Полковник подвинул к нему пепельницу.
Мышкин пошарил в карманах.
– Черт возьми, забыл… – и с ожиданием уставился на полковника.
Но Костоусов сделал вид, что не понял.
Дмитрий Евграфович вздохнул.
– Сергей Ладочников был высокопрофессиональным хакером. Он взломал сервер швейцарского антиракового фонда, откуда и поступает к нам этот чертов индекс, влез в базу данных. И часть информации передал мне. Теперь, после Ладочникова с женой, моя очередь. За мной и приходил твой Ерофеев.
– Очень похоже на то, – согласился Костоусов.
Он нажал кнопку вызова.
Черкнул что-то на листке и передал капитану Орлову.
– Срочно нужен.
– Как срочно, товарищ полковник?
– Через пять секунд.
– Да, Дима, – вздохнул полковник, когда Орлов исчез. – С тобой не соскучишься.
– Мне тоже весело! – с вызовом заявил Мышкин. – Смеюсь с утра и до ночи.
– Не кипятись! Прими совет: ты должен понять особенность ситуации… – начал полковник, но вошел капитан Орлов.
– На проводе, товарищ полковник! – сообщил он.
– Ну, молодчина, – похвалил его Костоусов и снял трубку. – Владим Владимыч? Да, это я и есть собственной персоной. Неужто сразу узнал? Это радует. Очень. И вселяет большие надежды. Скажи-ка, друг любезный, ты слышал такую фамилию – Мышкин? Дмитрий Евграфович. Из Успенской клиники. В первый раз слышишь? Очень хорошо. Володя, это мой человек. Говоришь, никакого у тебя к нему дела нет? Великолепно! Ведь ты сказал, что его не знаешь? Да, мой человек. Учти, Володя, если с ним что случится, то вопросы я буду задавать тебе. Именно тебе! Присмотри за ним, по возможности, чтоб его никто не обижал. А так заходи! В любое время. Чайку попьем, жизнь вспомним. Ну, будь здоров!
И полковник положил трубку.
– Вот так. Все понял?
Мышкин растерянно спросил:
– И что? Больше не придет?
– Я бы не стал утверждать наверняка. Тем не менее…
– Понимаю… Понимаю, Андрей.
– Тем не менее, начало сделано. Китайцы говорят: «Первый шаг есть половина пути».
Мышкин потер уши обеими руками и сказал как можно сердечнее:
– Никогда не забуду, что ты для меня сделал. Располагай мной, как считаешь нужным.
– Что ж, – сказал Костоусов, – ты сам предложил располагать. Уже второй раз предлагаешь. Обратил внимание, как я тебя отрекомендовал этому… горе-киллеру?
– Да.
– Они могут творить все, что угодно и с кем угодно. Но хорошо знают: тронь моего человека – мало не покажется. На том свете найду.
– Да-да, – кивнул Мышкин. Он почувствовал легкую тоску.
– Надо тебя залегендировать.
– Это как?
– Ты должен дать письменное согласие на агентурную работу.
Дмитрий Евграфович беспомощно пожал плечами и растерянно молчал.
– Кто еще тебя может прикрыть? Жизнь твою никчемушную?
– Не знаю…
– Я могу тебе подсказать: никто. Или здесь тебя замочат, или за город вывезут. И еще могилу для самого себя копать заставят. Бесплатно.
Мышкин только и нашел силы, чтобы снова кивнуть и жалко улыбнуться.
– Ты, собственно, и без официальной подписки уже стал моим агентом. Так сказать, де факто. Ты уже самостоятельно провел агентурную работу, накопал массу важной информации. И принес ее мне. Добровольно принес, отметь себе! И рисковал для этого и продолжаешь рисковать жизнью. Из-за этой информации уже погибли трое, если судить по твоим агентурным сведениям. Хочешь наказать убийц? Или пусть радуются и пиво в Лондоне пьют?
Огромные часы пробили двенадцать раз.
Полковник усмехнулся и кивнул на часы:
– Слышал? Сама фортуна подсказывает.
– Иначе нельзя? – безо всякой надежды спросил Мышкин.
– Можно, – неожиданно сказал полковник Костоусов. – Ты свободен. Иди, куда хочешь. Только мне не звони. Впрочем, что я: уже через полчаса ты никогда никому больше не позвонишь. Кстати, не будешь возражать, если я скажу Регине, пусть подсуетится насчет участка на кладбище. На Южном. Для тебя. Ты все ж не совсем ей чужой.
– Да, – уныло согласился Мышкин. – Лучший выход – на Южное. Но и Серафимовское неплохо. Что мне подписывать? Кровью надо, наверное?
– Можешь кровью, можешь чернилами. Толерантность и политкорректность – наш принцип! – и положил перед Мышкиным шариковую ручку и четвертушку бумаги.
Мышкин долго вертел ручкой, чесал ею нос, куснул ее несколько раз. Наконец поднял взгляд на полковника:
– А писать-то что?
– Что хочешь, – сказал полковник и подмигнул. – Можешь всех, и меня в том числе, послать к Бениной маме. А можешь высказать скромную, но твердую просьбу, чтобы управление ФСБ в лице полковника Костоусова А.А. согласилось, в виде большого исключения, считать тебя добровольным помощником. Только обязательно нужно дописать: «Обязуюсь не разглашать служебную информацию. Сознаю, что за невыполнение данного обязательства я понесу любое наказание вплоть до высшей меры». Подпись. Все-то делов.
Мышкин писал медленно, с огромным усилием, пот валил градом, лицо побагровело, будто он был не Мышкин, пишущий вербовочную расписку в тайную полицию, а Моисей, высекающий на каменной плите законы для язычников-евреев.
– Вот, – он протянул бумажку полковнику.
Тот в две секунды пробежал ее глазами.
– Сойдет… Стоп, а подпись? Подпись где?
Сокрушенно вздохнув, Мышкин добавил закорючку.
– Все?
– Нет, не все. У каждого сотрудника есть псевдоним. Конспиративная кличка. И у тебя должен быть, раз ты теперь наш сотрудник, хоть и внештатный.
– Штирлиц сгодится? Или Исаев Максим Максимович?
– Что за манера – вечный балаган устраивать? Ты, парень, не понимаешь, что у тебя только что были большие проблемы. И теперь их у тебя нет, благодаря нашей фирме и мне лично. И свое право на жизнь тебе придется теперь отрабатывать до гробовой доски – буквально. Это все очень серьезно.
– Понимаю, – убито подтвердил Мышкин.
– Веселее гляди, товарищ секретный агент! Голову выше! О такой крыше, какую ты сейчас получил совершенно бесплатно, даже Чубайс мечтать не может.
– Чубайс… – повторил Мышкин. – Когда вы его, наконец, замочите? Или сортиров на него не хватает?
– Не всё сразу, – успокоил его полковник. – Быстро делаются только плохие дела.
– Подожду, – согласился Мышкин. – А его покровителей в сортир когда? Тоже мочить?
– Каких покровителей? – прищурился полковник.
– Будто не знаешь! – возмутился Мышкин. – Всех ты знаешь. И того типа знаешь, у которого в вашей конторе когда-то была кличка «Моль подковёрная».
Костоусов сверкнул глазами.
– Итак, псевдоним… Котов! Будешь называться и подписываться «Котов»!
– Легко раскрыть, – возразил Мышкин. – От противного. Где кот, там и мышь.
– Тогда предлагай сам.
– Лучше уж Волков.
– Нет, – покачал головой Костоусов. – Волковы у нас уже есть. Шестеро. Один настоящий, остальные поддельные.
– Тогда пусть Медведев.
– Мммм… – скривился полковник. – Зачем? Человек только что в президентах побывал…
– По твоей логике, теперь нельзя давать мальчикам имена Вовы и Димы… Ладно, последнее предлагаю – Робинзон Крузо.
– Кончай базар, Робинзон!
– Вот! – радостно воскликнул Мышкин. – Робинзон! Просто Робинзон. Без Крузо. Пусть будет Робинзон. Ты первый сказал, а я только согласился.
– Робинзон? – прищурил левый глаз полковник. – Ну, пусть. Допиши: «Псевдоним – Робинзон Крузо».
– Ты же сказал – «Робинзон»!
– Пиши: «Робинзон Крузо». Так и останется.
Полковник перечитал «контракт с дьяволом», открыл сейф, положил расписку на нижнюю полку, а с верхней достал пачку американских долларов в банковской бандероли. Отсчитал пять стодолларовых купюр и придвинул их к Мышкину.
– Получай! Подъемные, – пояснил он. – Пиши расписку на всю сумму.
Мышкин одернул руку, словно из кипящей кастрюли.
– Это что? – он густо покраснел.
– Не догадался? – удивился полковник. – Поясняю: это, Дима, американские деньги, главная валюта на земном шаре. Называются «доллары».
– Никогда… – угрюмо сказал Мышкин. – Никогда я не продавался и не буду.
– Да кому ты нужен? – презрительно фыркнул Костоусов. – Таких, как ты, в базарный день за пятак ведро купить можно. Тоже мне Памела Андерсон [62] без лифчика! Больше гривенника за тебя никто не даст. Советскими. А это, – показал он пальцем на деньги, – это честный гонорар. Аванс. Любой труд и риск должен быть оплачен. Быть нашим помощником – риск. У нас к тому же никакого психологического комфорта, какой есть в других профессиях и занятиях. Пиши: «Я, Робинзон Крузо, получил 500 долларов США». Больше ничего. Только подпись и число.
Мышкин взял ручку, занес над бумагой, но никак не мог решиться. Полковник вздохнул.
– Мало? – спросил он. – Маловато…
И отсчитал еще десять сотенных.
– Бери. Но теперь пиши так: «Я, Робинзон Крузо, получил три тысячи долларов США». Цифрами и прописью.
– Так ведь тут полторы.
– А про меня ты подумал? – упрекнул полковник. – Или только о себе, ненаглядном?
