Дмитрий Мищенко - Нина Сагайдак

— Чего там смотрины устраивать, — сказала она, — главное, чтобы мне было близко к базару.

Бабушкин дом понравился Марии, а еще больше понравилась комнатка Нины, которую ей предложила Лидия Леопольдовна. Маленькая, аккуратная, а главное, изолированная. Ни Мария хозяевам, ни они ей мешать не будут.

— Комната как раз для меня, — сказала она, осмотревшись. — Называйте цену — и будем сватами.

Она так уверенно держалась, будто давно жила в этом доме, давно всех знала. Нине не понравилось это.

— Насчет цены, — пытливо вглядываясь в гостью, сказала Ольга Осиповна, — тут, видите ли, такое дело. На что нам деньги? Что на них теперь купишь? Три месяца тому назад в доме произошло большое несчастье — умер хозяин, кормилец. А семья большая, и все, кроме разве Нины, не способны добыть себе кусок хлеба. Мы бы очень хотели, чтобы вместо денег за комнату вы привезли нам из села зерна или крупы, в общем, продуктов каких-нибудь. Ведь ребят-то кормить надо.

— Да боже ж мой! — воскликнула Мария. — Конечно, привезу. Дайте только обжиться, знакомство завести. Будет и зерно, и мука, и крупа всякая. Вам просто посчастливилось иметь со мной дело. За Марией ничего не пропадет. Можете на меня положиться как на каменную гору.

— Вот и добре, — обрадовалась Ольга Осиповна. — Бабуся и ребята вас тоже не обидят, будьте уверены. Можете чувствовать себя здесь как дома, располагайтесь и отдыхайте. А мы пошли. — Она посмотрела на Лидию Леопольдовну и Нину. — Не будем мешать женщине.

Когда они очутились в другой комнате. Ольга Осиповна обернулась к Нине:

— Ну, ты довольна?

— Не знаю, что и сказать, тетя Оля. Разберешь разве, что за человек, по первому взгляду. Может, и в самом деле она скоро привезет нам зерна и крупы. А может, только пообещает.

«Боже, — удивляется Нина, — писал человек чуть ли не сто лет тому назад, а кажется, будто о нас, о сегодняшнем дне! Разметала лихая доля кого на войну, кого в могилу. И сидим осиротевшие, пытаемся заглянуть в будущее, угадать свою судьбу. Только и разницы, что на завалинке не дед, а бабушка горюет и плачет. Пора бы уже успокоиться, ведь четвертый месяц пошел, как не стало дедушки, а она все плачет и тает прямо на глазах.

— Бабуся, — громко зовет Нина, чтобы отвлечь ее от горьких мыслей, — не приходила еще Мария?

— Нет, не приходила.

— Опять где-то замешкалась. Вот квартирантку послал нам бог. Носится по городу со своим товаром, как ведьма на помеле.

В голосе девушки звучат смешливые нотки. Нет уже той настороженности и недоверия, которые сковывали Нину раньше, после первого знакомства с Марией.

Всегда веселая, приветливая, ласковая к детям молодица сумела завоевать сердца и старухи и ребят. Мария сдержала слово. Не отделываясь обещаниями, она уже через неделю поехала в село и, вернувшись оттуда, привезла полмешка гречневой и ячневой крупы для Лидии Леопольдовны — часть в уплату за комнату, а часть за деньги. За продукты взяла на диво мало и только просила старуху, чтобы та не рассказывала соседям, сколько платила за крупу.

— Как узнают, бабуся, перекупщицы, почем вам я продала, скажут, я цену сбиваю, а они народ мстительный. Постараются мне напакостить. Время такое, что со всеми надо жить в ладу. Иначе из моей торговли выйдет один пшик.

Мария, видимо, навезла немало всякого добра, потому что, поторговав на базаре, не уехала в село, а осталась в городе. «Где она шатается весь день?» — думала Лидия Леопольдовна. Соседи говорили, будто на вокзале около поездов торгует. Нина тоже не расспрашивала Марию о ее делах, но про себя не раз думала: «Ну и пройдоха! Я только раз сунулась было обменять вещи на продукты, и ничего не вышло — вещи пропали, зерно отобрали. А она любого вокруг пальца обведет, все ей удается. Такие не только переживут оккупацию, а может, еще и наживутся на ней».

Тем не менее Нина все больше и больше сближалась с Марией. Молодая женщина привлекала к себе теплотой, душевностью, лаской. Вечерами они вдвоем засиживались у остывавшей печки, когда Лидия Леопольдовна и дети уже спали.

— Тетя Мария, — спрашивала Нина, — как живут теперь крестьяне в деревне?

— Невесело, девонька. Работают. Надо же работать. Без этого и они и все мы пропадем.

— Весной засеялись?

— А как же!

— И летом собрали урожай?

— Конечно, собрали.

— Зачем? Фашисты ведь все равно забрали хлеб.

— Не весь, Ниночка, не весь.

— Разве крестьянам на трудодни давали зерно?

— Ха! Держи карман шире. Наелись бы того, что дадут. Выдали крохи, а остальное… мы свое же зерно крали прямо с поля. У нас в селе немцы не часто бывают. Орудуют староста да полицаи. А этих мы научились обводить. Много нашего хлеба и к партизанам ушло.

— Правда? — оживилась девушка. — А как вы его переправили к ним?

Мария задумалась, глядя на мигающий огонек коптилки.

— Я, признаться, сама не видела, но от людей слышала, что мужчины наши нагрузили возы зерном и повезли вроде на железнодорожную станцию. А как выехали за село, вскоре свернули в лес к партизанам. Ну, а оттуда привезли липовую квитанцию, что хлеб сдан немцам. И все обошлось чин чином.

— Вот молодцы! — обрадовалась Нина. — Староста небось и не догадался?

— Может, и догадался, но и он вскоре исчез вместе с квитанцией.

Нина удивленно раскрыла глаза.

— Ох, ты! Как ловко! А далеко от вас Елино, тетя Мария?

— Не близко.

— Вы слышали, там шли бои между партизанами и карателями.

— А как же. Не только слышала, но и видела, сколько их полегло там.

— Карателей?

— Ну да. Когда после боя партизаны отошли, оккупанты стали свозить в село своих раненых и убитых.

— Так им и нужно, собакам!

Мария внимательно и как-то необычно строго глянула на собеседницу.

— Уже поздно, девонька. Пора и спать ложиться.

Нина подумала, что сгоряча, кажется, сказала лишнее.

Впрочем, на другой день все шло, как обычно. Нина разговоров о партизанах больше не затевала. Вместе с Лидией Леопольдовной она возилась по хозяйству, а Мария в полдень отправилась в город, взвалив на плечи довольно увесистый мешок с фасолью.

Вернулась она под вечер вся в синяках. Едва переступив порог, стала ругаться на чем свет стоит.

— Кто это вас так? — испуганно кинулась к ней Лидия Леопольдовна.

— Немцы. Сволочьё это! Пусть бы их земля сырая ела, не переставая! Холера бы их взяла, паразитов! И детей их, и все фашистское кодло, аж до десятого колена!

— Как же это случилось?

— Да вот была я на железнодорожной станции, хотела продать фасоль. И всегда-то немцев я обхожу десятой стороной, а тут, как на грех, проглядела. Увидел какой-то офицер, что я торгую на перроне, подошел да бах ногой. Так и полетела моя фасоль по всей платформе. Мне бы все кинуть да смыться побыстрее, а я фасоль собираю. Ну, тут он кликнул солдат. Те подбежали и, не спрашивая, что к чему, погнали меня взашей, надавали тумаков и выбросили с перрона на привокзальную площадь.

Мария всхлипывала, потирая то бока, то шею, то встряхивая остатки фасоли в мешке.

— Хватит слезы разводить, — вдруг строго сказала бабушка. — Давай раздевайся да помойся хорошенько горячей водой и поужинай толком. А от таких дел не нагорюешься, не наплачешься. Силы надо беречь. Так-то мой старик наказывал.

Когда Нина вернулась домой, она застала Марию за ужином. Только стала было квартирантка рассказывать о происшествии на станции, как пришла Ольга Осиповна. Повторив свой рассказ, Мария ушла к себе в комнату; вслед за ней пошла и Ольга Осиповна и, побыв там недолго, ушла домой.

Утром Мария уехала в деревню, несмотря на то что был воскресный день, на базаре множество народа и можно было выгодно поторговать.

Прошло три дня. Мария не появлялась. Нина зашла в ее комнату, чтобы убрать, вытереть пыль, и увидела, что квартирантка не все продала. Под кроватью стояли мешочки с фасолью, луком, в одном было несколько килограммов муки.

— Что делать с этими продуктами? — спросила Нина бабушку.

— Пусть стоят. Она придет за ними, будь спокойна. Выждет немного, пока забудут о ней немцы, и придет.

И в самом деле, дней через десять Мария снова постучалась к ним.

— Здоровеньки булы! — весело поздоровалась она с порога. — Соскучились?

Казалось, она принесла с собой не кошелки со всякой всячиной, предназначенной для продажи на базаре, а целый мешок радостей. Глянула на обитателей бабушкиной хаты — и глаза у всех заискрились, на устах появились теплые улыбки. Даже Ляля весело потянулась ей навстречу.