чисто подметенный двор с колодцем посредине. Вечерний покой, дым, медленно вьющийся над трубой, старая утка с ковыляющим за ней выводком — все свидетельствовало о том, что здесь живут спокойно, в достатке.
Сержант и Зуйка вошли в избу. Все были дома и, по-видимому, собирались ужинать, потому что женщины гремели посудой, ложками, дети устраивались за столом, а сам хозяин, приземистый, плотный старик с густыми желтыми усами и седеющей головой, только что умывшись, причесывался перед зеркалом.
Кумпис поздоровался со всеми подряд, а Зуйка остался стоять возле притолоки — смущенный, робкий.
— Ну, отец, знаешь, зачем пришли? — сразу схватил быка за рога сержант.
— Где уж тут знать? — медленно процедил в усы старик. — А только если милиция, значит — нехорошо.
— Ой, нет, отец, ошибаешься! — почти весело вскричал Кумпис. — Все хорошо. С самыми лучшими намерениями… Вот Зуйка, — показал он в сторону двери, — образумился человек, пить бросил, начал работать, хочет мириться и вести домой жену и детишек.
Никто из домашних даже не глянул на Зуйку, стоявшего на пороге с опущенной головой, и никто не пригласил его подойти поближе, присесть к столу. Только возле плиты еще ожесточеннее загремела посуда и отозвался скрипучий старушечий голос:
— Знаем мы таких трезвенников! За водку душу продаст, всех нищими по свету пустит.
— Ну уж, мамаша, зачем так зло? — подскочил к плите Кумпис. — Конь, как говорится, о четырех ногах и то спотыкается, а тут человек… Бывает. Теперь другое дело. Сам видел. Избу починил, внутри блестит. Пить его и за деньги не заставишь.
Снова брякнула посуда.
— Чудо, что ли, случилось!
— Какие там чудеса! Бросил человек пить, и все.
— А ты садись, гостем будешь, первый раз у меня, — потеплевшим голосом пригласил тесть, подвигая Кумпису стул.
Он пока что не очень верил его речам, но все-таки был доволен, что сержант пришел мирить людей, а не бог знает зачем. Трудно одному содержать такую семью, очень трудно.
Кумпис сел. От плиты, неся большую глиняную миску, подошла Барбора, довольно молодая, но уже увядшая, измученная женщина. Появились на столе оловянные ложки, зазвенели миски.
Все сели. Хозяин пригласил сержанта к столу.
— Ну что же я один? — развел руками тот. — Все так все!
Тогда старик повернулся к Зуйке. К отцу прижималась младшая дочка. Зуйка гладил светлые волосы девочки, его губы дрожали.
— Ступай уж и ты к столу, чего там, — позвал тесть. — Посмотрим, что из этого выйдет.
Девочка потянула отца за полу пиджака, и Зуйка несмело присел на краешек скамьи.
Ели молча, и только к концу ужина хозяин принялся (прашивать сержанта, что нового в местечке. Но Кумпис опять перевел разговор на Зуйку. Хитро подмигивая, он рассказал, как резала Зуйку смерть и волокли черти, как бросил он после этого пить и хотел, но не осмеливался пойти за женой и детьми.
Все дивились неслыханным приключениям Зуйки, а теща сказала, что это кара божья пьяницам, что после смерти их, мол, будут поджаривать на железной бороне. Но тесть только крутил ус и посмеивался над ее речами, потому что и сам был не прочь приложиться к стопочке. Потом сержант завел разговор о сапогах (было самое время приступить и к этому вопросу).
Через час он, очень довольный, но вместе с тем и озабоченный новыми сведениями, уже шагал к избе Зуйки за оставленным там велосипедом.
Через несколько дней разнеслась весть, что к «колченогому косому» Брузгюсу, которого все считали вором, но никто еще не поймал за руку, приехал сержант Кумпис. Само по себе это было не слишком большим событием, потому что к Брузгюсу подобные гости жаловали по меньшей мере раз в год. Если в деревне случалась пропажа, первым делом брали в оборот не кого иного, как Брузгюса. Если в колхозе исчезал плуг, если несколько снопов на поле или копна сена на лугу словно сквозь землю провалились — искали у хромого.
Интерес вызвало то, что вместе с сержантом приехал инспектор по охране природы старик Буга, с собой они взяли лесника и председателя апилинкового Совета. Это, уж конечно, неспроста.
Целый день все лишь о том и толковали. Зачем они приехали? Ведь в деревне давно не было никаких происшествий…
Ромас и Алпукас шныряли среди взрослых, ловили разговоры, выслушивали догадки, предположения, но ничего толком не могли узнать. Придя на обед, они вопросительно посматривали на дедушку. Но тот был не по обыкновению серьезен и вовсе не хотел вступать с ними в беседу.
— Говорят, к Брузгюсу милиция приехала, — попробовал подступиться Алпукас. — Отца туда позвали.
— Говорят, — подтвердил старик.
— А зачем они туда приехали, дедусь? — осмелел мальчик.
— Гм! Кто их знает, зачем. Наверное, дело есть, — ответил старик и продолжал сосредоточенно хлебать борщ.
Нет, расспрашивать деда не имело смысла. Если сам не захочет — хоть кол на голове теши, слова не вытянешь. Эх, совсем испортился дедусь! Ну что ему стоит? Взял бы да рассказал… А он знает, все знает. Дедушке доверяют. Когда случается что-нибудь серьезное, с ним всегда советуются… Испортился дед. Эх, вконец испортился!..
Ребята прикидывали и так и эдак. Если из-за оленя, то при чем тут Брузгюс? Впрочем, раз Зуйка не виноват… Неужели стрелял «колченогий»?.. Поди знай… Но ведь о нем до сих пор не было речи. Зачем же тогда пожаловали сержант и инспектор?.. Почему отца взяли с собой? Разве нет других соседей, поближе?.. Мальчики окончательно запутались…
А истина была совсем рядом.
Кумпису все-таки удалось кое-что выведать у Зуйки. Уже собираясь уходить от Зуйкиного тестя, сержант еще раз как бы невзначай похвалил желтые сапоги. Тесть, осмотрев их, особых изъянов не нашел, но, по привычке, усомнился, долго ли протянут — они, мол, уже ношеные и местами пообтерлись.
Теперь уже и старику приспичило узнать, где Зуйка купил свое желтое чудо. Тот сначала увиливал от ответа. Тесть рассердился и брякнул, что сапоги, скорее всего, краденые, с такого зятька, дескать, и это станется, Тут уж Зуйка не выдержал. Нет, он не вор! Он купил их у Ле́йбуса, «тряпичного короля», как звали в местечке скупщика утиля. Но тот просил никому об этом не болтать — чего доброго, люди еще подумают, что он приторговывает старьем.
История усложнялась. Кумпис задумался. Вполне вероятно, что это не те сапоги, которые видели дети. Но почему Лейбус просил Зуйку не говорить, у кого купил сапоги?..
Сержант посоветовался с начальником и наведался к «тряпичному королю». Очень неохотно Лейбус рассказал, что купил сапоги по
