— Ну, что скажешь?
— Простите... Я больше не буду...
— Это какой раз по счету?.. — вмешалась Майканова. — Все равно он не перестанет хулиганить. Надо исключить его из школы!
Снова послышался сдерживающий голос директора:
— Товарищ Майканова!
Но Майканова и не думала останавливаться.
— Товарищ директор, что тут рассуждать? Исключить его и все...
После того, как меня попросили выйти, я слышал, как в комнате разгорелся спор. Майканова настаивала исключить меня. Некоторые учителя возражали. Я бродил под окнами учительской, гадая о своей дальнейшей судьбе. Учителя спорили долго. Потом голоса стали успокаиваться. Наконец, педсовет стал расходиться. Послышался громкий голос Майкановой:
— Если Кадыров останется в этом классе, я преподавать не буду!
«Ага, значит не исключили», — с радостью догадался я. Но торжествовать было рано. Как я узнал потом, педсовет принял такое решение: если учащиеся шестого класса возьмут под свое поручательство Кадырова Кожа, поверив его обещаниям, что он исправится, то Кадырова можно будет оставить в школе на испытательный срок. Если же учащиеся такого поручательства не дадут, Кадырова надо будет перевести в другую школу нашего района.
Итак, мою судьбу должны решить ребята. Какой они могут вынести приговор? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, я стал перебирать в памяти всех своих друзей и «врагов». Кого больше? Подсчитав, я решил, что количество тех и других одинаковое. Однако есть еще ребята и девочки, с которыми я не дружил и не ссорился. Они будут сидеть себе и помалкивать. А так как эти ученики для меня не опасны, я не особенно волновался за предстоящее классное собрание.
Правда, хотя «врагов» у меня и немного, но они все зубастые. Например, возьмем Жантаса. Он один заговорит десять человек и всегда готов меня подкусить. А староста Темир? Он вообще скромный и ни с кем не в ссоре. Однако я сам его задеваю, дав ему прозвище «домосед». Это за то, что он всегда сидит и книги читает. Нужно сказать, в нашем классе, да и во всей школе, нет никого, кто бы читал больше Темира. Он пользуется большим авторитетом не только среди ребят, но и среди учителей. «Вот если бы удалось привлечь его на свою сторону, — думал я, — тогда бы мои дела пошли куда лучше».
Уже поздно. На улице почти никого нет. Я иду к дому Темира, рассчитывая повстречаться с ним и поговорить. Перед их домом на велосипеде катается его младший братишка Тельжан — ученик третьего класса.
— Тельжан, иди сюда, — сказал я ему, но он не идет. — Тельжан, ну иди же сюда!
— Чего тебе?..
— Позови Темира.
— Ишь ты, какой хитрый, хочешь уехать на моем велосипеде!..
— Зачем мне твой велосипед? Мне нужен Темир.
— Позови сам.
Самому зайти в дом мне неудобно. Скажет, вот дразнил, дразнил, а теперь пришел. Меня начало злить упрямство Тельжана. Я пытался его уговорить, но он даже ухом не повел. «Ах, ты, ну погоди же», — подумал я и, когда он стал проезжать мимо меня, бросился за ним.
Желая ускользнуть от меня, он повернул круто в сторону, но под переднее колесо велосипеда попал камень, и Тельжан распластался на земле. Какой у него пронзительный голос! Он кричал, как раненый.
Из дома выбежала мать Темира.
— Что случилось? Что такое?
Тельжан завопил еще больше. Потом, все еще продолжая плакать, он встал и сказал, что всему виной я.
Мать Темира подошла ко мне и начала меня отчитывать:
— Что ты тут ходишь вечером? Всем известный хулиган! Уйди прочь! Попробуй еще раз прийти сюда, я тебя встречу!..
Если бы это случилось немного раньше, я бы нашелся, что ответить этой противной старухе. Но сейчас я не могу, ведь я дал торжественное обещание исправиться.
* * *...На следующий день после уроков состоялось общее собрание нашего класса. Присутствовал Ахметов. Майкановой не было. Оказывается, она уже не является нашим классным руководителем. Теперь вместо нее назначен Оспанов. Этот Оспанов не так уж плохо относился ко мне. Иногда он сам рассказывал про свои шалости, которые совершал в детстве. Словом, он был намного лучше Майкановой.
Первым заговорил Ахметов. Он ознакомил учеников с решением педсовета. Потом вызвал меня к доске и поставил перед всем классом.
— Что ты скажешь своим товарищам? — спросил он.
Что я могу сказать? Я повторил то же самое, что говорил вчера на педсовете.
— Садись.
Я пошел на место и сел.
— Теперь слово за вами, — обратился Ахметов к учащимся, — что вы скажете? Вы верите обещаниям Кадырова? Если вы дадите поручательство, что он исправится, то дирекция школы поверит вам. Тогда Кожа останется в школе. Если — нет, он сегодня же будет исключен из школы. Кто хочет слова?
— Я! — вскочил с места Жантас и быстро заговорил. — Кадырова надо исключить! Он обещания дает, но не выполняет. В прошлом году тоже обещал много раз. Если кто покритикует его, он готов драться Он даже пишет письма девочкам...
Эти слова совсем поразили меня. Ребята, грохоча партами, повернулись ко мне.
— Какой девочке? — спросил Оспанов.
— Не знаю какой... Но в начале письма сказано: «Дорогая Ж.»
— Неправда! — воскликнул я.
— Нет, правда. Тогда еще я заметил, как ты читал из-под парты, вот так.
— Я писал это письмо сыну моего дяди, что в Сарытогае.
— Нет, это письмо, написано девочке. Там были слова: «Давай дружить».
— Сын дяди мне действительно нравится и я хочу с ним дружить...
Нас перебил Оспанов.
— Хорошо, что ты еще скажешь, Жантас?
— Все.
Вопрос о письме больше не поднимался, и это было уже хорошо. Я осторожно покосился в сторону Жанар, она тоже, будто подозревая что то, моргала глазами, переводила взгляд то на одного, то на другого и волновалась еще больше, чем я.
Вторым взял слово Темир. Свое выступление он написал на двух страницах. Он держал листок бумаги обеими руками и читал однотонно, как лектор.
— Товарищи, то, что товарищ Кадыров недисциплинированный, это правда. Он пока что не оправдал высокого звания пионера. Он сдружился с таким хулиганом, как Султан, иначе говоря, он тянет назад наш класс.
Слушая эти слова Темира, я думал: «Я знаю, куда ты клонишь...»
Однако, хотя вначале он говорил обо мне плохо, потом, когда перешел на вторую страницу листа, резко переменил свое отношение ко мне. Меня это даже удивило.
— Кадырова мы должны исправить, — сказал он. — Если мы исключим его, тогда выходит, что наша пионерская организация не способна воспитывать...
Он говорил много и скучно, как-то уж слишком по-книжному, но я понял, что он меня защищает. Значит, не сердится. Молодец!
Свое выступление Темир закончил, уже не глядя в бумажки:
— Кадырову надо в последний раз объявить строгий выговор и оставить в школе.
Я даже потихоньку вздохнул. Молодец все-таки Темир! Он не такой злопамятный, как Жантас. Про себя я благодарил его.
Выступили еще три-четыре человека. Все они вначале обрушивались на меня, припоминали все мои проступки, потом говорили то же, что и Темир: «Оставить в школе, воспитывать».
«Конечно, — с умилением думал я, — Меня надо воспитывать. А как же?»
Наконец, вопрос поставили на голосование.
— Кто за то, чтобы Кадырова Кожу исключили из школы, поднимите руки!
Один человек — Жантас.
— Кто за то, чтобы дать ему последний строгий выговор и оставить его в школе?
Большинство!
Мама сидела на скамейке в тени тополей у арыка и вязала шаль. Когда я подошел к ней, она подняла голову и вопросительно посмотрела на меня, словно хотела спросить: «Ну, как твои дела?»
— Из школы не исключили, — сказал я сразу.
Она продолжала на меня смотреть, и по ее лицу я понял, что она пережилa не меньше меня. И только сейчас на ее обветренном, загорелом лице я увидел множество морщинок. Раньше я их не замечал.
— Что же ты теперь намерен делать? — спросила она после долгой паузы.
Я упал на колени, обнял ее и прижался грудью.
— Мама, не выходи замуж!
Она положила свои грубоватые ладони мне на голову и проговорила ласково, как раньше, когда не сердилась:
— Куда же я от тебя пойду...
Я затрясся в рыданиях.
* * *Вечером я лежал в постели и обдумывал все, что произошло за последнее время.
Конечно, я много раз давал обещания. Но разве я делал это для того, чтобы кого-нибудь обмануть? Нет. Я всегда искренне даю обещания. Правда, почему-то так получается, что в конце концов я оказываюсь нарушителем дисциплины.
Вот возьму и стану таким же, как Темир. Даже лучше. Ведь я все могу сделать, если захочу...
