И я засыпаю...
...Утром встал рано. Привел маме коня, оседлал его. Мама снова повторила мне свои наставления и уехала на джайляу.
Я иду в школу. Когда прохожу мимо дома старухи Нурили, мне на пути попадается черная собака. Она грызет кость. Я взял камень и хотел ее ударить, но потом воздержался: «Ничего мне эта собака не сделала, почему я должен ее бить?» — подумал я. Отшвырнув в сторону камень, внутренне ругая себя, я пошел своей дорогой. «Ударить ни за что собаку — это уже недисциплинированность. Темир, например, никогда напрасно не ударит собаку».
Завернув за угол, я увидел Жанар. Она была в белом сарафанчике в горошек. Длинные черные косы ее свисали до пояса. Между прочим, таких кос, как у Жанар, нет ни у одной девочки в школе.
Я побежал почти бегом, догоняя Жанар. Когда я приблизился она услышала мои шаги и оглянулась.
— Здравствуй, Жанар!
— Здравствуй, Кожа!
Жанар посмотрела на меня и улыбнулась.
— А ты плечо в глине измазала, — сказал я.
Глины было немного, совсем пустяк, но я достал платок и стал старательно вытирать ей плечо. Она стояла и ждала, когда я закончу.
— Ты вчера испугался, что тебя исключат из школы? — спросила она, взглянув на меня через плечо.
— Зачем я буду пугаться? — храбро ответил я. — Если бы исключили, я поехал бы к дяде в Сарытогай и учился бы там. Знаешь, как там хорошо? Там средняя школа. А какая у них спортивная площадка...
Жанар внимательно посмотрела на меня и замолчала. А я чувствовал, что говорю совсем не то. Хотя в Сарытогае десятилетка, а Жанар там нет.
— Почему ты такой, Кожа? — спросила Жанар.
Сразу поняв, о чем она спрашивает, я ответил:
— Я уже не такой. Мы пошли дальше.
— Жанар... — вдруг сказал я.
— Что?
— Ты знаешь, кому я написал это письмо?
— Какое письмо?
— То, о котором вчера Жантас говорил на собрании?
— Кому же ты написал его?
— Тебе написал...
В это время сбоку нас раздался резкий, неприятный голос:
— Добрый день!..
— Привет кавалеру!
Опять этот лукавый Жантас! Я не ответил, и мы зашагали дальше.
После ужина я прошел в верхнюю комнату, засветил настольную лампу и опустил штору так, чтобы снаружи ничего не было видно. Слева у стены стояло трюмо в рост человека. Я пододвинул свой стол к этому трюмо, приготовил тетрадь, ручку, чернила. После этого огляделся по сторонам и, когда убедился, что нахожусь совершенно один, сел напротив зеркала лицом к лицу с нарушителем дисциплины Черным Кожа.
— Личное секретное совещание Кадырова Кожа считаю открытым, — проговорил я, рассматривая себя в зеркало. — На повестке дня вопрос: что я должен делать в дальнейшем, чтобы стать дисциплинированным и примерным учеником?
Повестку дня я красиво вывел на страничке тетради и взглянул в лицо нарушителя дисциплины.
— Ну, что ты скажешь?
А он действительно бессовестный. Смотрит на меня, строит гримасу и смеется. То широко откроет глаза, то перекосит рот. Я разозлился и стал строгим. Нарушитель дисциплины в зеркале тоже стал строгим.
— Встань! — крикнул я и ударил кулаком по столу.
Черный Кожа мгновенно вскочил с места.
— Садись!
Сел обратно.
— Зачем звал, Кожатай? — в комнату вошла бабушка. Я резко обернулся.
— Я не звал.
— Но ты же крикнул.
— ...Это так просто. Здесь идет секретное совещание.
— Что за совещание?
— Разве вы не знаете, что такое совещание? Обыкновенное совещание.
Вместо того, чтобы уйти, бабушка подозрительно посмотрела на меня тревожным взглядом и подошла ближе.
— Что ты говоришь? Какое совещание? Почему ты поставил стол к зеркалу?
— Вот вы какая любопытная, — огорчился я. — Я провожу секретное совещание и рассматриваю вопрос о самом себе. Вам здесь присутствовать нельзя. Секретное!
Бабушка не на шутку встревожилась.
— Ох, Кожатай, милый, ты... ты... скажи «бисмилда[9]!..» Милый, скажи «бисмилда»! Ночью тоже говорил что-то о собрании. Скажи «бисмилда»...
Чтобы скорее от нее избавиться, я трижды прокричал громким голосом:
— Бисмилда! Бисмилда! Бисмилда!
Бабушка немного успокоилась, но продолжала с удивлением смотреть на меня.
— Ты мне объясни, что у тебя за совещание? Разве может человек сидеть совершенно один и совещаться? Ты не высыпаешься. Ложись, отдохни.
Я вскочил с места.
— Милая бабушка, не задерживайте меня, — и я осторожно вывел ее и закрыл дверь на крючок.
...Секретное совещание длилось около часа. Наконец, принято такое постановление:
«Постановление. Обсудив вопрос, связанный с личным поведением Кадырова Кожи, секретное совещание принимает следующее постановление:
Первое: недисциплинированность приводит человека не к хорошей славе. В этом я уже убедился. С другой стороны — это вредно для будущности человека. Если недисциплинированный, то не примут в комсомол. Моя мечта — стать писателем, быть одним из честных сынов Родины. Это значит, мне необходимо при любых условиях быть дисциплинированным. Для этого надо сделать следующее:
а) никогда и ни с кем не драться.
Примечание: если скандал начну не я, а кто-то другой, в этом случае, в порядке самозащиты, можно пустить в ход кулаки.
б) никого никогда не оскорблять — будь то взрослый или маленький. Не ругаться.
Второе: ежедневно перед сном проверять на своем секретном совещании выполнение обязательств, указанных в первом параграфе настоящего постановления, самому себе давать отчет и заносить в список все свои положительные и отрицательные поступки.
Третье: за каждый свой проступок я должен понести следующую меру наказания:
а) если я затею драку, то в этот день должен остаться без обеда;
б) если оскорблю кого-либо, то в следующее воскресенье ни на шаг из дома (говоря иначе, это домашний арест);
в) если получу замечание от учительницы, то в следующую перемену не выхожу на улицу, буду сидеть в классе;
г) у меня есть дурная привычка бросать камнями в животных и птиц. Если в дальнейшем я брошу чем-либо в ягненка, собаку, курицу, гуся, утку и т.д., то без передышки два раза я должен пробежать от нашего дома до птицефермы.
Четвертое: товарищеская связь с Султаном прекращается.
Пятое: я должен хорошо учиться. Уроков не пропускать. Во что бы то ни стало должен стать отличником.
Шестое: осуществление всего этого будет для меня испытанием! Если я не выдержу этого испытания, то дальше мне учиться не к чему. Я должен уйти из школы и искать другой путь в жизни.
Постановление принято единогласно».
В это время постучались в дверь. Оказалась бабушка.
— Кожатай, ты все еще не спишь? Ведь тебе нужно рано идти в школу, ложись, отдохни.
Я вскочил с места и открыл дверь.
— Отдохнуть я еще успею, бабушка. Сначала я должен стать примерным пионером...
С этими словами я выскочил на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Светила луна. Двор наш был ярко освещен.
Я вышел за калитку и проделал несколько вольных упражнений. Мимо проходит какая-то собака. Я поднял ком земли и запустил в нее. Собака убежала.
— Ты нарушил свое постановление, — спохватился я вдруг. — Зачем бросил ком земли в ни в чем неповинную собаку? В наказание, Черный Кожа, ты должен два раза без передышки сбегать до птицефермы.
И я побежал. Уже на обратном пути услышал за своей спиной голос Султана:
— Черный Кожа, куда ты? Постой! Я привел тебе рыжую кобылицу.
Я хотел остановиться, но тут же вспомнил о своем постановлении и припустил еще быстрее. Я убегал все дальше и дальше от Султана. За моей спиной уже где-то далеко звучал его слабый голос:
— Черный Кожа! Рыжая кобылица...
Но я продолжаю бежать. Ведь я упрямый и обязательно добьюсь того, чего захочу.
Мурат допил чай и, как полагалось, прикрыл пиалу ладошкой. По обычаю это означало, что он больше не хочет.
Они сидели в передней комнате за низким столом и пили чай. Улжан с тревогой и нежностью смотрела на сына. Ему недавно исполнилось двенадцать лет. Похожая на глобус, круглая, с выпуклым лбом голова Мурата, казалось, едва держалась на тонкой шее. Через синюю сатиновую рубашку выпирали худые мальчишеские плечи.
— Выпей еще, — сказала мать.
Но Мурат взял кусочек сахару, положил в рот и покачал головой.
— Наелся. И чаю не хочу, — ответил он, поднимаясь.
— Милый мой, ведь так и с голоду умереть можно! Плова не поел как следует... И чаю почти не пил! Хочешь, я налью тебе горячего молока?
