Когда сэр Лионель в последний раз пришел к ней, он был бледен, как труп.
— Выслушайте меня, — сказал он, — вам доставляло удовольствие мучить меня… Что я вам сделал? В чем можете вы упрекнуть меня? Ни в чем! Вы — одно из тех чудовищных созданий, для которых мучения ближнего представляют наслаждение. Вы женщина?… Или демон?… Из какой кровавой грязи вы слеплены?… Я не знаю. Я всегда смело встречал опасность, смеялся над ней, но вас я боюсь!… О!… Я говорю это потому, что все должно сейчас кончиться… Я устал… Но знайте, что я проклинаю вас всеми силами моей души… Настанет день, когда, плача и ломая руки, вспомните вы о том зле, которое мне причинили…
Она прервала его, заметив со смехом:
— Какая великолепная реплика для фарса!
В эту же минуту раздался выстрел — и сэр Лионель с раздробленным черепом упал к ее ногам. Струя крови залила ее платье.
Она вскочила… Но когда на шум сбежались слуги, к ней уже вернулось все ее хладнокровие.
— Отвезите домой сэра Лионеля, — сказала она спокойно и ушла в свой будуар.
Теперь все это воскресло в ее памяти. Ей казалось, что голос сэра Лионеля произносил еще свое ужасное проклятие.
— Я с ума схожу! — прошептала она. — Что мне за дело до прошлого? Я молода, красива, богата, будущее принадлежит мне…
В эту минуту ей подали письмо герцога де Белена.
Она взяла его машинально и швырнула было на стол, чтобы после прочитать его, но вдруг ей бросился в глаза почерк герцога де Белена.
Герцог де Белен! О! Он тоже любил ее. Только это был холодный и расчетливый ум. Он понял, что Тения не выпускает свою добычу, и сказал ей однажды:
— Я не хочу быть вашим любовником. Я буду вашим другом!
Она изумилась тогда его силе, которая оказалась просто точным расчетом…
Почему он писал ей?
Вдруг одно имя мелькнуло в ее голове.
Жак!
Она поспешно разорвала конверт и пробежала глазами письмо. Крик вырвался из ее груди.
Известие о несчастье Жака поразило ее до глубины души. Выгнал! Он его выгнал! Этот негодяй, этот убийца!… И кого же! Единственного человека, на которого она, Изабелла, куртизанка, не могла глядеть без невольного волнения!
— А! Ты выгнал Жака! — произнесла она. — Хорошо же, герцог, вы мне за это заплатите!
Спустя несколько минут она уже мчалась в Курбвуа. Дом, где жил герцог де Белен, напоминал старинный замок. Обширный парк расстилался вокруг, продолжаясь до берега Сены.
Маленькая калитка, которая упоминалась в письме, была предназначена для интимных посещений и вела в оранжерею, всю заставленную экзотическими растениями.
Там герцог в волнении ходил взад и вперед, не спуская глаз с двери, которая все еще не отворялась.
— Герцогиня де Торрес ждет вашу светлость в гостиной! — послышался вдруг голос слуги.
Де Белен обернулся в изумлении.
— Хорошо, ступай, я сейчас приду, — сказал он.
Идя по стеклянной галерее, соединявшей оранжерею с домом, де Белен задумался.
Впервые герцогиня являлась к нему открыто, не боясь быть замеченной.
Это одно уже могло возбудить подозрения. Войдя в гостиную, он подошел к ожидавшей его герцогине и поклонился.
Она подняла вуаль. Ее лицо было бледно, глаза блестели свинцовым блеском.
— Герцогиня, — сказал де Белен, — извините, что я осмелился пригласить вас сюда…
Ироническая улыбка мелькнула на лице куртизанки.
— Боже! Какая изысканная вежливость! — заметила она. — Вы меня звали. Я приехала и готова слушать вас. Только я просила бы вас быть лаконичным, так как у меня мало свободного времени.
Герцог внимательно взглянул на нее. Она имела вид противника, готового к бою.
Он жестом пригласил ее сесть и сел сам.
— Герцогиня, — начал он, — я вижу по вашим глазам, что вы настроены против меня…
Он ожидал вежливого протеста. Но она молчала. Как искусный боец, она предоставляла противнику первый удар, ожидая, что он откроется.
И он вынужден был принять ее условия.
— Посылая это письмо, — сказал он, — я поддался гневу, который завел меня, быть может, далее, чем я хотел. Но в жизни бывают случаи, когда самый спокойный человек не владеет собой. Я был недостойно обманут. Вы сами стали жертвой обмана и, не зная этого, вы ввели ко мне человека, который в действительности не что иное, как сообщник одного негодяя…
Герцогиня по-прежнему спокойно и внимательно смотрела на де Белена.
Это хладнокровие начинало бесить его.
— Я говорю, — продолжал он голосом, слегка дрожавшим от волнения, — о том, кого называют графом де Шерлю и о его покровителе, некоем Манкале… Но, право, можно подумать, герцогиня, что вы не понимаете меня… Да или нет, не по вашему ли письму принял я к себе в дом этого Жака де Шерлю? Вот что я у вас спрашиваю… спокойно… вежливо… и меня удивляет, что вы не удостоили меня до сих пор…
— Я приехала, — прервала его герцогиня холодным и презрительным голосом, — стало быть, я согласна подвергнуться вашему допросу.
— Допросу?… О, нет!…
— Я было подумала, что вы стали следователем… Это было бы очень интересно и оригинально! — заметила она с улыбкой.
Де Белен, поглощенный своими мыслями, не понял иронии, заключенной в этих словах.
— Не будем играть словами, — произнес он. — Вы не враг мне. Что же касается меня, то вам хорошо известно, какое чувство вы некогда мне внушали. Следовательно, ни один из нас не может иметь намерения вредить другому… Будьте же так добры, отвечайте мне откровенно…
Герцогиня наклонила голову в знак согласия.
— Вы давно знаете Манкаля? — спросил де Белен.
— С тех пор, как все те, кто составляет ваше уважаемое общество, приняли его в свой круг. Он был представлен мне одним из ваших друзей, банкиром Коломбе.
— Он был вашим поверенным?
— Да.
— Не сочтите мой вопрос оскорбительным: он никогда не предлагал вам принять участие в какой-нибудь операции, направленной против меня.
Глаза Тении сверкнули.
— Нет, — отвечала она.
— Это странно, — продолжал де Белен, — и, однако, несомненно, что этот Манкаль — мой враг.
— Мне трудно отрицать или признать справедливость этого мнения.
— Вы клянетесь в этом?
— Что толку? Да разве, даже если мы и лжем, не готовы ли мы всегда клясться чем угодно? Сошлюсь в этом на вас, герцог!
— Но этот Жак, — сказал де Белен, — этот бродяга…
— Манкаль просил меня оказать ему услугу, он просил у меня рекомендательное письмо для его протеже. Отчего было мне ему отказывать?
— Конечно, но однако этот так называемый граф де Шерлю — не кто иной, как мошенник!
— Почему вы сомневаетесь в его титуле? Разве он не рассказал вам свою историю, не показывал вам бумаг?
— Да, но бумаги можно подделать…
— О, герцог, неужели вы думаете, что фальсификаторы в самом деле существуют? Да, в вас слишком мало снисходительности к людям…
Де Белен гневно топнул ногой.
— О, Сильвереаль не ошибся!
Она взглянула на него с удивлением.
— Каким образом почтенный барон попал в эту историю? — спросила она.
— Он мне сказал, что Жак — ваш любовник!
Герцогиня еще более побледнела и поднялась.
— Если бы это и было так, разве я не вольна в своих поступках?
— Вольна?… Конечно, вы вольны погибнуть, став любовницей преступника!
— Кто дал вам право обвинять этого человека?
— Кто дал вам право защищать его?
Несколько минут длилось молчание. Борьба началась.
Де Белен вынул из кармана письмо Манкаля и подал его герцогине.
— Читайте, — сказал он.
Она брезгливо взяла в руки лист бумаги.
Читатели помнят ловко составленные выражения этого письма.
«Милый Шерлю, — писал Манкаль, — не забывайте моих указаний. Я уеду на несколько дней… Наши дела требуют временного исчезновения… Пасите хорошенько Белена. Когда придет время, мы сумеем заглянуть в его делишки… У него карман туго набит, не мешает облегчить его».
Читая эти циничные наставления, герцогиня задумалась. Она вспомнила слова, сказанные Манкалем, когда он предлагал ей союз:
«Я хочу, чтобы этот человек любил вас и чтобы вы его ненавидели, как и я».
Значит, этот дьявольский план, которому она обещала поддержку, начал приводиться в исполнение! Она поняла, что единственной целью негодяя было ложно обвинить Жака, скомпрометировать, погубить его!
Сердце ее сжалось, кровь бросилась в голову…
В этой испорченной натуре, казалось, вспыхнул долго тлевший огонь. Это был взрыв страсти, против которой она была бессильна.
И в то время, как ее лоб горел, а кровь бежала по жилам, как расплавленный металл, она призвала себе на помощь то хладнокровие, которое было ее главнейшим оружием. Скрывая пламя глаз опущенными ресницами, она произнесла ровным, безразличным голосом.
