Сильвереаль молча склонил голову в знак согласия.
— Кроме того, — продолжал герцог, — эта малютка очаровательна и очень мне нравится. Так что, как видите, я соединяю брак по любви (не правда ли, прекрасное слово!) с браком по расчету. Но знайте, что тут расчет для меня важнее любви… Я хочу быть мужем этой девушки, и это будет так!
— Да разве я вам мешаю? — проговорил барон.
— Очень приятно это слышать! Хотя вы обещали мне больше, и я считаю себя вправе надеяться на реальную помощь с вашей стороны! Но об этом после. Я обрисовал свое положение, теперь перейдем к вашему…
— К моему?
— Вы — настоящий де Сильвереаль. Все двери открыты перед вами… Вы имеете доступ ко двору… Что же вы делаете?… Как сказал старик Корнель, вы мечтаете опуститься. Вы хотите убить свою жену, чтобы жениться на падшей, которую вам трудно будет ввести в общество, имя которой всеми презираемо, которую ни одна честная женщина не допустит в свою гостиную… Я хочу подняться, вы хотите опуститься. На чьей стороне рассудок, логика, на вашей или на моей? Будьте откровенны и отвечайте!
Сильвереаль опустил голову.
— Я люблю ее! — отвечал он плачущим голосом.
— Ну и любите ее!… Я говорю вам о важном деле, я говорю вам, что Манкаль поместил у меня негодяя, который должен был следить за мной, выдать меня, ограбить меня, кто знает, может быть, даже убить, и когда я вам повторяю, что этот Жак де Шерлю был введен ко мне Тенией, вы мне отвечаете со слезами в голосе: «Она добра и прелестна!»…Вы просто впадаете в детство…
— Но, — вскричал Сильвереаль, — ведь вы сами допускаете, что она могла быть обманута Манкалем!…
— Сильвереаль, друг мой, что-то подсказывает мне, что вы лишь пешка в игре… Эта женщина сильнее вас… Она над вами смеется!
— Вы меня мучаете, — сказал жалобно Сильвереаль.
— Это мне решительно все равно. Я говорю о делах. Могут быть два варианта: или герцогиня дала по просьбе Манкаля ни к чему не обязывающее письмо, и в таком случае вы можете оставаться женихом этого интересного создания, или же из ненависти ко мне она помогла поставить мне ловушку… Вот что надо узнать и немедленно же…
— Да! Да! Вы правы! — подхватил Сильвереаль. — О! Если она меня обманула!…
— Если она вас обманула, вы будете просить у нее прощения, я вас хорошо знаю. Но речь теперь идет о гораздо более важном, и вот что я хочу сказать. Я приглашу герцогиню де Торрес…
— Вы! Она не приедет!
— А я думаю, что приедет! Конечно, если она не считает себя неуязвимой, чего я не предполагаю… Хотите, барон, держать пари…
— Вы все шутите!
— Нисколько, я никогда не был более серьезен, так как я предчувствую, что теперь дело заваривается не на шутку… Я повторяю, что предлагаю вам пари… Я поеду в свой дом в Курбвуа а тем временем мой лакей отнесет герцогине письмо, в котором я приглашу ее приехать ко мне… туда…
— Она откажется…
— Мы увидим!…Я выбрал Курбвуа, потому что здесь ее приезд был бы слишком заметен, и это могло бы ее компрометировать… Но туда она может явиться вполне незаметно, и я уверен, любезный барон, что, оказавшись с ней лицом к лицу, я сумею заставить ее высказаться!
— Я надеюсь, — сказал Сильвереаль, стиснув зубы, — что вы не забудете элементарных правил…
Барона бесило, что де Белен говорил о его Изабелле с такой нахальной развязностью.
— О! Вот что вас волнует! — сказал герцог.— Будьте спокойны Но представьте себе, мой друг Сильвереаль, что этот Жак де Шерлю — ее любовник! Разве вам не интересно это узнать?…
Де Белен затронул слабую струну.
— Поступайте, как хотите! — воскликнул барон.
— Благодарю за разрешение, без которого я, впрочем, обошелся бы… Нет-нет, не возражайте! А теперь — смотрите и слушайте, — продолжал герцог, садясь за письменный стол, — я пишу…
И в то время, как его перо скользило по бумаге, он читал вслух: «Дорогая герцогиня! Я очень сожалею, что вынужден сообщить вам, что выгнал, как лакея, юного и смазливого графа де Шерлю, которого вы мне представили и который оказался просто мошенником худшего сорта.
Поверьте, что я бы не принял такого важного решения, не обдумав всесторонне, какое неудовольствие оно может вам доставить. А так как я не желаю ничего иного, чем делать вам приятное, то я готов дать объяснения, какие только вы пожелаете, если вам угодно будет приехать в мой дом в Курбвуа.
Вы найдете там, у маленькой калитки парка, слугу, который проводит вас так, что никто этого не увидит. Ваш преданный друг герцог де Белен».
— Но… но… но… — сказал де Сильвереаль, которого тон письма неприятно поразил, — можно, право, подумать, что герцогиня де Торрес знает эту маленькую калитку…
Герцог взял письмо и, проведя атласной бумагой по щеке барона, сказал:
— Вы всегда будете большим ребенком!
Затем он позвонил.
Вошел слуга.
— Отнесите это письмо по адресу, и пусть заложат карету, да поскорее!
— Вы едете? — спросил Сильвереаль.
— Разве вы не знаете содержания письма?
— Вы едете в Курбвуа?
— Ждать прелестную герцогиню де Торрес.
— Что же вы намерены делать?
Лицо де Белена приняло серьезное и суровое выражение.
— Я хочу исповедовать Тению, — сказал он. — Я хочу узнать, какие отношения существуют между нею и Манкалем… и, наконец, почему она стала покровительницей этого Жака де Шерлю…
— Не могу ли я присутствовать при вашем разговоре? — спросил робко Сильвереаль.
В эту минуту вошел слуга и доложил, что карета подана.
Де Белен взглянул, смеясь, на барона.
— И не думайте об этом, друг мой, — сказал он, беря шляпу, — вы могли бы смутить герцогиню вашими страстными взглядами… а для меня очень важно, чтобы она сохранила все свое хладнокровие!
Сильвереаль возмутился.
— Но, однако!… — вскипел он. — Если бы мне не нравилось это свидание…
При этих словах герцог, стоявший уже у дверей, вернулся к барону.
— Слушайте, — сказал он, схватив его за руку. — Если герцогиня — друг, я берусь ходатайствовать в вашу пользу… если же она враг, сообщница этого Манкаля в каком-то темном замысле… тогда наши головы, понимаете вы, наши головы в опасности! Если это так, эта женщина осуждена… А вы знаете лучше, чем кто-нибудь другой, что я никогда не грозил попусту и что я разрушаю всякое препятствие, которое встречаю на пути!
Де Белен всегда пытался, и не без успеха, придавать своему лицу добродушное выражение, скорее простоватое, чем злое.
Но в эту минуту в нем произошла резкая перемена: лицо побледнело, глаза засверкали, губы сжались, и Сильвереаль увидел своего сообщника таким, каким он был в то время, когда он мучил несчастного старика, чтобы вырвать у него его тайну.
Барон невольно вздрогнул и молча опустил голову.
— Потерпите немного, — сказал де Белен, — до вечера. Тогда все разъяснится.
После ухода герцога Сильвереаль оставался несколько минут недвижим и задумчив. Наконец он пошел к выходу, невнятно бормоча:
— Надо покончить!… Надо, чтобы она скорее стала моей женой…
Говоря эти слова, он думал о Матильде и о последних советах Блазиаса.
Но как завлечь в западню баронессу и Армана де Бернэ?
…Предоставим Сильвереаля его размышлениям и войдем в дом герцогини де Торрес.
Она погружена в задумчивость.
После ужасной исповеди Сильвереаля в душе герцогини произошла, казалось, перемена.
Ее мысли больше не имели прежней ясности. Ее стремления угасали. И даже тогда, когда она, запершись в будуаре, рассматривала свои драгоценности, ее взгляд уже не вспыхивал блеском алчности.
Она часто вздрагивала, сама не зная почему. Смерть Манкаля ужаснула ее. Несмотря на облегчение, которое она испытала, узнав о смерти сообщника, ею невольно овладевало какое-то смутное беспокойство…
Потом она вспомнила о Жаке де Шерлю… Это был луч света во мраке…
Ее особенно поразил его светлый, открытый и честный взгляд, его наивное восхищение. Сначала она смеялась…
Восхищение! Да разве это для нее новость? Любовь! Она всегда над ней смеялась…
Когда Марсиаль лежал у ее ног, моля о прощении, когда он отдавал ей свою жизнь и честь, она насмешливо улыбалась и отвечала теми жестокими словами, которые Марсиаль не забыл:
— Ты так низок, что иногда мне кажется, что я тебя люблю! Когда сэр Лионель, разбитый, обессиленный, применив для ее укрощения просьбы, мольбы, гнев, угрозы, кричал ей: «Я убью себя!», она улыбалась недоверчиво и презрительно.
Когда сэр Лионель в последний раз пришел к ней, он был бледен, как труп.
— Выслушайте меня, — сказал он, — вам доставляло удовольствие мучить меня… Что я вам сделал? В чем можете вы упрекнуть меня? Ни в чем! Вы — одно из тех чудовищных созданий, для которых мучения ближнего представляют наслаждение. Вы женщина?… Или демон?… Из какой кровавой грязи вы слеплены?… Я не знаю. Я всегда смело встречал опасность, смеялся над ней, но вас я боюсь!… О!… Я говорю это потому, что все должно сейчас кончиться… Я устал… Но знайте, что я проклинаю вас всеми силами моей души… Настанет день, когда, плача и ломая руки, вспомните вы о том зле, которое мне причинили…
