— Вот молодец, вот молодец! Павлик-то у меня сейчас совсем никуда.
«Хвалит, — думает Юрка. — Не знает, что всё из-за меня».
Клин — великое дело, и колка дров подвигается. Возьмёшь огромный кругляк, ударишь топором с одной стороны комля — радиус, с другой — ещё радиус, посередине. А потом поставишь клин в трещину — и по клину. Кругляк с треском, иногда со звоном, распадается на половинки. А с половинками совсем уже легко справиться. Поставил её — раз топором, раз! Смотри только — по сучьям не бей, и поленья сами будут отскакивать. Даже интересно. И чего это он дома всё отлынивал от этой работы? Поколет изредка, а то всё отец да брат.
Юрка сейчас и за бочку с огурцами взялся бы, да с бочкой боязно. «Кто её знает, ударишь по обручу, а он сдуру возьмёт и лопнет, бочка рассыплется, огурцы раскатятся… Всё простые дела, но поди-ка подступись к ним!..»
Юрка замечтался и не заметил, как наколол солидную кучу дров.
— Хватит, Юра, хватит! — прокричала мать Павлика.
Она дала ему вымыть руки, а после усадила за стол и стала угощать кашей со свининой. Потом — чаем с вареньем. Никогда Юрка не ел ничего вкуснее этой каши, этого хлеба, этого варенья.
Мария Петровна признала Юрку за делового человека и даже спросила у него совета:
— Вот, Юра, как ты думаешь, радио нам покупать, слушать всё, что хочешь, или от узла провод тянуть?
— Приёмник купить надо, — посоветовал Юрка. — Купил — крути и слушай что захочешь. А трансляция — это… — Он хотел сказать «мура», но потом подумал, что нехорошо солидному человеку, за которого его приняла Мария Петровна, употреблять такие слова, и сказал: — Трансляция — это хуже.
— Приёмник покупать, — подтвердил Павлик.
На вопросы Юрки, что ему по тому или иному пункту делать, Павлик отвечал неохотно.
— Коле помочь? А разве ты не знаешь, что он болен уже две недели?
— Знаю, — отвечал Юрка.
— Ну так вот, помочь надо… В кино сегодня был?
— Был.
— Ну-ка расскажи.
Но Юрка озабочен:
— Значит, тебе поручено заниматься с ним?
— Да.
— Всем заниматься? И русским?
— Всем… Кино-то можешь рассказать?
— А-а, чепуха, не кино! Не стреляют, не воюют… Как жил какой-то музыкант, сочинял музыку. И всё у него гости, гости, разговоры, разговоры, а потом поставили оперу, и он стал знаменитым. Правда, царь там чем-то недоволен был, ну так на то он и царь… Ну ладно… — Юрка задумался. — Математика-то ничего, а вот русский… Лёнька ещё говорил — кружок номер два. Что за кружок?
— Всё тебе объясняй с самого начала! Как с луны всё равно свалился…
В прежнее время Юрка ответил бы ему, а сейчас сидит молча и ждёт: поругает-поругает, а потом всё-таки объяснит.
— Кружок — совсем не кружок.
— А что же? — спросил Юрка.
— Опять объясняй! Не все дома успевают газету прочесть. Бывает, некогда или газеты не оказалось. Вот и собираются в школе к семи часам.
— Молодые, старые?
— У меня всё больше старички да старушки.
— И с ними занимаешься? — допытывался Юрка.
— Занимаюсь.
— Так они столько вопросов понакидают, — сказал Юрка, — что утонешь с макушкой!
— А ты не утонывай, — посоветовал Павлик. — Что ещё не понятно?
— Всё не понятно. Ничего не понятно… Ну ладно, ладно! — предупредил Юрка Павлика, готового возразить, и почесал голову. — Сейчас бы кино какое-нибудь интересное посмотреть! — вздохнул он.
— Ну, всё, что ли? — спросил Павлик.
— Всё, — нахмурился Юрка.
Он вспомнил, как они с Павликом вместе выходили из школы и как расходились их дороги. Дороги… Дороги… Выбирай их, не ошибись!
Нельзя сказать, что Юрка совсем уж «стоял в стороне». Нет, он газету оформлял, помогал спектакль на Первое мая ставить… Дома иногда дрова колол, воду носил, попросят гвоздь забить — забьёт.
Но чем бы он ни занимался, душа его витала далеко от этих мелких, будничных дел: неинтересно!
— Паш, — спрашивает Юрка после молчания, — а ты, наверное, здóрово во всём понимаешь?..
— Чего ты там ещё… выдумываешь! — сердится Павлик. — Спроси, что надо, и иди занимайся делом.
— Сейчас.
Проходят минуты две. Юрка медлит. Павлик хотя и говорит так, а, видно, не очень уж ему хочется, чтобы Юрка уходил. Лежит смотрит в книжку, а сам о чём-то думает. Нет-нет да и взглянет на товарища.
— Паш, нога-то сильно болит?
— Прошла нога. Лежу — пусть кожа зарастёт.
— Ты не шевели ногой-то, пусть зарастает.
— Не шевелю и так.
— Ну, тогда зарастёт быстро.
— Зарастёт.
Потом они молчат. Мать убирает со стола, уходит, приходит. Снова уходит.
— Ты вот что, — спрашивает Павлик, — в самом деле будешь заниматься делами?
— Ну, а как же?
— Гм… — Павлик тяжело раздумывает. — Ну, смотри… С Колей позаниматься можешь завтра или послезавтра…
— Я лучше послезавтра, — говорит Юрка. — Или через два дня… А то и три…
9. Происшествие у Коли Лопатина
Коля Лопатин перенёс воспаление лёгких. Сейчас он поправляется, ходит понемногу по комнате, работает. Работы же — не перечислить. Следы её повсюду. На столе — инструменты, гайки, болты, обрезки цинка, схемы, изоляторы. В углу — целый склад всевозможных и невозможных деталей — колёс, колёсиков, шатунов, коробок, цилиндров. В другом углу — сложное сооружение. Рассматривать всё это гораздо интереснее, чем заниматься скучными уроками.
— Что это, Коля? — спрашивает Юрка.
— Электростанция. Не видишь?
— А-а, модель, — наконец узнаёт Юрка.
— Действующая модель, — поправляет его Коля.
— Как — действующая?
— Как?.. Странный вопрос. Вода вертит турбину, турбина — динамку, динамка даёт ток.
— А вода где?
— Вон в углу бак прибит. Источник воды искусственный. Весною на речке смонтирую. Вот где будет раздолье! А то сам наливай воду. Да и сырость. Дома ругаются… Не понимают…
Юрка жадно рассматривает модель. Двухэтажное здание сделано из фанеры, в нём прорезаны двери и окна, вставлены стёкла, внутри — машины. И свет! Всё как у настоящей электростанции. Юрка трогает, щупает, гладит. Это же надо сообразить — такую настоящую модель!
— В ход, что ли, хочешь пустить? — спрашивает Коля.
— А можно?
— Всё можно. Отверни кран, вон там… Видишь? Только осторожно.
Юрка заметил на трубе, идущей от бака к модели, кран, отвернул его. В трубе зашумело, в домике станции взвыла динамка, зажглись желтоватые огни на столбах, на окнах.
— Ух ты! — воскликнул обрадованный Юрка. — А поярче могут гореть?
— Могут. Надо подачу воды увеличить.
Юрка покрутил кран ещё, свет стал ярче, белее.
— Вот это да! Вот это да! — Юрка даже привскочил. — Стой! Да она может дом освещать, электростанция. У тебя свой свет!
И разыгравшийся Юрка, не спросив разрешения Коли, погасил лампу. Стало темнее, но тем эффектнее казалась модель, тем ярче её огни.
— Вот это да! Вот это да! — повторяет Юрка. — Своя электростанция!
Войдя в азарт, он ещё покрутил кран. Шум воды стал сильнее; с бульканьем входила она в трубку и сливалась в корыто.
— Ты мне воду не спусти, — предупредил Николай. — Как, нравится?
— Здóрово! Ты, Коль, великий человек! Тебе памятник надо — и в статью.
Коля важно прошёлся по комнате, свалив со стола вилку, которая упала на пол с дребезжащим звоном.
— Ну да, великий, — возразил он, — скажешь ещё! Просто неплохая модель. А отделана-то! Не масляная краска, а эмаль. Это тебе не что-нибудь. Я эту эмаль в райцентре еле достал. Только воду мне не спусти!
— Нет, Коль, ты знаменитый человек, — настаивал Юрка, то приседавший возле модели с разных сторон, то отходивший в уголок, чтобы охватить взглядом всё сооружение. — Знаменитый человек…
Вдруг шум воды стих, жужжание динамки постепенно перестало быть слышным, и в тишине упали в корыто последние капли. Лампочки погасли. В комнате стало темно.
— Всю воду спустил! — спохватился Коля. — Лампу зажги, ты гасил!
Юрка недолго думая схватился за стекло лампы.
— Ой! — вскрикнул он. Стекло было ещё горячее, и Юрка сильно обжёг пальцы.
Стекло упало и со звоном разбилось.
— Да осторожней ты! — набросился на него Коля. — Вот тоже!
— Чего осторожней… — проговорил Юрка. — Уже разбилось…
Он стал искать по карманам спички, но спичек не было.
— Коля, а спички где у тебя? — спросил осторожно Юрка.
— Где?! — вскинулся Коля. — Искать надо, вот где! Тоже мне!
Стали шарить руками по подоконнику, столу.
— Разбей мне ещё что-нибудь! — предупредил Коля.
Тогда Юрка решил: зачем ему рисковать? И, повторяя про себя «тут нету, тут нету…», спокойненько стоял, заложив руки в карманы штанов.
— Нашёл, — сказал Коля, и Юрка услышал, как загремели спички в сухом коробке.
