— Благодарю за пояснение, из которого следует, что господин адвокат примерно представляет содержание термина «антропометрические данные», — сказал Иван Порфирьевич, чем вновь вызвал смешки в зале. — Извольте. Рост убитого Елсукова составлял полтора аршина, или, более точно, шесть футов и два дюйма, вес — ровно пять пудов. То есть, как я полагаю, его рост и вес примерно равны весу и росту господина защитника. Это я говорю затем, чтобы присутствующие могли представить его наиболее зримо. Убитый отличался здоровьем и физической силой.
Адвокат почувствовал легкий подвох, но, не поняв, в чем он заключается, все же задал вопрос свидетелю, то есть мне:
— Тогда прошу вас объяснить, как вы, столь юная особа, явно уступающая своему противнику и в росте, и в весе, и в силе, — тут он, видимо, решил использовать сказанное обвинителем себе на пользу и подошел ко мне, чтобы сделать сравнение меня с самим собой, а следовательно, и с трактирщиком наиболее наглядным, — как вы, сударыня, смогли справиться с таким соперником, к тому же вооруженным ножом?
Я обернулась к Ивану Порфирьевичу, и он мне кивнул.
— Объяснить несложно, но мне кажется, что будет еще проще показать, как я это сделала.
От таких слов не то, что среди публики, даже на лице судей выразилось откровенное сомнение.
— Полагаю, что такое действие будет действительно наглядным, — поддержал меня Иван Порфирьевич. — Процессуальный же кодекс вполне допускает проведение таких демонстраций. А наиболее подходящей кандидатурой является господин адвокат. Как я недавно отметил — и господин адвокат со мной согласился — он и покойный господин Елсуков имеют примерно одинаковые антропометрические параметры. К тому же, приняв непосредственное участие в демонстрации, он будет иметь возможность убедиться, что в ней все честно, и обвинение не делает никаких подтасовок.
Капкан захлопнулся. Господин адвокат чуть подумал и решил, что придется ему согласиться с предложенными условиями. Он оценивающе оглядел меня и, видимо, пришел к выводу, что ему ничего не грозит, а шанс доказать неполную искренность свидетеля представляется превосходный.
— Что ж, я готов. Куда прикажете встать? — господин Власов позволил себе вложить в вопрос изрядную долю сарказма, но сопроводил его вполне дружественной улыбкой, адресованной более присяжным, чем мне.
— Мне кажется, что вот это место, хоть и с некоторой натяжкой, похоже на вход в тот чулан. Во всяком случае, ступенька здесь той же высоты, — обратилась я ко всем присутствующим.
Адвокат Власов задумался на секунду, видимо, вспоминая чулан, который он не упустил возможности осмотреть, но возражать не стал.
— Господин Елсуков шагнул через порог с правой ноги, я в тот момент стояла справа, если смотреть из чулана, но слева от входящего, — продолжила я. — Единственное освещение исходило от свечи, оставшейся за его спиной, и сразу увидеть меня он не мог при всем своем желании. Шагайте, господин адвокат.
Адвокат изобразил смущенную улыбку и шагнул, вернее лишь занес ногу, чтобы шагнуть со ступеньки, и в этот момент я схватила его за палец и провела тот же прием, что и тогда, на пороге чулана. Честно говоря, я не хотела сильно большого эффекта, хотела лишь добиться того, чтобы господин Власов оступился, но имел возможность устоять на ногах Мне и этого вполне хватило бы, чтобы пробежать к дверям. Но то ли я разозлилась на него, то ли просто не рассчитала, то ли сам мой противник невольно подыграл мне своей вальяжностью… Адвокат рухнул мешком и едва не зашиб себе голову. Да и его пальцу досталось несколько сильнее, чем он того стоил. Зал содрогнулся. Сначала от неожиданности происшедшего, ведь мало кто верил в мой успех, хотя многие — я это прекрасно чувствовала — и были на моей стороне. Затем от смеха, уж больно комичное зрелище являл собой адвокат. Я, чувствуя вину, кинулась его поднимать, и он от растерянности мою помощь принял. Но, встав на ноги, тут же пришел в себя и простер руки в сторону хохочущей публики:
— Господа! Господа! Право слово, вы же не ждали, что я стану оказывать настоящее сопротивление юной девушке, почти ребенку? Опять же, я был поставлен в очень невыгодные условия, спуская ногу со ступеньки, я и сам уже потерял равновесие.
— Условия были точно такими, как на месте происшествия, даже менее сложными для вас, — перебил его обвинитель.
— Если господин адвокат столь недоволен условиями, я готова их упростить, — заявила я, ощущая теперь уже почти единодушную поддержку зала. — Постарайтесь просто не пропустить меня к выходу, а уж стойте, где вам и как вам самому кажется удобным.
Глаза у господина Власова сделались злыми. Он молча шагнул ближе к выходу и встал, слегка расставив ноги и чуть разведя руки. И замер. Хитер был господин адвокат, догадался, что против него обратили его же собственное движение, а потому замер, рассчитывая схватить меня в последний момент. Но и я уже решила не стесняться в своих действиях. Я побежала вперед, всем своим видом показывая, что хочу прошмыгнуть справа от него, адвокат даже не шелохнулся, но стал ждать от меня именно такого поступка. Я же в шаге от него сменила направление движения, так что должна была бы непременно в него врезаться, но сумела резко затормозить и с силой ударила его каблуком в кость ноги над ботинком. От боли нога его непроизвольно дернулась вперед, да и руки потянулись к ней, господин адвокат согнулся и вновь оказался в неустойчивом положении. Мне осталось лишь нанести еще один, уже несильный, удар ногой в его висящую в воздухе ступню снизу и от себя, чтобы он повторно оказался на полу. Руки его в падении все же дернулись ко мне, но было поздно, я перепрыгнула через падающего и добежала до дверей.
Эх, если я когда-нибудь сыграю на сцене, хорошо бы мне аплодировали так же!
Председатель суда вынужден был объявить перерыв. Следующее заседание должно было состояться завтра.
— Сударыня, не стоило вам соглашаться на повтор! — упрекнул меня, пряча улыбку, товарищ прокурора.
— А мне вот что стало интересно, — обратился к нему следователь. — Сильно будет хромать завтра господин адвокат или не очень?
— Ему бы, по-хорошему, на палец повязку наложить надо, — добавила я и смутилась. — Может, я ему тот палец вывихнула. Нечаянно.
— Боюсь, что будет господин Власов терпеть без повязок, а то может и в полное посмешище превратиться. Это ж надо придумать: адвокат пострадал от рук свидетеля обвинения, а никакого иска выставить не сможет? Вот от чего он будет страдать сильнее всего!
Мы с дедушкой пошли домой, но на Базарной площади я сказала, что хочу зайти на полчасика в библиотеку. Против библиотеки деду возражать было нечего.
В библиотеке я заказала давешнюю немецкую книгу про револьверы. Библиотекарь явно осуждал такой мой выбор, но поскольку никаких ограничений на чтение ее не существовало, ограничился укоризненным взглядом. Я просидела над книгой почти четверть часа, пока сообразила, что же я хотела в ней увидеть. Быстро нашла и открыла нужную страницу, где был изображен дамский револьвер системы «Смит и Вессон», и стала читать комментарии. Так и есть! Помимо всего прочего, там было сказано, что цена на такие пистолеты колеблется от двухсот до пятисот долларов. Я долго не могла сообразить, сколько же это будет в рублях, потом решила, что все равно немало, а сколько точно — не столь важно. Еще пару минут я думала, идти ли с этим вопросом к Дмитрию Сергеевичу прямо сейчас, или дождаться завтрашней встречи в суде? Получалось, что спешки большой не требовалось. Опять же завтра я могла попробовать получить ответ на еще один, касающийся всего этого, вопрос.
Дома у нас довольно неожиданно оказался Петя. О сегодняшних событиях в суде он уже был наслышан, и ему стало настолько любопытно, что он даже забыл о своей обычной стеснительности и пришел в гости без приглашения.
— Как там ваша шкура поживает? — спросила я.
— Лежит на полу в моей комнате и скалит зубы. Но ходить по ней приятно, — не без удовольствия ответил сын градоначальника. — А вы, Даша, от рассказа не отлынивайте, а то мне обидно станет.
— Да вы и так все уже знаете, — заметила я.
— Знаю, но не все. И от вас мне интереснее слышать.
В итоге он услышал сразу два рассказа. От меня и от дедушки. Петя смеялся до слез, но, улучив минуту, когда мы оставались одни, счел возможным упрекнуть меня:
— Что же вы меня за нос водили, будто не знаете по-французски?
— Ну, вы так мило говорили приятные комплименты… К тому же и догадались уже давно.
— Ну не так, чтобы давно.
— После того разговора о сдаче экзаменов?
Петя кивнул, а потом широко улыбнулся и сказал на французском:
— Vous étes une fille trompeuse, mais plus charmante![67]
Я смутилась и не знала, что ответить, отчего Петя пришел в самое добродушное расположение духа и стал спрашивать про театр.
