже мысли не было об этом. Я взял ответственность за вас. Вы были моей немногочисленной паствой. Я вёл вас к спасению, как это обязался делать Севастьян, став священнослужителем. Ваши ошибки – мои недочёты.
– Быть может, ты хочешь занять мой пост, раз я недостаточно некомпетентен? – раздалось позади.
– Я не сомневаюсь в твоей компетентности, – обернувшись, ответил я Севастьяну. – В конце концов, поселение живёт и процветает. Но твои методы спорны, не стану скрывать.
– Во времена первых людей, запрета на близкородственные связи не существовало, – произнёс Севастьян, подойдя поближе. – Господь велел плодиться и размножаться. Когда людей стало больше, был наложен запрет. Нынешние времена требуют определённых мер. Даже более радикальных, чем те, что принимаю я.
– Этот человек не сможет работать ближайшие дни. И если ты хочешь, чтобы он восстановился быстрее, ему придётся есть за двоих. Да, из-за него вы потеряли несколько мешков. А теперь, уже из-за тебя, нескольким людям придётся есть меньше ради одного раненого, – рассказал я ему свою точку зрения.
– Зато в следующий раз он будет внимательней относиться к порученной работе, и мы сохраним намного больше, чем несколько лишних порций. Понимаешь?
– Понимаю, но принимать отказываюсь.
– Придётся, – хмыкнул Севастьян, и закрыл дверь в келью.
– Лучше бы тебе найти общий язык с ним, – произнесла Этна.
– Боюсь, у нас остаётся всё меньше почвы для переговоров. Я не собираюсь вставлять ему палки в колёса. Просто за вас с Марко переживаю.
– Как только закончу с уборкой, зайду к тебе. Хочешь, приготовлю тебе жаркое? – спросила девушка.
– Было бы неплохо, – улыбнулся я в ответ. – Пойду тогда, поработаю над лекарствами.
***
Скрипели старые колёса у телеги. Кобыла шлёпала копытом по грязи. Уставший ямщик курил и думал о ночлеге.
– Быстрее! – молвил он кобыле. – Так мы до монастыря к утру точно не поспеем!
– Пощади скотину, – сказал я ему. – В таком тумане сам чёрт ногу сломит.
– Да только не тумана нам боятся надо, – произнёс ямщик, выдыхая дым из трубки. – Два дня тому назад вёз человечка в Отару, так какой-то умалишённый из лесу с ножом выскочил! Пришлось пристрелить.
При упоминании прокажённых серой гнилью, я положил руку на кобуру. Убедившись, что оба револьвера на месте, я посильнее закутался в плащ.
В квартире Олли я выгреб все деньги из тайников, тепло оделся и нанял повозку до монастыря.
«Совсем скоро мы с ней встретимся… И, что я ей скажу? Об этом я не думал. Мне ведь ещё предстоит сообщить ей о смерти Олли… Но лучше сказать это позже. А сначала… Господи, что же я ей скажу?»
