Ярослав Свиридов - Шляпс!

Соня бросила взгляд на папину спину и ойкнула. Папа обернулся.

— Ничего-ничего! — замотала головой Соня. — Это я просто подумала, что портфель дома оставила.

Неподъемные учебники до школы всегда носил папа, поэтому, увидев его беспортфельную спину, Соня на секунду забыла, что сегодня портфель висит у нее за плечами. По случаю спектакля в расписании значились всего три урока, да и те были репетицией. В полегчавшем портфеле трепыхался лишь лисий хвост, нужный для роли, и перекатывалось манго.

Папа не знал, что Соня добралась до последнего манго, и мечтал, что съест его, когда вернется домой. Папа любил манго. О чем он иногда даже пел на кухне по-английски, переделав слова старого шлягера Papa Loves Mambo на Papa Loves Mango. Правда, ничего, кроме этой единственной строчки, папа не знал, поэтому его песня состояла из выкриков:

Потом папа садился за стол и быстро съедал манго.

Соня несла манго, чтобы угостить Костика. Они частенько подкармливали друг друга контрабандными продуктами из дома. В школьной столовой аппетитно выглядели только развешанные по стенам яркие плакаты со всякой вкуснятиной. А вот сами столовские блюда по вкусу мало чем отличались от бумаги, на которой эта вкуснятина была нарисована. По крайней мере, так утверждал Костик, который однажды на радость классу откусил угол от плаката с яблочным пирогом.

— Ну пока, — попрощался папа с Соней, введя ее в вестибюль школы.

Он уже хотел было развернуться и броситься домой к манящему манго, но тут папу остановил охранник:

— Вы не отнесете воду для кулера на второй этаж?

— А волшебное слово? — спросил папа.

— Директору, — сказал охранник.

— Уговорили, — вздохнул папа.

— Пойдем, пап, я тебе покажу. Ее кабинет рядом с нашим классом.

Папа подхватил бутыль и, покачиваясь, пошел за Соней.

— Вот тут она сидит, — Соня остановилась у двери с надписью «Директор». — Потом зайди к нам в класс, забери клетку от Максима. А то я всё никак ее домой не дотащу.

Максимом звали мадагаскарского свистящего таракана, которого Соня как-то принесла в школу на урок, посвященный домашним животным. Максима в тот же день съел Герман, попугай, которого притащил Костик. Папа выразил соболезнования. Но втайне был невероятно рад такому повороту событий, так как всегда боялся, что десятисантиметровый Максим в один ужасный день вырвется из своего домика на волю, спрячется где-нибудь в квартире, а потом неожиданно выпрыгнет на папу из-за угла.

Папа постучался, дверь тут же распахнулась, и мимо него протиснулась директриса Анна Степановна.

— Вы ко мне? — бросила она на ходу и, не дожидаясь папиного объяснения, распорядилась: — Проходите, подождите меня внутри.

— Да я, собственно… — начал папа, но Анна Степановна была уже далеко.

Папа вошел в кабинет и огляделся, ища кулер. Аппарата нигде не было. Папа поставил бутыль на пол и сел на один из стульев, расставленных по периметру.

В кабинете было свежо. Ветер, влетавший сквозь распахнутое окно, пузырил штору. Прошло пять минут. Папа достал телефон и принялся кидаться птицами в свиней. От игры его отвлек шелест, который он сначала принял за шорох шторы. Папа поднял глаза и увидел живую птицу. По подоконнику прохаживалась здоровенная ворона.

— Кыш! — сказал папа.

Ворона посмотрела на него и перепорхнула на стол директрисы.

— Кыш! Пошла вон!

Ворона, не обращая внимания на грозные крики, подошла к компьютеру, стоявшему на столе, и застучала клювом по клавиатуре.

«Наверное, у нее там крошки. Директриса, как какой-нибудь нормальный человек, тоже ест за компьютером», — машинально отметил папа.

— Кыш! Кыш! — опять повторил он.

Но ворона продолжала стучать по клавишам.

Папа встал со стула и, размахивая руками, подбежал к столу.

Ворона оторвалась от своего занятия, помотала головой и снова нагло ударила клювом по клавиатуре. Папа обошел стол. Ворона каркнула и перелетела на покинутый папой стул.

На экране компьютера был раскрыт документ, над которым Анна Степановна, видимо, работала перед тем, как стремительно выйти. Папа прочитал:

«Вот уже более 30 лет наша школа гордо несет знамя знаний. Педагогический коллектив творческий и работоспособный. Особенно радует, что нам во всех наших начинаниях помогают родители учащихся. Например, рарвлд вдвовоц-0влвлул=-у-3-вщвщвуз ак0шуш0алощаоущщу0ушй8911211111йшшэжжжвхвдол вовррараотми мтв0999шляпс».

— Шляпс, — зачем-то прочитал папа вслух.

Дверь открылась, и в кабинет вошла Анна Степановна. Папа отпрянул от компьютера и вытянул руки по швам.

— Здрасьте, — сказал он.

— Здравствуйте, — ответила директриса и так посмотрела на папу, что он попытался вжаться в стену.

— Ворона! — только и смог сказать папа в свое оправдание.

— При чем тут ворона? Что вы там делаете?

— Сюда ворона только что залетела, — папа огляделся. Вороны нигде не было. — И уже куда-то делась. Это она, а не я. Я просто воду принес. Для кулера.

Директриса подошла к столу, а папа быстро перебежал к двери, у которой стояла бутыль.

— Вот, — сказал он. — Куда ее?

Директриса, не отвечая, заглянула в экран компьютера.

— Ворона! — еще раз попытался объяснить папа.

Анна Степановна оторвалась от абракадабры, оставленной вороной, и перевела взгляд на папу.

— Шляпс?

— Это ворона напечатала! Я просто воду принес. Куда ее поставить?

— Кулер в шкафу.

— И как я не догадался! В шкляпу… Тьфу! В шкафу!

По обе стороны двери стояло по шкафу. Папа двинулся к левому.

— Нет, не в этом, — остановила его хозяйка кабинета.

Папа суетливо открыл дверцу правого и действительно обнаружил там кулер. Пока папа устанавливал бутыль, директриса, не отрываясь, следила за его неловкими действиями.

— Ну вот! Готово! До свидания!

— До свидания, — холодно попрощалась Анна Степановна.

Глупо улыбаясь, папа вышел из кабинета.

По пути в школу кучерявые братья Ерохины спорили, кто из них лучше гавкает.

— Гау-гуа-гау! Ууу! — заливался Сережа.

— Гав-баув! Гав-баув! — заглушал брата Миша.

— Авв! Авв! Авв! — щетинился Сережа.

— Гав! Кав! Рав! Ба-ду-дух! — победно провопил Миша.

— Где ты слышал, чтоб собаки так гавкали?

— Во дворе! Но не в нашем! В тринадцатом доме. Рядом с качелями. На прошлой неделе. В тот день еще дождь шел. Собака была породы русская сторожевая. С белым пятном на лбу.

Он еще хотел добавить, что хозяин был одет в черный плащ, держал зеленый зонтик, а собака звалась Пиратом, но сумел сдержаться. Миша давно заметил, что, чем многочисленнее подробности, тем меньше окружающие верят в достоверность его выдуманных историй.

— Собаки так не гавкают! — обиженно и убежденно сказал Сережа.

— А то ты всех собак знаешь!

— Да уж побольше твоего!

— У тебя и собаки-то никогда не было!

— А у тебя была, можно подумать!

— У меня был хомяк!

— Это был общий хомяк! И хомяки не гавкают!

— А то ты всех хомяков знаешь! — зачем-то попытался продолжить спор Миша.

Братья Ерохины были так похожи, что даже родная бабушка их часто путала. Впрочем, она давно уже всех путала: маму — с сестрой Любкой, папу — с почтальоном, приносящим пенсию, а почтальона — с грабителем, и не желала открывать ему дверь.

Виктор Геннадьевич Штомпель, учитель литературы, завуч, а еще по совместительству и руководитель театрального кружка «Тарарампа», решил, что оба Ерохина могут сыграть Артемона. «Будете друг у друга на замене, — сказал он. — А то вечно один из вас болеет».

— А если оба заболеем? — спросил Миша.

— Тогда реплики Артемона будет говорить Пьеро.

— А если и Пьеро заболеет?

— Тогда реплики Артемона и Пьеро будет говорить сама Мальвина. И не спрашивайте, что будет, если Мальвина тоже заболеет!

Как раз это Миша и хотел спросить.

Но у Сережи нашелся другой вопрос:

— А если оба не заболеем? Кто из нас будет выступать?

— Кто лучше гавкает, — сказал Виктор Геннадьевич.

«А если и Мальвина заболеет, можно поставить компьютеры, и мы будем играть по скайпу из дома!» — осенило Мишу. Эта идея ему так понравилась, что он даже решил всех чем-нибудь заразить. Но врачиха из школьного медкабинета наотрез отказалась помочь ему раздобыть пробирку с каким-нибудь не очень опасным вирусом.

Одноклассницы Инны считали, что роль Мальвины она получила по блату. Злые языки поговаривали, будто девочку с голубыми волосами Инна играет только потому, что ее бабушка — директор школы Анна Степановна. (Директриса, к слову сказать, тоже предпочитала красить свои седые волосы в голубой цвет.)