— Я что-то не пойму, — сердито ответствовала младшая, — ты мне его подарила или как?
— Дурочка! Он же неподъёмный.
Капитолина в ответ на это надула щёки и резко дунула, отчего густая, но лёгкая чёлка её колыхнулась и снова легла на место. Проделав это, Капитолина чуть ошарашенно улыбнулась, словно очнулась от не очень серьёзного потрясения.
Всем стало весело.
— Идём! — скомандовала Капа.
Все двинулись в глубь участка. За основным домом оказалась «вилла» — небольшой домик-времянка. А в нём искомый стол: старинный, массивный, из целикового орехового дерева.
— Стол эпохи Людовика Четырнадцатого из родового поместья Туган-Барановских, — неожиданно голосом экскурсовода объявил до того молчавший Юра Икс.
«Грамотный малый», то ли с уважением, то ли с неудовольствием подумал Юра Голованов, «Трудно будет договориться».
— Ну, вы, слабосильная команда! Не зевай, тётушка! Оля! Ну-ка, дружно взяли!..
И, похоже, от её слов у всех прибавилось сил. Особенно у Юры Голованова. Отчего бы это? Да смешно подумать — от звонкого Капиного голоса, от её насмешливого взгляда снизу вверх, сквозь чёлку, когда она, присев, ловко отчиняла вторую половинку двери.
По габаритам стол идеально подходил для пинг-понга. Только слишком уж он был шикарным. И, наверно, очень старинным — весь в резьбе, в бронзовых шишечках, завитках. Наверно, когда-то за ним обедали очень богатые люди, и то, пожалуй, по большим праздникам. Такой стол в наше «время стрессов и страстей», которое «мчится всё быстрей», просто не успели бы сделать. Старый стол-аристократ, однако, смолчал, когда прямо к его живому благородному телу прикрепили сетку. И даже тогда, когда по нему заскакал твёрдый белый шарик.
Игра началась: справа — Юра, слева — Капитолина, судья — Юра Икс, зритель — Ольга Николаевна.
Юра с удивлением смотрел на гибкую фигуру Капитолины. Когда он, отражая её удар, пульнул шарик в кусты акации — лишь бы отбить, рыжая Капа, не успел Юра глазом моргнуть, сама сиганула за шариком.
«Такая вот ерунда — пинг-понг, а сколько веселья», думал Юра, отбивая шарик. «Р-раз! Похоже, скучно тут у них, если они так веселятся. Даже такой шикарный стол вытащили. Р-раз! Живут одни, «капитан» давно отчалил. Р-раз! Пора действовать: пойдём, Юрий Константинович. Р-раз! Прогуляемся, поговорим за жизнь…»
Эту партию выиграл Юра — всё же спортсмен, да и помоложе. Однако взмок. С Юрой Иксом он справился в два счёта. «Пора действовать», — решил он и сказал:
— Ну, хватит, наигрались. Что будем делать?
— Пошли в дом, — предложил Юра Икс.
«Вот и хорошо, там и поговорим. Сначала о доме, потом о родителях — маме и папе, который, говорят, был капитаном, а затем…»
Они вошли в дом, пошли по коридорчику, а Юра Голованов всё холодел и холодел. Сначала он увидел в передней огромное штурвальное колесо, приспособленное под вешалку, потом люстру, сделанную из небольшого трехлапого якоря. Вошли в гостиную, и Юра совсем поник: стены были увешаны морскими акварелями, а самое главное — фотографиями очень бравого и очень обаятельного моряка. Прочие снимки не стоило и рассматривать: слишком отчётливой была их тематика: групповые снимки моряков, корабли, виды иностранных портов… А вот сразу вся семья — капитан, Ольга Николаевна и Юра Икс.
На столе лежал кокосовый орех, лежал и кичился своим нездешним видом: волосатостью и гигантскими размерами. Юра, однако, всё это стерпел. Он даже кивнул небрежно на настенные снимки:
— Отец?
— Да, — ответил Юра Икс. — Завтра из рейса вернётся, — сказал и покраснел от удовольствия, связанного с произнесением слова «рейс», а также с мыслью, что любимый папа вот-вот приедет.
— А где же твои аквариумы? — спросил Юра, ещё на что-то надеясь. Он вдруг подумал: «А туда ли я заехал?»
— Пошли, покажу, — сказал Юра Икс и потащил куда-то своего невезучего тёзку. Юра рассматривал и не видел каких-то рыб, слушал и не слышал тёзкины объяснения с частыми повторами: «а этих папа привёз», «а этих тоже». Он грустно глядел на сросшиеся у переносья брови Юры Икса и вяло размышлял: «А может, всё это враки? Поди проверь, вернётся капитан или нет…»
Но нет, какие уж тут враки. У Юры Икса был новый отец, причём со Знаком качества. А Костя, будь он хоть человек с большой буквы, хоть с очень большой буквы, конечно, не капитан. А если и капитан, то не дальнего и даже не ближнего, а комнатного плавания. Всё его море разлито по стеклянным посудинам, и плавают в них никакие не акулы, а мелкие, несерьёзные рыбки. Правда, он крупный специалист по сплавам.
А, может, и не крупный…
ЮРА ПРЕРВАЛ СВОЙ ДРИБЛИНГ и задумался, лёжа на тахте.
А что, если бы дядя Костя был мелким специалистом по изготовлению мелких гвоздей? Был бы он тогда мелким человеком, как тот занюханный торговец трубочником на рынке, или нет? Или как «мелиоратор»? Тот, кстати, не бог весть какая, а всё же шишка… Думал, думал Юра и решил: нет! Кем бы Костя ни работал, он всё равно остался бы Костей.
А если взять отца? Некоторые почему-то считают, что он, Юра, непременно должен пойти по стопам дяди-профессора. Для таких смешных дамочек, как Стефаненкова, словом «профессор» сказано всё и более того. Профессор — это, конечно, не Евгеньич с пятого этажа. Тот сам определил свой жизненный курс — дурашливо, но чётко: «Кино, вино и домино». Но почему же Юре порой кажется, что упоминание о брате-профессоре отцу неприятно? Чем плох отец? И разве есть у него причины считать себя плохим?
Вина папа не пьёт, в домино не играет. В свободное время рисует, занимается в изостудии. Здоровый — по врачам не ходит, и может при случае какому-нибудь хаму врезать. Смелый. Когда заболеет инкассатор, папа в нарушение правил оседлает «газик», сунет за пазуху «кольт» и сам доставит получку на свой огромный завод. Что ещё? Умный, много знает. Но, как говорят какие-нибудь «интеллектуальные» дамочки, не умеет себя подать…
«То есть не умеет выпендриваться, — заметил вошедший в комнату ЮАГ. — Не употребляет, например, так много красивых иностранных слов, как Славикова мать».
«А, может, это хорошо — выпендриваться?», возразил ему Юра. «Все сейчас чем-нибудь да выпендриваются. И высшим образованием, и поездкой за границу, и машиной, и новой «стенкой», и породистой собакой, и… Некоторые, правда, не выпендриваются. Евгеньич, например».
«Нет, этот не в счёт», возразил ЮАГ. «Тот же Костя никогда не выпендривается. И дядя-профессор. Когда он к ним прикатил, многие даже не поверили, что он профессор. Потому что прикатил он на старой-старой «Победе». «На таких машинах теперь и простые инженера не ездиют, — сказала их соседка, работник овощного прилавка, владелица новенькой «Лады». — Да и такие плохие очки профессора не носют, — добавила она. — И в таких несовременных брюках не ходют».».
«…И японской стереосистемой, и «ультраолимпийским» мячом, а один мальчик даже ботинками для футбола в медных блямбах». НЕТ, ПУСТЬ УЖ ЛУЧШЕ ДРИБЛИНГ ВОСПОМИНАНИЙ ИДЁТ СВОИМ ЧЕРЕДОМ.
Юра Икс, заметив невнимание гостя, замолчал и с удовольствием занялся кормлением рыб. В дверь постучали. Это оказалась Капа.
— Ещё раз привет! — снова прозвучал её удивлённый и полувопросительный голосок. — Мальчики, к вам можно?
Она, оказывается, тоже решила завести рыб и пришла к племяннику за консультацией. Начался длиннейший и теперь уже даже неприятный для Юры Голованова разговор. Но не заткнёшь же уши!
— А как корм для мальков лялиуса? — спрашивала, в частности, Капа. — Ещё не изобрёл?..
Про «сухой корм для мальков лялиуса» Юра уже слышал из письма, которое зачитывал Терновский. Как говорится, мне бы ваши заботы… Эх, съесть бы сейчас какого-нибудь корму!
Не успел подумать, как дверь приоткрыла Ольга Николаевна и позвала всех пить чай. В этот раз Юра не отказался. Тем более что чай — это было только название. Юре подали две большие котлеты с картофельным пюре и с продольной половинкой свежего, с грядки, огурца. Котлеты были только с огня — они тихо переговаривались друг с другом. Картофельное пюре добродушно молчало. Огурец же всем своим видом неожиданно дал понять: «Лето кончается — вот уже и семенные огурцы появились. Быстро время летит. Торопись, Юра, торопись».
Перешли непосредственно к чаю. Хозяйка поставила на стол небольшой блестящий прибор странной формы — в центре его было углубление в виде мыльницы. Ольга Николаевна положила туда лимон и с изящной неловкостью опустила на него решёточку, состоявшую из острых ножей. Ножи прорезали лимон, а вместе с ним и «мыльницу» — она вся была в тонких, еле заметных щелях. Лимон оказался разрезанным на множество тонюсеньких экономных долек, но не распался.
«Папа из Японии привёз», — подумал Юра Голованов голосом Юры Икса. Он старался раскрутить, взметнуть в себе ненависть к этому благополучненькому семейству с хорошо отлаженным чаепитием, но не вытанцовывалась что-то ненависть. А тут ещё хозяйка как-то совсем уж хорошо, по-свойски на него прикрикнула:
