– Вы можете выражаться яснее? – в голосе Златкиса проскользнуло недовольство.
– Нет, не могу, – дерзко заявил Демидов. – Яснее некуда. О компетентности сотрудников Фонда, отвечающих за компьютерную защиту, мы только что говорили. Не исключено, что надо задуматься и о тех, кто сейчас отвечает за защиту нашего разговора.
– Вы абсолютно правы! – с неожиданно согласился Златкис. – Как далеко они подвинулись в анализе?
– Дальше некуда. Если немедленно не принять меры, нам остается только ждать визита Сюрте женераль или БНД [56] . Может быть, и Интерпола.
– Сюрте и БНД не придут. Они заинтересованы. Это совместный проект. Не наш – это их совместный проект. Насколько далеко продвинулся процесс? Его можно остановить или блокировать?
– Можно. Частично он уже локализован. Материалы уже почти были переданы в ГРУ. К сожалению, при этом погибли эксперт Кокшанский и его отец – офицер ГРУ.
– К сожалению? – удивился Златкис.
– Радоваться, когда гибнут невинные люди?
– Да-да, – поспешно согласился Златкис.
– Не сомневаюсь, что на высоте оказалась служба безопасности клиники. Кстати, я по-прежнему не знаю никого из этой службы. Тем паче руководителя. По-моему, такое положение не способствует эффективности ее работы. Им, например, не известно, что есть еще два человека, имеющие доступ к материалам.
– А вам они известны?
– Да.
– Кто они?
– Главврач клиники, то есть ваш покорный слуга. И еще один сотрудник клиники.
– Интересно, очень интересно…
– Вот передо мной отчет с подробным анализов срезов головного мозга. Расписаны все ингредиенты препаратов, которые были назначены. В том числе и кристаллическая субстанция.
– И она описана? – тихо спросил Златкис.
– И она. Еще раз подчеркиваю: сейчас в нашей, вернее, в моей власти остановить движение. Без последствий. Как будто ничего не было. Завтра я получу все исходные материалы и все остальное, что было похищено с сервера.
– Вы так уверены?
– Абсолютно уверен.
– Можно полюбопытствовать, почему?
– Если можно, Соломон Наумович, отвечу позже. Единственное, о чем могу сейчас проинформировать полностью, так это о том, что у меня нет никакого желания передавать эту опасную информацию, как и все вещественные доказательства, новому главврачу Успенской клиники.
Златкис умолк.
«Получил по морде? – торжествующе спросил Демидов. – Еще как получил».
– Почему вы решили, что в Успенской клинике должен быть новый главврач? – наконец спросил Златкис.
– Это не я решил, что он должен быть! – отпарировал Демидов, притворяясь, что понял совсем другой смысл вопроса. – Чтобы не тратить зря ваше время, могу проинформировать: господин Беленький, известный вам, в настоящее время лежит в нашей клинике с подозрением на обширную опухоль головного мозга. А Евгений Моисеевич Литвак, которого вы, полагаю, хорошо знаете, в последнее время пристрастился ночевать в вытрезвителе на Канареечной улице. Знаете такой?
– Нет, не знаю, – машинально ответил Златкис.
– Вам и не обязательно знать. Только если бы не эти его новые привычки, такой серьезной утечки информации, вполне возможно, не случилось. Увы, он имеет отношение к случившемуся, хотя, возможно, и не подозревает, что стал разменной фигурой в чужих руках. В тех самых, – добавил Демидов, – которые купили его лояльность обещанием, что он получит должность заместителя главврача клиники.
– Неужели?
– Конечно, Евгений Моисеевич – и это мое личное мнение – может быть хорошим руководителем, – не отвечая, продолжил Демидов. – Сам по себе он может принести определенную пользу нашему общему делу. Но алкоголизм, даже у очень хорошего человека, – фатальная и неустранимая опасность. Никогда и никто не может сказать, как поведет в трудной ситуации человек, даже полностью вылечившийся от алкоголизма.
– Здесь я вынужден с вами согласиться, – почти дружелюбно сказал Златкис.
– Вы, наверное, знаете, как хорошо я отношусь к Евгению Моисеевичу. Даже слишком хорошо. И в силу именно этого моего отношения, мне трудно представить, как доверить и ему ту самую информацию. Нет гарантии, что она не попадет вместе с ним в учреждение на Канареечной. Там, знаете, по-скотски относятся к клиентам. Обыскивают, грабят.… И скажу вам откровенно, Соломон Наумович: в клинике Евгения Моисеевича не любят. Если он займет руководящую должность, непременно столкнется либо с саботажем, либо его подставят под удар вместе с репутацией клиники. И тогда делу конец.
– Просто безобразие, – двусмысленно прокомментировал Златкис.
– Мне очень не хотелось вас огорчать, – дерзость Демидова достигла того градуса, когда он позволил себе разговаривать со Златкисом дружеским и даже сочувственным тоном. – Но я не мог скрыть от вас эту информацию. Для этого я вас слишком уважаю и ценю как незаменимого фундатора Антиракового фонда.
– Так-так. Спасибо. Но, боюсь, вы преувеличиваете мою роль в истории, – с легким недовольством ответил Златкис. – Хорошо!
– Что хорошо? – вкрадчиво спросил Демидов. – Извините, я не понял вас.
– У вас есть конкретные предложения? Для окончательного решения вопроса?
Демидов едва удержался от смеха. Златкис цитирует Гиммлера, взявшегося в свое время за окончательное решение еврейского вопроса.
– Нет, – сказал он.
– Почему?
– Полагаю, что окончательно решать должен новый главврач.
– А теперь послушайте меня, мсье Демидов! – жестко заговорил Златкис. – В Успенской клинике уже есть высококвалифицированный главный врач. И в новом главвраче нет никакой необходимости, потому что такая замена отрицательно скажется на нашем с вами общем деле, а значит, на здоровье наших пациентов. Поэтому прошу вас там работать, сколько считаете нужным. Это и просьба, и одновременно мое окончательное решение. А теперь скажите: вы абсолютно убеждены, что у моего племянника нет никаких перспектив карьерного роста?
– Теперь я убежден в обратном, – ответил Демидов. – Думаю, он может стать хорошим заместителем главврача по медицинской части. Главное, обеспечить хороший присмотр за ним. И контроль – дружеский, ненавязчивый. Это в моих силах.
– А по безопасности клиники? Есть предложения?
– Нужна конкретная координация усилий главврача и руководства службы безопасности. Например, я считаю, что служба должна воздержаться от любых акций, пока я не получу все похищенные материалы и буду уверен, что получил абсолютно всё!
– Может быть, следует все, что вы получите, отправить сюда, нам?
– Непременно! Непременно надо отправить вам. Но есть одна досадная деталь.
– Именно?
– В последнее время я, как руководитель и просто врач, ощущаю недостаток своих возможностей. Оставаться просто наемным работником значит упускать возможности для развития клиники.
– Хм, вот вы о чем… – хмыкнул Златкис.
Демидов ждал.
– Знаете, удивительные в жизни бывают совпадения, – вполне дружеским тоном заговорил Златкис. – Именно вчера я подумал, что давно пора вам стать полноценным членом Европейского Антиракового фонда. Но вчера я не мог поставить этот вопрос на совете директоров ввиду перегруженности повестки дня. Сегодня у нас пятница?
– У вас, наверное, еще четверг.
– Скоро будет пятница… В понедельник совет заседает снова. Полагаю, уже в среду вам будет направлено официальное извещение о вашем приеме действительным членом и мажоритарным акционером фонда.
– Спасибо, – равнодушно проговорил Демидов. – В таком случае, если не возражаете, вернемся к нашей проблеме после среды. К тому времени, когда придет уведомление, я смогу сообщить вам конкретные, более приятные новости. Вы не против?
– Я только за! – заявил Златкис.
– В таком случае до среды?
– До среды. Всем вам благ.
Положив трубку, Демидов некоторое время прокручивал заново разговор со Златкисом. Кажется, все сделано правильно. И тут он увидел, что на селекторе горит красная лампочка – он не отключил секретаршу.
Он выскочил в приемную. Там никого не было. Селектор со стороны секретаря был выключен. Демидов перевел дух.
Он позвонил на вахту.
– Доктор Мышкин ушел?
– Нет, Сергей Сергеевич, при мне не выходил, – ответил дежурный. – Ключ не сдан. Что-нибудь передать, если появится?
– Ничего. Ничего не надо передавать. Сам разберусь.
«Кажется, это чертово колесо все же сбросило меня на асфальт», – думал Мышкин, спускаясь в патанатомическое отделение.
Большая Берта оживленно болтала по телефону. Обернувшись на звук шагов Мышкина, она вдруг побледнела, медленно встала и выронила телефонную трубку, которая с треском раскололась на кафельном полу. Но Клементьева даже не заметила. Она, застыв на месте, вглядывалась в Мышкина широко раскрытыми глазами.
– Ты чего, Татьяна? – встревожился Мышкин.
Большая Берта не отвечала. Он на всякий случай оглянулся: сзади никого не было.
