в тетрадку, и, нахмурившись, покусывала кончик ручки, словно ей не удавалось решить задачку.
И чего я в нее влюбился? А не в Ингрид или Анн-Мари, например? Многие считали, что они симпатичнее. Да и они сами так думали, потому что выглядели точь-в-точь как девицы из девчачьих журналов. Эльза же была крепышка, с копной рыжих волос, которые торчали во все стороны, словно наэлектризованные. К тому же говорила в нос.
И все равно, в жар меня бросало только от нее. Почему?
Конечно, она могла пройти на руках по бревну в спортзале. Могла с мальчишками наравне помериться силой рук. Один раз уложила Конрада, который считал себя самым сильным в классе. С тех пор он ее терпеть не мог. Утверждал, что поддался, потому что она девчонка. Но никто ему не верил.
Хотя, конечно, мне она нравилась не поэтому.
Это невозможно объяснить.
Я посмотрел на нее еще разок, проверить, не упустил ли чего. Взгляд мой скользнул с копны волос на тетрадку.
Я сразу же увидел, где у нее была ошибка, и понял, почему она волновалась. У нее не получался пятый пример. На простое деление.
Вырвав листок из тетрадки по арифметике, я написал: Пример 5 = 308. Потом сложил его в виде конвертика, словно поздравление с Рождеством. Я даже нарисовал ноль немного похожим на сердечко, но не слишком, чтоб не было стыдно.
Я уже мечтал, как она улыбнется мне на переменке. Мне хотелось порадовать ее, больше всего на свете.
Но я не учел того, что любовь часто делает людей неловкими.
Я потянулся, чтобы положить мою подсказку Эльзе на парту, и задел локтем свой пенал — тот с грохотом упал на пол, словно ручная граната.
И тут все посмотрели на меня! На мою вытянутую руку и зажатый между большим и указательным пальцами белый прямоугольник. И учительница тоже.
— Фред, что там у тебя?
— Что?
Я разжал пальцы, записка упала. Но это не спасло. Учительница быстро подошла ко мне.
— Не думай, что я слепая, — сказала она и показала на пол. — Подними и дай мне.
Она развернула тетрадный листок и громко прочитала то, что я написал. Затем посмотрела сначала на меня, потом на Эльзу.
— Какой позор! Стыдно подсказывать!
— Я ничего не сделала, — сказала Эльза.
— Это все я.
— Почему же ты решил помочь Эльзе, если она тебя не просила?
Ну что я мог ответить? Что сделал это потому, что влюбился и меня бросает в жар, стоит мне только взглянуть на нее? Что надеялся: вдруг она потом мимоходом улыбнется мне на перемене?
— Ну, Фред, что скажешь?
— Ничего. Ничего не скажу. Но только Эльза не виновата.
— Почему я должна тебе верить? — спросила учительница.
Тут встала Эльза:
— Хотите верьте, хотите нет, но я сказала правду. И не стану сидеть и выслушивать обвинения в том, чего не делала!
Она треснула по парте линейкой так, что та раскололась пополам. А затем, тряхнув копной рыжих волос, которые затрещали от электричества, вышла из класса с высоко поднятой головой.
Это был последний урок, и она не собиралась возвращаться.
— Ну и дура! — хмыкнул Конрад.
— Замолчи! — одернула его учительница. — Думаю, она сказала правду. И она права: не надо терпеть несправедливость. Никогда и нигде. Завтра попрошу у нее прощенья. А теперь сдавайте ваши тетради с контрольными и расходитесь по домам.
Она удивленно посмотрела на сломанную линейку, а потом легонько потянула меня за ухо и сказала строго:
— А ты останься.
Глава 3. Лучшие елки!
— Ну, что она сказала? — бросился ко мне Оскар, когда я вышел из школы. Он ждал меня у флагштока, натянув шапку на голову и подпрыгивая на месте, чтобы ноги не окоченели.
— Она ругалась, — сказал я.
— И правильно делала.
— Ну да.
— Надо же было ухитриться — грохнуть пенал на пол, — усмехнулся он. — Пойдем на Большую гору кататься на санках?
— Нет, мне надо на елочный базар.
— Ага, скоро же Рождество. Ты что хочешь получить в подарок?
— Папу, — вздохнул я, — и шоколадку.
— А еще коньки, — напомнил Оскар.
— И губную гармошку. Но это не так важно.
— Ясное дело, есть вещи и поважнее, — согласился Оскар.
— Верно, — кивнул я.
Он подпрыгнул еще пару раз, подмигнул мне, и
