В этом отряде и вожатая не как у всех — пожилая, лет под тридцать, тоже толстая, правда, ростом ниже. Нянька, а не вожатая! Сюсюкает, носы утирает, а от поплавков детишек гонит — заставляет купаться на мелком месте, где воды по щиколотку.
Договариваясь с воспитательницей, Лидия-Лидуся поставила условие: во время тренировки ей не должны мешать охами, ахами и прочими заботами о безопасности.
— Ребенком нельзя рисковать! — волновалась воспитательница. — Если что случится, кто будет отвечать?
— Ничего не случится. Но все равно, если что — я отвечу.
— Ты, милочка?
— Я не милочка, я — ответственный представитель плавкоманды.
— Но ты ведь, милочка, несовершеннолетняя!
— Ну, наш плаврук совершеннолетний. И, в конце концов, для того и учим детей плавать, чтоб ничего не случилось!
— Так-то оно так, но все-таки и мы будем оберегать и подстраховывать.
Она оберегала и подстраховывала, сидя на берегу, а вожатая торчала в воде, заполняя собой самое глубокое место в лягушатнике.
— Да-да, конечно! — наполовину вежливо, наполовину ядовито сказала Лидия-Лидуся, — Подстраховывайте! Лишний глаз не помешает. — И она вошла в воду так, чтобы не видеть ни воспитательницу, ни вожатую, чтобы не злиться и не отвлекаться от самого главного и интересного.
Человек поплывет, если убедится на своем опыте: вода держит и даже выталкивает, когда не боишься погрузиться в нее, и тянет на дно, когда беспорядочно барахтаешься, стремясь побыстрей вынырнуть. Это Лидии-Лидусе внушили на первых же занятиях в ростсельмашевском бассейне «Коралл», куда бабушка водила ее с шести лет. Теперь она хотела внушить это мальчишкам и девчонкам, которые весили чуть больше воробья, а плюхались в воду, как чугунные гири.
Сначала она показала «медузу» — навзничь и ничком, затем «торпеду» и «поплавок». Показала по нескольку раз, стараясь быть совершенно неподвижной и расслабленной, чтоб малыши видели: тело без усилий держится на плаву, а опустившись на глубину, тотчас же само и поднимается на поверхность.
— Ну, зачем вы, скажите, нужны морю? — приговаривала Лидия-Лидуся, вставая на ноги после очередного приема. — Оно выкинет вас, волнами вытолкает на берег. Только не мешайте ему, море не любит трусишек и неуклюжих торопыг! Море любит смелых!.. А кто у нас самый смелый?
Лидия-Лидуся подражала своему первому тренеру, стройной, красивой и изящно подвижной молодой женщине. У нее, правда, сын был — мастер спорта, студент, но стройные, красивые и изящно подвижные женщины не стареют.
— Так кто у нас самый смелый?
Все захлопали себя: кто по груди, кто по животику. Все, кроме Катерины, дочери медсестры Пирошки Остаповны. В отряде лишь она была пострижена налысо. И чего это мать изуродовала ее? У самой вон какие волосы — густые, черные, блестящие, такие ухоженные, что на сто верст видно, какие они чистые и прибранные. А ребенок голомызый! Стоит, серьезно смотрит, и только ямочки на щеках выдают — она умеет и улыбаться.
Катерина купалась чуть в стороне от всех, отважно бросалась в воду — попка на поверхности, голова в дно упирается. Меньше всех в отряде и явно смелей и самолюбивей всех — потому и ждет, пока заметят и оценят, какая она.
— С тебя, Катерина, и начнем! — Лидия-Лидуся взяла девочку за руку, завела поглубже, чтоб ей по грудь было. — Ты видела, как плавает медуза? Очень просто, правда? Я ей подражала. Ну-ка, попробуй и ты.
Катерина легла на воду, разбросав руки и ноги, окунув голову. Она покачивалась, словно была без костей, через спину переплескивались прозрачные волнишки.
— А теперь ляг на спинку!
Катерина ловко перевернулась. Лидия-Лидуся завела под нее руку:
— Плавает, опираясь только на воду! Проверьте сами!
Ребятишки кинулись к Катерине, а сын воспитательницы поднырнул под нее, вильнул, ткнулся головой в спину Катерины, а потом, вместе с девочкой, оказался в ногах Лидии-Лидуси. С берега донеслось испуганно-нежное:
— Виталичка!
Воспитательница выкрикнула только имя сына, а подразумевала, небось, целую фразу: «О чем тебя мамочка предупреждала?»
Лидия-Лидуся поймала его:
— И ты смелый и ловкий! Следующий прием исполнишь на пару с Катериной!
Краем глаза увидела она приближающихся Виля Юрьевича, Пирошку Остаповну и Олега.
— Все внимательны! — Лидия-Лидуся услыхала, как у нее меняется голос, попыталась вернуть ему естественное звучание, но слова вырвались у нее принужденные, противно показные. — Катерина и Виталик демонстрируют… «торпеду»!
Малыши подняли над головой руки, потом разом легли на воду, оттолкнулись ногами и заскользили.
Виль Юрьевич, Пирошка Остаповна и Олег остановились на мокром песке — комиссия, наблюдатели, болельщики.
— Еще! — Лидия-Лидуся решила обходиться отдельными словами, чтоб только не говорить тем ненатуральным голосом, которым вещают информаторы на вокзалах и водители в троллейбусах и трамваях. — Молодцы!.. А теперь — «поплавок»!
Виталик и Катерина сгруппировались, комочками-утятками погрузились чуть-чуть и тут же всплыли, сверкая на солнце выгнутыми спинками. Потом распрямились, вытирая ладошками лица, глядели удивленно: «Получилось!»
— Ага! Что я говорила? — неподдельно обрадовалась Лидия-Лидуся, и голос ее выправился. — Вода не дает вам утонуть! Попробуйте еще, вдруг удастся полежать на дне!
Поднялась, переместила свое огромное тело к берегу воспитательница — пугливо и умиленно уставилась на Виталика, который раз за разом свертывался и кидался в воду и раз за разом всплывал, медленно, ровно, без всяких усилий.
Лидия-Лидуся, словно бы творя волшебство, махнула рукой всем остальным ребятишкам — давайте в море! — подзадорила их:
— Неужели у нас только две «медузы»?!
Хуже — лучше, а прием малышам удавался.
— Смелей, и все будет в порядке, смелей! — склонялась Лидия-Лидуся то к одному, то к другому из тех, кто чувствовал себя неуверенно.
Она никого из ребятишек не выпускала из поля зрения — как бы ни подстраховывала вожатая, моржом маячившая у ограждения, а ушки на макушке надо держать самой! Кто их учит, этих доверчивых детей, кто за них отвечает, представляя здесь плавкоманду, представляя и Виля Юрьевича?!
Лидия-Лидуся видела и его. И Пирошку Остаповну, и Олега. Не только видела их, но и думала о каждом. Хотя на лице это — как можно? — не отражалось — на нем было выражение полного поглощения лишь тем, что происходило в лягушатнике. Хмуроватое выражение.
Виль Юрьевич держал руки за спиной — все протекает нормально, беспокоиться не о чем, вмешательство не требуется. И все-таки должен бы он что-то сказать, посоветовать, подбодрить… Не до того ему, не до того! Время от времени — чаще, чем можно просто так, — он поворачивается к Пирошке Остаповне, точно о чем-то спрашивает.
А та будто не замечает. Та с глубоким и напряженным вниманием следит за Катериной, радуется и сомневается — не узнает дочку!
По прошлому году помнит Лидия-Лидуся — иной была Пирошка Остаповна — замкнутой и молчаливой, вроде замороженной. Одни девчонки считали ее гордячкой, другие — искренне скромной. Ко вторым относилась тогда и Лидия-Лидуся — она жалела и малышку Катерину, и Пирошку Остаповну. Тогда не раздражало то, что медсестра безобразно обкорнала дочурку, тогда Катерина казалась смешной и милой, как нежный мальчишечка-кукленок. Нынче отогрелась Пирошка Остаповна — куда там! Знает же, кто рядом, чует же, как он к ней. А будто не замечает. Силу свою и власть показывает — куда там!..
Лидии-Лидусе было обидно за Виля Юрьевича — этот пирожок с черносливом мог бы и не испытывать человека! Вместе с тем она думала о нем иронично-ревниво: «Вы стучитесь, а ее как дома нет!»
А Олег пялится. На нее, Лидию-Лидусю. Исподлобья, пристально пялится — открытие сделал, а? И насторожен он, точно стыдится чего-то и готов мгновенно отвернуться и даже сбежать.
«Открывай, неутомимый исследователь, открывай!» — мысленно сказала Лидия-Лидуся, как сказала бы вслух, кабы могла надеяться, что услышит ее и Виль Юрьевич.
Однако Виль Юрьевич не услышит — он снова молча обращается к Пирошке Остаповне. А с нее, с Лидии-Лидуси, не сводит взора Олег (она вздохнула с сожалением, но в том сожалении все-таки была и доля удовлетворения, была!).
Впервые в жизни она смотрела на себя не только своими глазами, но и глазами другого.
А чего ж?.. Рост? Да, рост у нее не такой, какой желателен, но ведь ей еще расти не меньше десятка лет. Сложена нормально! Было, что она боялась — на всю жизнь останется плоской. Потом поняла — это ей не угрожает. Даже стеснялась своего изменившегося тела, надо же! Выглядит она так, что не уступит и Пирошке Остаповне. У той, кстати, лишних пару килограммов поднабралось. Положение не то чтобы угрожающее, но тем не менее… Шея, верно, в порядке. А если по-честному, не кривя душой, шея у нее — фирма! У многих женщин головы на плечах в самом прямом смысле — шеи нет, шар на шаре. У Пирошки Остаповны, ничего не скажешь — шея! Так и у Лидии-Лидуси, что шея, что лицо — без ложной скромности. Но скулы, скулы! Горе и мука! «Скуластенькая моя!» — слышала Лидия-Лидуся сызмала от отца, привыкла, до поры не тревожилась, пока не поняла, что черты лица не только отличают человека от человека, но и красивого человека — от некрасивого… Слыхала и читала она, что внешняя красота — не главное. Давно люди толкуют о том, что главней в этом смысле, да никак не дотолкуются. Не удивительно: спорят-то совершенно разные — красивые и некрасивые, дождешься, чтобы они в одну дуду задули, как же!.. Во всяком случае, прежде чем кто-то оценит твое распрекраснейшее содержание, тот кто-то должен для начала… попялиться на тебя.
