Настоящая выставка скелетов — все мелкие животные, которые только водятся в этих местах. В центре был отлично сохранившийся скелет совы, всё до крошечных косточек. В черепе чернели пустые круглые глазницы, и я представил себе гипнотический совиный взгляд. Под скелетом лежала кучка серых перьев.
— И что я должен узнать?
— Это ты поймёшь, когда будешь отсюда выходить.
Я недоуменно посмотрел на него.
— У выхода лежит солома, — продолжал лис, — отодвинь её и получишь ответ.
Я кивнул и поспешил к выходу. Мысли в голове бешено плясали. Зачем лису мне помогать? Вряд ли из добрых побуждений.
Вьюрок выпустил мой гребень и теперь вился у меня над головой.
Возле выхода действительно лежала куча соломы. В ней что-то поблёскивало, и это подстегнуло моё любопытство. Что там такое? Я уже занёс ногу и собирался расшвырять солому, когда вьюрок встревоженно заверещал.
— Стой, Хилмар! — во всё горло кричал Фьюи. — Не двигайся!
Я так и замер с поднятой ногой, едва не свалившись.
— Смотри! — Фьюи схватил клювом кость и осторожно приподнял ею солому.
Прищурившись, я наконец разглядел предмет, поблёскивавший прямо передо мной. Под соломой был спрятан открытый лисий капкан. Вот повезло — иначе биться бы мне сейчас в западне.
Я взял у Фьюи косточку и сунул её в капкан. Острые зазубренные створки с лязгом захлопнулись. Из норы послышался тихий смех.
— Прости, Хитрохват! — крикнул я. — Сегодня у тебя на ужин опять гнилая капуста!
⁂
Выскочив из лисьей норы, мы с Фьюи добрались до небольшой горки, откуда открывался вид на ферму, и присели перевести дух.
— И тут неудача, — сказал я, отдышавшись. — Хитрохват, конечно, хладнокровный убийца, на редкость подлый. Но он слабый и больной — ему в курятник ни за что не пробраться.
— И если убийство — его лап дело, — добавил Фьюи, — то почему он не съел Грегори?
Я задумался.
— Свиньи перепрыгивать через сетку не стали бы — они бы её просто разорвали. Но, с другой стороны, отмазка про апельсиновый сок — явное враньё.
— Это не апельсиновый сок, — согласился Фьюи.
— А ты откуда знаешь?
— Я видел, как перед взвешиванием они едят одуванчики.
Я наморщил клюв:
— Это ещё зачем?
— Да они наедятся одуванчиков и потом бегают в туалет. Когда их взвешивают, то весят они на несколько килограммов меньше, и Марго не сокращает им паёк.
Я кивнул.
— А ты умнее, чем кажешься. Получается, это не свиньи и не лис. Что мы знаем про енота Мочалку и Симону Таксус? Как они могли бы перелезть через сетку и пробраться в курятник? — Я опять задумался. — Возникает и другой вопрос: возможно ли, что преступник — один из жителей курятника?.. Хотя вряд ли. Яйца либо съедают, либо выносят куда-то за пределы курятника. И каким образом это происхо…
— Есть идея! — перебил меня Фьюи. — Фонарик, который был у Мочалки, — не тот ли это, который пропал у Майка?
— По-твоему, енот украл его? — уточнил я. — Интересная версия. Если он привык таскать чужое, то… — я осёкся, вдруг заметив, что мы больше не одни.
На крыше свинарника сидела ворона. Она молча буравила меня похожими на угольки глазами. Перья у неё блестели, будто чёрное стекло. Я похолодел изнутри. Ворона глухо каркнула, и рядом с ней опустились ещё две птицы. Теперь на фоне вечернего неба вырисовывались три силуэта. Огромная белая птица, а по обеим сторонам от неё две чёрные вороны. Они смотрели в нашу сторону.
«Хищники». Отчайка и двое его помощников — вот кто это был. Они нашли меня.
— А знаешь, что говорят про ворон? — тихо спросил Фьюи.
Я покачал головой.
— Что они предвещают смерть.
Мы поспешили назад, в гончарную мастерскую. Я велел Фьюи лететь к курам, а сам отправился поговорить с Майком. Тот лепил кувшин, поэтому руки у него были перепачканы в глине.
Когда я рассказал про Отчайку с воронами, Майк встревожился:
— Значит, твои враги из города сюда добрались? Тогда лучше тебе не уходить из курятника, по крайней мере не бродить в одиночку.
— Если они вызовут подкрепление, мне не жить, — сглотнул я.
— Ты давай поосторожнее! — Он посмотрел на меня поверх очков. — Кстати, что с тобой случилось? Ты даже вчера не такой потрёпанный был.
— Да ерунда, слегка повздорил с Гехряклом и Хрювальдом.
Брови у Майка поползли вверх.
— Я же предупреждал: держись от этих двоих подальше. А ты как будто нарочно их дразнишь. Так что-нибудь выяснилось?
Я вкратце рассказал о случившемся, не забыв упомянуть и о фонарике, который, по мнению Фьюи, принадлежал Майку и теперь был у Мочалки.
— Вон оно как… — удивлённо протянул Майк. — Ну, значит, Мочалке зачем-то понадобился фонарик. Вообще-то я им разрешил пользоваться моими вещами — только попросил обратно возвращать.
— Ты что, и правда поручаешь байкерам развозить заказы? — поинтересовался я.
— Я им доверяю. А мотоциклы у них первоклассные, так что опасности никакой.
— Ладно, — согласился я, — тебе виднее. Но я бы этим пройдохам не доверял. У меня такое чувство, будто они что-то скрывают.
Майк вытер руки тряпкой.
— Ну что ж, пора тебе курятник навестить, — сказал он, — мы попозже к вам заглянем. Но, Хилмар, знаешь что…
Я выжидающе посмотрел на него.
— Ты уж, пожалуйста, разберись с этим делом побыстрее. Куры почти перестали нестись. — Он показал мне шляпу, в которой лежали три крохотных яичка. — Даже Агда с Магдой нас теперь подводят. Если всё будет продолжаться в том же духе, мы разоримся.
В курятнике жизнь текла по-прежнему.
Сидя на гнезде, Абелона храпела так, что весь домик дрожал. Фьюи прикорнул в уголке — в кои-то веки никаких новостей у него не было. Агда с Магдой тоже сидели здесь и во всё горло распевали:
— Пип-пип-пип, я крута, пип-пип-пип, крута-а-а!
— Привет, девчонки, — поздоровался я. — А эту песню вообще кто поёт?
— «Цып и Цуп», — ответила Магда и принялась лапой отстукивать такт по ящику.
Да, про Цыпа с Цупом я слыхал. Хотя кто не слыхал-то? Эти два молодых петушка родом откуда-то с севера всех с ума свели. Они успели объехать с гастролями полмира, и молодые цыпочки на их концерты валом валили.
К счастью, рядом появилась Ловиса и мне не пришлось выслушивать биографию Цыпа и Цупа. Я подошёл к Ловисе, и та обняла меня.
— Ну и видок у тебя… — сочувственно произнесла она.
Я описал ей схватку с Гехряклом и Хрювальдом.
— Приёмчики у них свинские, но я их перехитрил.
Ловиса вздохнула:
— Ох, Хилмар, опасная у тебя жизнь.
— Зато тех, у кого рыльце в пуху, я сразу чую, — гордо заявил я.
Она фыркнула и клювом
