В этот день он так много выстрадал, что его потрясенное сознание по-детски льнуло к ней в поисках забвения и защиты.
— Молчи! — шепнула она едва слышно.
— Твое имя?
— Забвение!
Негромкая и древняя как мир мелодия зазвучала в комнате, мелодия двух страстных голосов.
Один шептал:
— Жак! Мой Жак!…
И другой вторил:
— Я тебя люблю!
Почему Изабелла де Торрес успела вовремя остановить руку Жака, когда дуло пистолета уже упиралось в его висок?
Мы постараемся это объяснить читателям.
Оставшись один, герцог де Белен начал размышлять. Он все еще держал в руке письмо Манкаля. Он пытался разгадать замысел негодяев, проникших в его дом.
Мы уже видели, что негодование де Белена было самым искренним. Мы скоро расскажем всю его историю, и тогда будет понятно, почему он так пылко ненавидел негодяев, решившихся посягнуть на его богатство.
Но таковы все мошенники.
Когда их затрагивают, они всегда готовы кричать о нарушении самых священных человеческих прав, с которыми они сами, однако, очень мало церемонятся, когда дело касается других.
Шагая взад и вперед по маленькой гостиной, из которой он только что выгнал Жака, де Белен бормотал с видом оскорбленного достоинства.
— Право, теперь ничему нельзя верить… У него был такой простой, наивный вид! Я принял его за честного человека! Но ведь старый де Шерлю признал же его своим сыном и оставил ему все свое состояние…
Да, но что могло оставаться у де Шерлю?… Гм! Если трезво подумать, вряд ли у него было много за душой. И какую роль мог играть Манкаль во всем этом? С моей стороны, очень глупо, что я сразу не распознал в нем бандита высокого класса. Я думал, что это просто ловкий пройдоха, который употребляет все средства, чтобы эксплуатировать тайны других… Оказалось кое-что посерьезнее. Я должен все узнать!…
В эту минуту дверь отворилась и вошел слуга.
— Барон де Сильвереаль желает видеть господина герцога!
«Сильвереаль! — подумал де Белен. — Черт побери! Он должен тоже знать этого Манкаля… Кто знает, может быть, он сможет пролить свет…»
Спустя минуту они с бароном сидели в экзотическом кабинете, который уже знаком нашим читателям.
Следует заметить, что после встречи в подземелье с Жермандре-Манкалем, де Белен велел засыпать колодец, служивший ходом сообщения, и забить люк в оранжерее.
Приняв эти меры, он считал себя огражденным от всякого нежелательного любопытства.
Сильвереаль ни разу не был у герцога после описанного нами свидания, когда он выудил у него пятьдесят тысяч франков. Деньги, впрочем, быстро разошлись на сувениры, посылаемые влюбленным бароном Изабелле с целью загладить оплошность, которую он допустил, заснув в будуаре той, которой он предлагал свое имя и состояние.
Сильвереаль был озабочен и не без причины.
Во-первых, дом герцогини де Торрес был для него в последнее время безжалостно закрыт, и кроме того, произошло нечто более важное и странное.
Его последний подарок, бриллиантовое колье, взятое в кредит у одного из лучших ювелиров улицы Мира, было отослано назад, причем видно было, что герцогиня даже не открывала футляра.
Всякий менее о себе думающий и менее влюбленный понял бы, что означает подобный поступок жадной до подарков герцогини.
Но барон понял совсем не то.
Для него согласие герцогини на брак с ним было несомненно. Но пока Матильда жива, все его клятвы и обещания не имеют никакого значения. Отказ Тении он счел за побуждение к решительным действиям.
Конечно, Сильвереаль не замедлил исполнить желание владычицы его сердца!
Однако коварный старик Блазиас дал ему флакон с самой безвредной жидкостью, но Сильвереаль, не сомневаясь, что держит в руках жизнь жены, твердо решил завершить дело и, рискуя возбудить подозрения, нашел средство заставить жену выпить все содержимое флакона.
Легко угадать, что последовало за этим. Это был очень печальный день для барона. Каждый час он мчался домой, надеясь найти прислугу в отчаянии и готовый надеть маску горя при вести об ужасной катастрофе.
Но, увы! Все было спокойно. При помощи нескольких наводящих вопросов барон выяснил, что здоровье его жены никогда не было лучше, чем теперь. Почтенный супруг не верил своим ушам!
Было отчего потерять голову.
Барон бросился в клуб, чтобы попытать счастья и азартом игры заглушить терзавшие его заботы.
Там он сделался мишенью для насмешек, впрочем, весьма сдержанных. Ему говорили о графе де Шерлю, очаровательном молодом человеке, который был принят герцогом де Беленом по рекомендации герцогини де Торрес. Было очевидно, что его считали счастливым соперником Сильвереаля.
Не было ли это истинной причиной его изгнания?
По мере усиления беспокойства барона, в нем пробуждалась подозрительность. Он не смог убить жену. Сейчас его прогнала женщина, которую он любил более всего на свете. А де Белен был сообщником герцогини… Он помогал интриге, которая довела до отчаяния его, Сильвереаля, старого друга, даже более… сообщника, который мог сделаться опасным.
Надо было выяснить подробности, и с этой целью барон явился к герцогу де Белену. Впрочем, наученный горьким опытом, зная, что в бурных объяснениях с герцогом победа редко остается на его стороне, он решил прибегнуть к другому средству.
— А! Здравствуйте, любезный герцог, — сказал он де Белену, направляясь к нему с протянутыми руками.
— Очень рад вас видеть, — ответил де Белен вполне искренне. — Но я замечаю, барон, что у вас очень веселый вид… Есть ли, действительно, причины радоваться?
— Радость! Не совсем то слово, — отвечал с улыбкой Сильвереаль, — впрочем, замечу, что если бы не одно ничтожное обстоятельство, я объявил бы, что вполне доволен…
— Тем лучше для вас. Вот у меня далеко не так.
— Как? — вскричал барон тоном живейшего участия. — Уж не случилось ли с вами что-нибудь неприятное?
— Может быть!
— Невозможно! Фортуна улыбается вам с таким постоянством, которым она, отнюдь, не балует остальных! Вы богаты, уважаемы… Наконец, скоро должны стать мужем одной из самых красивых и богатых наследниц Парижа!
Де Белен вздрогнул.
Намеки на его планы относительно Люси де Фаверей сладко терзали сердце… если предположить, что слово «сердце» могло относиться к мускулу, совершавшему регулярные движения в груди герцога де Белена.
Он вдруг вспомнил об обещании, данном ему Сильвереалем несколько дней тому назад.
— Что вы хотите сказать? — спросил он. — Вы, значит, добились от баронессы…
— Чтобы она поговорила о вас? Ну, это было бы уже слишком скоро. Однако…
Он остановился. Он видел, что благодаря лжи преимущество было на его стороне, и решил использовать ситуацию.
— Говорите же! — торопил де Белен.
— Если я колеблюсь, любезный герцог, то единственно, надо признаться, из суеверия. Я не люблю при исполнении намеченного плана объяснять все подробности дела. Такая болтливость ведет к неудаче, поверьте мне!
— Что же тогда вы говорили о моей будущей свадьбе?
— Я хотел показать, что я вас не забываю… Со времени нашего последнего свидания, когда вы бросили мне несколько довольно жестких слов, о чем, я убежден, вы сами сожалели, я много размышлял… и когда прошло первое раздражение, я сказал себе, что прежде всего вы мой лучший, даже больше… мой единственный друг, и что я обязан помогать вам, как вы помогали мне…
— Сколько слов! — вырвалось уде Белена.
— Я приступаю к делу! Я обещал вам сломить сопротивление моей жены вашему браку с мадемуазель Люси де Фаверей… и на этом пути я достиг прекрасных результатов… Извините, что я не излагаю подробности…
Де Белен взглянул на барона с нескрываемым недоверием.
— И только за этим вы ехали ко мне? — спросил он.
— Конечно!… Разве это не поступок истинного друга — прийти и сказать вам: «Вооружитесь терпением!… Вооружитесь терпением!… Все идет хорошо! Я понимаю ваши мучения, ваше беспокойство, и стараюсь всячески ослабить их!»
Де Белен настолько презирал ум Сильвереаля, что ни на миг не поверил этому пошлому фарсу.
— Благодарю вас за участие, — сказал он. — Я рад вас видеть, кстати, еще и потому, что вы можете быть мне полезны…
Эта откровенность не была слишком лестной для барона, но он был не такой человек, чтобы сердиться из-за пустяков.
— Я вполне к вашим услугам, — сказал он.
— Не знаете ли вы одного человека по имени Манкаль?
Сильвереаль скривился. Положительно это имя имело привилегию возбуждать очень мало симпатий в тех, кто его слышал!
Манкаль не раз был посредником между герцогиней и Сильвереалем и, кроме того, барон знал, что он и Блазиас — одно и то же лицо.
