Ярослав Свиридов - Шляпс!

Быть внучкой директрисы школы, в которой учишься, — тяжелое бремя. Все вокруг ведут себя неестественно. Даже учителя не бегают при тебе по коридору. А уж ученики…

Инна пробовала приносить в класс всякие вкусности. Конфеты съедались, но, кажется, без аппетита. Инна приглашала к себе в гости. Никто не шел. Инна пыталась шутить про бабушку. Тут же воцарялась напряженная тишина. Возможно, одноклассники думали, что на Инне спрятаны микрофон и записывающее устройство и всех, кто засмеется, ждет кара.

В школе Иннину бабушку Анну Степановну очень боялись. Один третьеклашка как-то потехи ради забежал в девчачий туалет и неожиданно встретил там Анустепану. От пережитого страха мальчик даже перестал заикаться. Врач-логопед не мог добиться этого за четыре года их занятий.

С первого класса Инна мечтала, что бабушка уйдет на пенсию, но Анна Степановна не спешила удаляться на покой. Надежда забрезжила лишь месяц назад.

— Надо давать дорогу молодым! — сказала бабушка, когда в тот день они с Инной возвращались из школы.

Их путь шел по длинной и узкой тропинке, проходившей между заборчиками палисадников. Позади Инны и Анны Степановны, спешившись с велосипедов, плелись два шестиклассника, не нашедшие в себе мужества звякнуть в звонок, чтобы директриса пропустила их вперед.

— Да! — повторила бабушка, остановившись. — Пора, пора дать дорогу молодым! Хорошо хоть, есть кому передать бразды правления. А мне пора на пенсию. Надо уступить дорогу молодым.

Бабушка замолчала.

Велосипедисты переглянулись и, развернув велосипеды, сели на них и задребезжали в обратную сторону. Анна Степановна проводила их отстраненным взглядом.

Инна переминалась с ноги на ногу, боясь сказать что-нибудь не то и отвлечь бабушку от мысли выйти на пенсию.

— Все решится в день вашего спектакля, — сказала бабушка.

И Инна поняла, что своим преемником бабуля решила сделать Виктора Геннадьевича. Она и раньше намекала, что он был бы хорошим — молодым! — директором, если бы ему хватало дисциплины.

«Значит, все зависит от того, как пройдет «Буратино». И если все пройдет без сучка без задоринки…» — от мысли, что она перестанет наконец быть внучкой директрисы, у Инны закружилась голова.

Костик надел папину белую рубашку. Длинные рукава, как и положено для костюма Пьеро, свисали ниже Костиных рук.

— М-да, — сказал папа, осмотрев Костика. — Бледное подобие Пьеро. Но недостаточно бледное. Пьеро побледнее будет.

— Ничего. У нас есть грим. Намажусь.

— Ну тогда ладно. Только не лыбься на сцене. Пьеро должен быть грустным.

На этот счет у Костика имелись свои соображения, но спорить он не стал.

— Чтобы выглядеть грустным, мне достаточно вспомнить, какие оценки у меня выходят в четверти, — сказал Костик.

— Молодца, — похвалил папа. — Иди и порви их всех!

— Тебя-то когда ждать?

— Мне еще в магазин надо забежать.

— Пап, только не надо квас твой дурацкий покупать! Не будет никто его в классе пить!

— Иногда я задумываюсь, а мой ли ты сын?!

— Об этом надо было задуматься в тот раз, когда ты забрал из садика с ёлки не меня, а Гришку.

— Вы с матерью так и будете напоминать мне об этом всю жизнь?! Это был единственный случай. Тем более он был в такой же маске, как у тебя.

— А Гришка до сих пор тебя боится.

— Бери пример с него. Отца надо бояться!

«Дорогая Инна!

Как ты знаешь, завтра у нас важный день, который важен для нас»…

«Инна, привет!

Это Денис. Но не Шамарин, а Сухоблинский. Я тот, который высокий. Для своих лет высокий, по крайней мере. Мы еще учимся с тобой в одном классе и играем в одном спектакле. Я сзади тебя сижу. И я подумал»…

«Ин, прив!»

Кароч, какой у тебя ник в скайпе?»

«Привет, Мальвина!

Это Буратино!))))))))»

«Привет, Инна!

Это Денис Сухоблинский. Давай созвонимся по скайпу и повторим наши совместные сцены. Мой ник в скайпе — Sofokl. А у тебя какой?»

Накануне Денис целый час пытался написать письмо Инне, чтобы пригласить ее порепетировать по Интернету. Вообще-то Денис знал, какой у Инны ник в скайпе (Nepovtorimaya317), но боялся, что она спросит, откуда он его знает.

Денис писал Иннин ник и стирал, писал и стирал, пока совершенно необъяснимым образом не нажал на «Вызов».

На экране тут же возникла Анастепана.

— Извините, не туда попал! — выпалил Денис.

После чего дрожащими руками вырубил скайп, выключил компьютер и настоял, чтобы родители послали его в магазин за хлебом.

Всего полминуты назад утро папы было радужным и безоблачным: он собирался вернуться домой, съесть манго, часик побездельничать и вернуться в школу на премьеру.

— Но почему я? — спросил папа.

— Больше некому! — сказал Виктор Геннадьевич из телефона. — Вы человек культурный. Слова вам учить и не надо. Один раз пробежитесь глазами, когда будете проводить репетицию, а потом сымпровизируете. Чтобы играть Карабаса, достаточно говорить страшным голосом и топать ногами.

— Я буду проводить репетицию?

— Ну да! А кто еще? Не волнуйтесь, дети все знают. Прогоните их по тексту — и готово. Делов-то!

— А вы точно не успеете к началу?

— Еще раз объясняю. Я в Кривых Мухах. Это глухая деревня. Машина не фурычит. Если я пойду пешком до станции, все равно нужно будет до обеда ждать автобуса. Сейчас я сижу на крыше. Это единственное место, где тут ловит телефон. Не волнуйтесь. Я буду на связи. Если не упаду с крыши.

— Но я не актер! И не режиссер!

— Ой, я вас умоляю! Этого никто не заметит. Я тоже не режиссер и не актер, а веду этот кружок уже пятнадцать лет, и никто пока не заметил.

— Ну…

— Поверьте! Детям все равно, что смотреть. Они только рады, что вместо урока им показывают спектакль. А родители будут смотреть только на своих чад. Они вас даже не заметят!

— Ну не знаю…

— Бросьте, Алексей Леонидович! Не относитесь к этому так серьезно!

— Вам легко говорить!

— Ах да! Там еще будет человек из детской передачи, но вам об этом беспокоиться не нуж…

И связь оборвалась. Наверное, Виктор Геннадьевич все-таки упал с крыши.

Сережа глянул на брата, который в этот момент рисовал на доске нечто похожее на робота с пистолетами вместо рук и машинально пощупал, на месте ли ключ. У Сережи тоже имелся план.

Школьная радиорубка располагалась в самом начале коридора, ведущего в актовый зал. По утрам оттуда транслировали зарядку, а по пятницам школьные новости, слушать которые было примерно так же интересно, как слушать зарядку.

Радиокружок открыли в прошлом году в пустовавшем помещении, в котором когда-то был туалет для учителей. Потом курилка для учителей. Потом, когда Анна Степановна запретила педагогическому составу курить на территории школы, курилка для учителя физкультуры. (Он отсутствовал на собрании, на котором Анна Степановна поставила крест на перекурах, и всю первую четверть дымил в одиночестве, не понимая, с чего вдруг остальные его коллеги завязали с этой вредной привычкой.) На двери рубки до сих пор висела табличка «Для служебного пользования».

Месяц назад Виктор Геннадьевич попросил Сережу сделать дубликат ключа для рубки. В мастерской в тот раз проходила какая-то акция, и Сереже вручили целых два запасных ключа. Один из них он и носил с тех пор в кармане.

Сережа был уверен, что заманить Мишу в радиорубку и запереть там на время спектакля не составит большого труда. Сережина совесть настаивала, что поступать так не очень хорошо, но с каждым ударом пеналом по голове голос совести звучал всё менее уверенно.

— Ну что, пап?

Папа осоловело посмотрел на Соню. Он был похож на человека, который, открыв холодильник, увидел на полке живую собаку, играющую на аккордеоне.

— Ну зашибись… — сказал наконец папа. — Зашибись…

Из класса выглянула Инна:

— Сонь, ты не видела Виктора Геннадьевича?

— Не, не видела. Зато слышала! Пап, где Виктор Геннадич?

— Далеко. Можно считать, что на Луне. Теперь я ваш новый Виктор Геннадьевич, — сказал папа. — Собирайте класс. У меня важное сообщение.

Инна шмыгнула обратно в класс.

— Пап, в каком смысле — ты новый Виктор Геннадьевич?

— В самом ужасном!

Папа встал у доски, ожидая, когда уляжется шум. Наверное, ему следовало объявить, чего именно он ждет. Пятый «Д» продолжал бурлить. В классе было только два островка спокойствия: с интересом наблюдающая за папой Соня и обеспокоенно притихшая Инна.

Папа поднял руку, призывая к вниманию. Это заметил один лишь Костик, бывавший у Сони в гостях.

— Здрасьте, дядь Лёш! — крикнул он.

— Привет, — откликнулся папа.

Он встретился глазами с Соней и развел руками. Соня ободряюще улыбнулась.