глазастый Гривнев, и все в классе повернули головы к Диме, задвигавшему тетрадь в стол.
— Это он стихи пишет, — объяснил Высотин.
— Будущий поэт, — сказал Руднев.
— В морской бой играет, — высказал догадку Ястребков.
Ястребкова никто не поддержал. Взглянул и, не желая вмешиваться в дела приятеля, промолчал Хватов. Как обычно, почему-то неудобно посмотрел на него и тоже промолчал Попенченко. Вскинулся было Млотковский, но, увидев, о ком шла речь, ничего сказать не решился.
Нет, стихов Дима не сочинял. То, что ребята могли так подумать о нем, оказалось и для него неожиданным. Да и что он мог сочинить? Нужно было бы к чему-то призывать, клеймить врагов, расхваливать счастливое будущее, которое начиналось как будто только с них, и думать не о чем-то своем, а об общем, потому что чему-то своему, личному, в будущем места не находилось. Нет, стихов он не сочинял.
И все же самым догадливым оказался Ястребков. На мгновение Дима почувствовал себя разоблаченным, и ему показалось, что он покраснел. Разве можно представить более легкомысленное занятие?
Все началось с того, что его суда, перевозившие грузы и пассажиров, потопили. Нападение было столь неожиданным, что сначала Дима сам не понял, что произошло. Он просто ни о каких врагах не думал. Потребовалось иметь собственные военные корабли. Он построил их незамедлительно. Сначала у него появились гребные суда с войсками, вооруженными щитами, мечами и копьями. Затем понадобились парусные корабли с пушками, стрелявшими ядрами. Этого, однако, оказалось недостаточно, потому что у противника появились корабли, защищенные броней, которую ядра не брали. Теперь уже нельзя стало обойтись без современных линкоров и крейсеров, эсминцев и подводных лодок.
Но защищаться на море не с руки. На суше защита надежнее. Там можно уйти в леса и горы, замаскироваться в складках местности. Можно обойти противника с флангов и тыла, заманить в засаду. Можно, наконец, просто зарыться поглубже в землю. Оп искал подходящие укрытия и обнаружил пещеру. Добраться до него можно было только по длинной веревочной лестнице, которую он при малейшей опасности немедленно поднимал, а воды и еды ему хватало на многие недели и даже, если жить экономно, месяцы. Защищался он от врагов и за стенами крепостей. Приходилось и партизанить, ускользая от преследований в непроходимые леса и болота одному ему известными тронами. Он оборонялся от монголов и татар, рыцарей-крестоносцев и шведов, поляков и турок, англичан, французов и японцев. Больше всего досталось ему в последнюю войну.
На этот раз на листе тетради он изобразил два острова и соединил их перешейком. Чтобы острова стали неприступны, он сделал их берега высокими и отвесными. Для вздумавшего бы захватить острова неприятеля имелся один возможный путь, на котором он расположил все свои орудия и пулеметы, земляные и бетонированные сооружения. Однако защищать оба острова было неудобно, приходилось раздваивать силы и внимание, и тогда на другом листе он изобразил один остров побольше. Держать оборону стало легче. Его орудия поражали цели на расстоянии пяти, десяти и даже сорока километров, и прежде, чем врагам удавалось приблизиться к острову, он успевал выбить их главные силы. Но противнику все же удавалось захватить плацдарм с той самой стороны, откуда только и возможно было проникнуть внутрь острова. До места, где находился Дима, неприятелю предстояло преодолеть не одну полосу укреплений и минных полей, подавить десятки орудий, минометов и врытых в землю танков. Дима торжествовал, когда врагам это не удавалось, когда они, рассчитывая на близкую победу, попадали в засаду, когда их подпускали совсем близко и расстреливали в упор. После каждого приступа Дима перестраивал силы, возводил новые укрепления и опорные пункты. И все же врагов всегда оказывалось больше, чем он успевал уничтожить, приходилось идти на всевозможные хитрости и держать большие резервы. Однажды он устроил противнику грандиозную ловушку. Посередине острова блестела под солнцем зеленая равнина с ручьями и небольшими озерами. Со всех сторон, кроме узкого прохода по периметру острова, равнину окружали непроходимые горы, сверху напоминавшие подкову. С внутренней стороны горы скрывали в себе бесчисленные помещения и галереи, выходившие на равнину замаскированными амбразурами. Это было настоящее истребление.
Как он мог забыть об авиации?! Перед нею его защитные построения оказались уязвимы. Понадобились боевые самолеты и зенитные установки. Последние были удобны еще и тем, что их можно использовать как обычные орудия против вражеских танков и судов. Ими и вообще можно было заменить все орудия. Следовало только подобрать соответствующие снаряды. Все зависело от дальности их полета, пробивной мощи и убойной силы. Он добился-таки своего. Никогда не возводил он таких надежных оборонительных сооружений. Горы были насквозь прорезаны тоннелями. Из сотен прикрытых отодвигающимися броневыми щитами амбразур скрыто следили за воздушным пространством и морем универсальные орудия. Из подземных ангаров в любой момент могли взлететь сотни самолетов.
Первое время он чувствовал себя в полной безопасности. То, что вражеские снаряды, пробивая щиты, уничтожали орудие за орудием, тревоги не вызывало, в его распоряжении оставались еще сотни их. Не беспокоило и то, что не все вылетавшие на боевые задания самолеты возвращались. Обстановка изменилась вдруг. Имеющихся сил перестало хватать, их приходилось увеличивать вдвое, втрое, в десятки раз, таким яростным и насыщенным становилось давление врага. Оставались последний самолет, последнее орудие, последний человек…
И тут он понял бессмысленность сражений. Зачем придумывать невиданные оборонительные сооружения, если в конце концов противник всегда разрушал их? Бессмысленно разыгрывать одну и ту же ситуацию: противник нападал, он оборонялся, врагу не хватало последнего усилия, чтобы победить. Он бросил попытки защитить какие-то острова. Защищать следовало всю страну. Сражения приобретали иные масштабы, сил оказывалось больше, больше становилось и простора для маневра. Но и там стала повторяться та же ситуация: враг нападал, он оборонялся. Приступая к очередной бойне, Дима уже знал, чем она закончится. Допустить поражения он не мог, потому что смысл борьбы состоял только в победе. Но и победы не радовали. Любая оборона оказывалась бессмысленной. Необходимо было нападать самому. Напасть так, чтобы не оставить врагу места, где он мог накапливать силы для очередного нападения. Только тогда в войне появлялся смысл. Всякие победы в обороне оказывались временными. Одержи он хоть сто, хоть тысячу побед, враг нападет в сто первый, в тысяча первый раз. Следовало наступать, как это делал враг, только серьезнее, основательнее подготовившись. И Дима решил накапливать силы, скрыто накапливать. Зачем показывать противнику свое лучшее вооружение? Зачем демонстрировать свою мощь? Теперь у Димы были тысячи, десятки тысяч самолетов и танков, тысячи, десятки тысяч больших и малых кораблей, и все это
