Он вошел и заказал завтрак. Так как он хотел непременно, чтобы ему подали на открытом воздухе, то гарсон понял в чем дело. Он видел столько подобных приключений! Он было заколебался: не всегда можно быть уверенным, что клиент оплатит свой счет. Но наружность Жака внушала ему доверие. Это, вероятно, несчастный любовник… «Можно подождать до десерта и там уже подать счет», — подумал он.
Окончив завтрак, Жак расплатился и дал луидор гарсону. Тот, ввиду такой щедрости, счел своим долгом оказать ему услугу.
— Если господин хочет, чтобы ему не помешали, — сказал он, — тогда надо идти по этой тропинке, а потом свернуть налево…
— Благодарю вас, — сказал Жак и углубился в лес по указанной дороге.
Но он не обратил должного внимания на слова услужливого гарсона. Он шел слишком долго, потом повернул направо и, наконец, неожиданно вышел на дорогу.
Он отступил с испугом.
Со стороны Курбвуа мчалось элегантное ландо, запряженное кровными рысаками.
Еще минута — и экипаж должен был поравняться с Жаком.
Молодой человек не хотел больше видеть человеческого лица. Он бросился в лес и там, за деревьями, вынул из кармана пистолет, осмотрел поспешно курок, вставил капсюль…
Затем, подняв руку, приставил дуло пистолета к виску…
Но в ту минуту, когда он хотел спустить курок, ветви вокруг затрещали и чьи-то руки обвились около его шеи…
И чей-то голос произнес:
— Ты хочешь умереть? Ты?… Нет! Нет! Я тебя люблю!
Молодой человек вскрикнул от изумления и оружие выпало из его руки…
Герцогиня Торрес сжимала его в своих объятиях, шепча:
— Я не хочу, чтобы ты умирал!
Этот голос звучал в ушах Жака как песнь надежды и любви… Ему казалось, что он грезит в смертельном бреду…
Но нет! Это была она, еще более прекрасная, чем была среди блеска роскоши и богатства.
Легкий румянец покрывал ее лицо, обыкновенно матово-бледное, и казалось, что можно было видеть, как под ее нежной, бархатной кожей текла быстрая, горячая кровь.
— Вы! Вы! — прошептал, пошатнувшись, Жак.— Ах! Зачем вы здесь! Вы делаете меня низким трусом!
Не отвечая ни слова, герцогиня увлекла его на дорогу. Он не сопротивлялся. У него не было больше воли, вся его энергия отчаяния была разбита. Он стал слабее ребенка…
Спустя минуту, не понимая сам как это случилось, он был уже в карете этой женщины, рядом с ней, и лошади быстро уносили их к Парижу…
— Трус! — прошептал Жак. — Я не сумел даже умереть!…
— Молчи! — прервала герцогиня, закрывая ему рот рукой… — Я не хочу, чтобы ты говорил о смерти! Разве я не рядом?
Он поднял голову и взглянул на нее, спрашивая себя, не мечта ли все это. Как! Это очаровательное создание, которое он видел едва ли в течение нескольких минут, мечтая о которой он провел столько бессонных ночей, эта женщина спасла его от смерти! Он ясно слышал ее слова: «Я люблю тебя!».
— Она! Любит! Разве это возможно?…
Она не прерывала его молчания. Наклонившись над ним, сжимая его руки в своих, она не спускала с него глаз, сверкавших огнем страсти. Под влиянием этого взгляда Жаку показалось, что им овладевает какое-то сверхъестественное существо…
Карета остановилась.
Жак вышел, опираясь на руку герцогини, которая поддерживала его, как ребенка.
В эту минуту произошел странный случай…
У ворот дома на каменной скамье лежал старый грязный нищий со всклокоченными волосами, закрывающими его лоб. Увидя Жака и герцогиню, он поднял голову и устремил на них неподвижный взгляд своих глубоко ввалившихся глаз.
Когда ворота затворились, раздался его пронзительный и злобный смех.
Жак вздрогнул. Его сердце сжалось от бессознательного чувства ужаса.
Он вдруг остановился.
— Пойдем! — сказала Тения.
Одну минуту он колебался. Какое-то странное, зловещее предчувствие овладело им. Но улыбка герцогини очаровывала и ободряла его… Он вошел.
Войдя в будуар, где он впервые увидел герцогиню, Жак упал на софу и закрыл лицо руками.
В течение нескольких минут, пока он был один, его мысли возвратились к трем очаровательным женщинам, которых он видел сегодня у постели несчастной умирающей. Ему казалось, что одна из них кричала ему:
— Жак! Жак! Уходи отсюда! Уходи! Еще не поздно!…
Но одновременно в его ушах звучали слова «Поджигательницы»:
— Волк! Волк! Разбойник!… Убийца!…
Он вскрикнул и вскочил, чтобы бежать, но вдруг замер в оцепенении…
Дверь распахнулась. На пороге показалась герцогиня.
Нескольких минут ей было достаточно, чтобы сменить туалет. Сейчас на ней было голубое с серебром шелковое платье, подчеркивающее ее безукоризненные формы.
На распущенные волосы, густыми волнами ниспадавшие на плечи, она набросила серебряную сеть, матовый блеск которой превосходно сочетался с синевато-черными волосами царицы любви.
Подойдя к Жаку, она усадила его на софу и опустилась возле него на колени.
— Скажи, я хороша?— шепнула она.
— Да, — прошептал он, — прекрасна, как мечта…
— Скажи мне, ты не умрешь? Я не желаю этого! Я хочу, чтобы ты жил… Слышишь?… Я хочу, чтобы ты жил! Для меня… Для меня одной!
С этими словами она привлекла его к себе. Их губы слились в поцелуе.
— Я тебя люблю!
— Я тебя люблю! — повторил Жак, как эхо.
Он уже ни о чем не думал.
Его дрожащие руки тянулись к ней, но она выскользнула из его объятий и снова опустилась перед ним на колени.
— Молчи! — сказала она. — Я не хочу ничего знать пока… Ты мне все скажешь потом… Я знаю, что ты страдаешь… Я чувствую твои муки… Забудь все! Если свет был жесток с тобой, если он тебя покинул, осталась я… Я тебя люблю! Я сделаю все для твоего счастья! Что нам до остальных?
Он слушал и им овладела страстная, безграничная любовь… Да, он забывал все. Только смотреть, только восхищаться, только обожать.
Он снова схватил в объятия это царственное тело, но она выскользнула с ловкостью кошки.
— Т-с! — сказала она с улыбкой и, подбежав к камину, позвонила.
Часть стенки мягко повернулась, открыв изящный столик.
Герцогиня пододвинула его к софе и села рядом с Жаком.
— Будем благоразумны, — сказала она с улыбкой, — прошу вас разделить со мной этот скромный ужин.
Налив в хрустальный бокал итальянского вина, желтого, как золото, и сверкающего, как солнце, она пригубила его и очаровательным жестом передала бокал Жаку.
— Пейте, — сказала она, — и узнайте мои мысли.
Он пил янтарное вино, не спуская глаз с герцогини. И в то время, как оживляющий напиток согревал его грудь, он упивался красотой этой женщины, воплотившей в себе все очарование куртизанок древности.
Она усердно угощала его и заставляла повиноваться. Когда он пытался прекратить трапезу, она принимала недовольный вид, который способен был сломить самое упорное сопротивление.
Мало-помалу вино подействовало на мозг Жака, потрясенный столькими волнениями. Но это не было опьянение, это было нечто вроде пробуждения к жизни.
Он чувствовал себя обновленным. К нему возвращались силы, желания…
Его бледное лицо порозовело, глаза заблестели.
Но вдруг гнетущая мысль мелькнула в его голове.
Герцогиня де Торрес спасла, призналась в любви…
Кому?
Она ведь не знала ничего! Она не знала, какое ужасное обвинение тяготело над ним!… Она не могла и подозревать, что в это утро герцог де Белен выгнал его, Жака, графа де Шерлю, что он велел лакеям выбросить его за дверь!
Дикий вопль вырвался из груди Жака и он с такой силой опустил бокал на стол, что он разлетелся вдребезги.
Герцогиня наполнила другой бокал и протянула его Жаку со словами:
— Я видела герцога де Белена. Я знаю все.
— Вы?! Значит, и вы меня презираете, считаете негодяем!
Она взяла его за руку.
— Я знаю все и люблю вас!
— Это невозможно… Он вам не сказал…
Герцогиня прервала его жестом.
— Я узнала от него лично все подробности отвратительной сцены, происшедшей сегодня утром…
— И после этого вы…
Герцогиня встала, подошла к Жаку сзади и, взяв его за голову обеими руками, поцеловала в лоб.
Почувствовав прикосновение рук Изабеллы, Жак откинул голову назад. Склоненное над ним лицо грешницы сияло любовью.
Жак был очарован. Он забыл все, даже то воспоминание, которое минуту назад сжало его сердце, даже тот вопрос, на который он не мог найти ответа…
В этот день он так много выстрадал, что его потрясенное сознание по-детски льнуло к ней в поисках забвения и защиты.
— Молчи! — шепнула она едва слышно.
— Твое имя?
— Забвение!
Негромкая и древняя как мир мелодия зазвучала в комнате, мелодия двух страстных голосов.
