— Пока что наши фамилии не упоминались в прессе, — сказал Ульрих. — Надеюсь, это так и останется, не правда ли, детектив?
— Скорее всего, — подтвердил Майло.
— Но полной уверенности нет?
— Я не могу вам этого обещать, сэр. Сказать по-честному, в таком деле трудно загадывать что-либо наперед. Если мы поймаем того, кто это сделал, возможно, понадобятся ваши показания. Лично я не собираюсь вас впутывать. Для нашего департамента чем меньше мы обнародуем, тем лучше.
Ульрих прикоснулся к узкой полоске кожи между половинками усов.
— Это еще почему?
— Контроль за информацией, сэр.
— Понимаю... ну да, разумно.
Он снова посмотрел на Таню Стрэттон. Та, облизнув губы, сказала:
— По крайней мере, вы честно признались, что не сможете обеспечить нашу безопасность. Вам удалось узнать что-либо о том, кто это сделал?
— Пока ничего, мэм.
— Впрочем, если бы вы и узнали что-то, то все равно не сказали бы нам, верно?
Майло улыбнулся.
— Пятнадцать минут славы, — сказал Пол Ульрих. — Впервые эти слова произнес Энди Уорхол[2], и что с ним случилось!
— А что? — спросил Майло.
— Лег в больницу на пустяковую операцию, а покинул ее вперед ногами.
Стрэттон, резко повернув голову, блеснула очками.
— Я только хотел сказать, дорогая, что от популярности дурно пахнет. Чем скорее это для нас закончится, тем лучше. Вспомни принцессу Ди — если уж о том зашла речь, вспомни доктора Мейта.
— Но мы-то не знаменитости, Пол.
— И это просто прекрасно, милая.
— Значит, мистер Ульрих, вы считаете, что популярность доктора Мейта имеет отношение к его смерти? — спросил Майло.
— Не знаю — хочу сказать, я в этом не специалист. Но ведь все говорит именно об этом, не так ли? Учитывая то, кем он был, такое предположение вполне логично. Конечно, мы его не узнали — он был в таком состоянии. — Ульрих покачал головой. — Ладно. А вы, когда допрашивали нас на прошлой неделе, даже не сказали, кто он такой. Мы узнали это только из программы новостей...
Рука Тани Стрэттон стиснула его бицепс.
— Вот, пожалуй, и все, — спохватился Ульрих. — Нам пора на работу.
— Да, кстати, а вы всегда совершаете прогулки перед тем, как отправиться на работу? — спросил Майло.
— Ну, четыре-пять раз в неделю, — ответила Стрэттон.
— Это помогает поддерживать здоровье, — добавил Ульрих.
Высвободив руку, Таня отвернулась.
— Мы оба встаем рано, — поспешил добавить он. — Рабочий день у нас длинный, так что если утром не набраться сил, до вечера не дотянуть.
Он сплел пальцы.
— Сюда часто поднимаетесь? — спросил Майло, указывая на грунтовую дорогу.
— Не очень, — ответила Стрэттон. — Это просто один из нескольких маршрутов. Если быть совсем точным, сюда мы приходим редко, только по воскресеньям. Довольно далеко, а еще нужно вернуться домой, принять душ, переодеться. В основном мы гуляем рядом с домом.
— Вы живете в Энчино, — уточнил Майло.
— Да, прямо вон за тем холмом, — подтвердил Ульрих. — В то утро мы встали раньше обычного, и я предложил Малхолланд, потому что здесь очень красиво.
Подойдя к Стрэттон, он снова обнял ее за плечо.
— Сколько точно было времени, когда вы сюда пришли — шесть часов? Пятнадцать минут седьмого?
— Тронулись из дома мы ровно в шесть, — сказала Стрэттон. — Здесь мы были минут в двадцать седьмого — быть может, чуть позже, пришлось еще поставить машину. Солнце уже поднялось. Вон над той вершиной.
Она указала на восток, на виднеющиеся за воротами горы.
— Мы хотели успеть застать хотя бы конец восхода солнца, — сказал Ульрих. — Пройдя туда, — он ткнул пальцем в ворота, — словно попадаешь в другой мир. Птицы, олени, бурундуки. Герцогиня буквально сходит с ума, потому что ее спускают с поводка. Ей уже десять лет, а резвится она будто щенок. И нюх замечательный; настоящая ищейка.
— Слишком замечательный, — скорчила лицо Стрэттон.
— Если бы Герцогиня не подбежала к фургону, — спросил Майло, — вы бы к нему подошли?
— Что вы имеете в виду? — сказала она.
— Вам ничего не бросилось в глаза? Было ли в нем что-либо подозрительное?
— Нет, — решительно ответила Таня. — Ничего.
— Должно быть, Герцогиня что-то учуяла, — сказал Ульрих. — У нее поразительное чутье. Она считает себя настоящей ищейкой.
— Она постоянно приносит мне разные подарки, — недовольно буркнула Стрэттон, — дохлых белок, птиц. А теперь вот это. Каждый раз меня едва не выворачивает. Извините, мне пора. Очень много работы.
— Чем вы занимаетесь? — спросил Майло.
— Я работаю секретарем вице-президента банка «Юнити» мистера Джеральда Ван-Армстрена.
Майло сверился с записями в блокноте.
— А вы, мистер Ульрих, занимаетесь финансовым планированием, так?
— Я финансовый консультант. У меня офис в Сенчури-сити. В основном, занимаюсь недвижимостью.
Развернувшись, Стрэттон рассеянно направилась к БМВ.
— Дорогая! — окликнул ее Ульрих, но она не обернулась. — Прошу прощения. Для нее это явилось большим потрясением. Она говорит, перед глазами у нее постоянно стоит та жуткая картина. Я надеялся, приезд сюда поможет, — но, судя по всему, идея была глупой. — Покачав головой, он посмотрел вслед уходящей Стрэттон. — Очень глупой.
Майло подошел к БМВ. Таня Стрэттон стояла, взявшись за ручку двери и уставившись вдаль. Майло ей что-то сказал, она, покачав головой, отвернулась, показывая нам свой профиль.
Покачавшись на каблуках, Ульрих шумно вздохнул. Несколько волосков усов, избежавших помады, колыхнулись в струе воздуха.
— Вы давно живете вместе? — спросил я.
— Ну... так. Таня очень впечатлительная.
Лицо Стрэттон, стоящей рядом с машиной, оставалось белой маской. Майло ей что-то говорил. Со стороны они напоминали двух актеров театра кабуки.
— Вы давно увлекаетесь пешими прогулками? — спросил я.
— Уже много лет. Всегда был дружен со спортом. Потребовалось какое-то время, чтобы увлечь Таню. Она... наверное, это станет концом. — Он оглянулся на БМВ. — Таня замечательная девчонка, только... только требует особого обращения. Знаете, а я кое-что вспомнил. Вчера вечером. Разве не странно? Рассказать вам, или дождаться детектива Стерджиса?
— Говорите мне.
Ульрих разгладил левую половину усов.
— Не хотел говорить при Тане. Ничего особенного, просто она считает, что любые наши слова впутают нас еще больше. Но я не знаю, как это может навредить. Я вспомнил, что видел еще одну машину. Стояла на обочине. С южной стороны. Мы проехали мимо нее, поднимаясь сюда. Она была там, в четверти мили отсюда. — Он указал на восток. — Наверное, это не имеет никакого значения, правда? Потому что когда мы поднялись к воротам, Мейт уже был давно мертв, ведь так? Так что зачем преступнику было оставаться тут?
— Какая машина? — спросил я.
— БМВ. Как у нас. Потому-то я и обратил на нее внимание. Темнее нашей. Черная. Или темно-серая.
— Модель та же?
— Не могу сказать. Я только запомнил глазастую решетку. Понимаю, это мало что дает, в наших краях полно «бэ-эм-вешек», да? Но я все же решил упомянуть о ней.
— На номер случайно не обратили внимание?
Он рассмеялся.
— Ну да, и запомнил лицо психопата, дремавшего за рулем. На самом деле это все, что я могу сказать: темная «бэ-эм-вешка». Я вспомнил о ней только потому, что детектив Стерджис, позвонив вчера вечером, попросил тщательно порыться в памяти. Ну, я и постарался. Я даже не могу утверждать, что она была темной. Быть может, просто серой или коричневой. Поразительно, что я вообще о ней вспомнил. После того, что мы увидели внутри фургона, было трудно думать о чем-то еще. Тот, кто так поступил с Мейтом, его очень ненавидел.
— Да, я вас понимаю, — согласился я. — В какое окно вы заглянули?
— Сначала в лобовое. Увидели кровь на сидениях, и я сказал: «черт!» Потом Герцогиня обежала фургон, мы пошли за ней. Вот тут нам и открылась полная картина.
Майло направился назад. Стрэттон села в машину.
— Нам надо поторапливаться, — сказал Ульрих. — Был рад с вами познакомиться, доктор Делавэр.
Он пружинистой походкой направился к БМВ, кивнув по дороге Майло, завел двигатель, сдал назад, развернулся и поехал вниз.
Я рассказал Майло о темном БМВ.
— Так, это уже что-то. — Помолчав, он невесело усмехнулся. — Хотя вряд ли. Ульрих прав. Зачем убийце было торчать здесь три или даже четыре часа? — Майло достал из кармана блокнот. — Ладно, с этим разобрались.
— А эта дамочка — дерганая, — заметил я.
— Ты ее винишь после того, что ей довелось увидеть? Почему? У тебя возникли какие-то мысли?
— Никаких. Но я понял, что ты имел в виду под словом «хрупкая». Что она тебе рассказала, пока вы были вдвоем?
— Это Пол предложил подняться сюда. Пол настаивает на прогулках. Была бы его воля, Пол жил бы на дереве. Судя по всему, к тому времени, как они нашли Мейта, их отношения были уже не ахти. И вряд ли случившееся добавило какой-то пикантности.