– Ох ты… Что же вы собираетесь делать, когда ваш отпуск закончится?
Я молча рисовала зеленую траву у Сэма под ногами. Краска ложилась неровно, и я решила притвориться, что самые здоровенные ляпы – это листья салата для Лили.
– Опять я лезу не в свое дело, – сказал Майк. – Прости пожалуйста! Экий у меня нос любопытный.
И он стукнул себя по красному, как вишня, носу в наказание. Я захихикала, потому что у Майка на носу осталось пятнышко песочно-желтой краски.
– У тебя весь нос в краске! Давай я сотру. А что мы будем делать, я не знаю.
– А мама-то знает?
– Не-а. Сначала мы поехали к тете Авриль, но она смогла нас приютить только на одну ночь.
– Ясно. А чего хочешь ты, Красавица?
Я низко опустила голову.
– Хочешь вернуться к папе? – мягко спросил Майк.
– Нет! Он старается быть хорошим, тратит на меня кучу денег, но иногда он такой страшный! Сердится на меня и на маму. Он растоптал печенье и выпустил из клетки моего деньрожденного крольчонка, и крольчонок умер! – выпалила я одним духом.
В глазах все расплывалось из-за слез, и я больше не видела холста.
– Ох, Красавица, прости, я не хотел тебя расстраивать! – Майк вытер мне глаза тряпкой, испачканной в краске.
Я думала, что мама спит на пляже, но она вдруг подбежала к нам.
– Что вы ей сказали? Почему она плачет? – накинулась мама на Майка.
– Мама, он тут ни при чем, честно! – всхлипнула я. – Просто я вспомнила крольчонка…
– Ах, да. Бедная моя… – Мама крепко меня обняла.
– Я в самом деле виноват, – сказал Майк. – Я спросил ее о папе. Это непростительно! Просто я беспокоился. Красавица обмолвилась, что вам некуда идти.
– У нас все будет прекрасно! – отрезала мама. – И не волнуйтесь, за комнату мы заплатим. Денег у меня больше чем достаточно.
– Дилли, перестаньте! Вы же знаете, я не из-за этого волновался.
– А не надо волноваться, – сказала мама. – Красавица, идем погуляем.
– Ой, мама, я еще не закончила портрет Сэма и Лили!
– Господи боже, как мне надоели эти тупые Сэм и Лили! – крикнула мама. – Идем сейчас же!
Я в отчаянии посмотрела на Майка.
Он сказал:
– Маму надо слушаться.
И я потащилась за мамой – сначала по песку, а потом по извилистой тропинке на вершину утеса. Я сердито буравила взглядом мамину спину. Мама шла все быстрее, сжав кулаки и размахивая руками. Я совсем выбилась из сил.
– Красавица, шевелись! – прошипела мама.
– Не хочу! – Я вдруг села на землю.
– Идем! Не дури! – сказала мама.
– А ты не командуй! Что ты такая злая? Наорала на Майка, а он за нас беспокоился.
– Он тебя до слез довел! Я этого не позволю!
– Ты знаешь, почему я плакала. Из-за крольчонка.
– Да он и пяти минут у тебя не пробыл, этот несчастный крольчонок! – Мама присела на корточки рядом со мной.
– Все равно я его полюбила! А он вдруг без головы… Это был такой ужас! – У меня снова задрожал голос. – Не прощу этого папе, никогда не прощу! Никогда, никогда, никогда!
– Папа не хотел, чтобы так вышло. Да, он отпер клетку, но, я уверена, он думал, что Деньрожденья просто убежит.
– Что это ты за папу заступаешься? И Майка обидела, а он такой хороший. И меня обижаешь.
– Не обижаю я тебя. Не веди себя как ребенок!
– Как еще мне себя вести? Я и есть ребенок! А ты вредина! Зачем ты так! Еще сказала, что Сэм и Лили тупые.
– Они правда тупые! И ты сама дуреха, только о них и говоришь целыми днями. Как младенец сопливый!
– Неправда! – Я толкнула маму обеими руками.
Она сидела на корточках и от неожиданности шлепнулась на землю.
– Не смей! – сказала мама. – Еще раз так сделаешь, я тоже тебя ударю!
– Я не ударила. Я пихнула. Ударить – это вот так! – И я легонько ткнула ее кулаком в плечо.
Совсем не сильно, только чтобы показать, а мама размахнулась и больно шлепнула меня по ноге. Я так и застыла. Мама ни разу в жизни меня не шлепала.
Мама тоже застыла. Потом вдруг вся сморщилась и разрыдалась.
Я сказала:
– Что ты плачешь? Это я должна плакать! Знаешь, как больно было!
– Прости! – всхлипнула мама, обхватив голову руками.
Она плакала, плакала и никак не могла остановиться. Я придвинулась поближе и обняла маму. Она прижалась ко мне и заплакала еще горше.
– Ох, Красавица, пожалуйста, прости! Как у меня рука поднялась? Ты права, я сегодня ужасно злая, так нельзя. Просто мне очень страшно. Я не знаю, как лучше поступить. Полночи не спала, все думала и мучилась. Я, наверное, с ума сошла – убежала куда глаза глядят и тебя с собой потащила. Не представляю, что нам делать дальше. Я просто не выдержала, что Майк на меня смотрит, как будто заботится, а на самом деле наверняка думает, что я плохая мать.
– Не думает он такого! Ты ему нравишься. А он тебе разве не нравится?
– Нравится, конечно. Не могу как стыдно, что я ему нахамила. Давай завтра уедем.
– Нет, мам! Я хочу здесь еще побыть.
– Я понимаю, моя хорошая, но мы же не можем остаться здесь навсегда.
– Почему?
– Ты же сама сказала – мы приехали в отпуск. Надо составить планы на будущее. Только у меня в голове все спуталось. Я, видно, разучилась сама за себя думать – привыкла, что все решает папа.
– Тогда давай я буду за тебя думать. Мы остаемся в Кроличьей бухте! Ты найдешь работу, купим себе домик…
– Ох, Красавица, да мы и самую жалкую развалюху не можем себе позволить!
– Тогда я построю на берегу жалкую развалюху, и будем в ней жить. Долго и счастливо.
Мама расхохоталась и стиснула меня в объятиях.
– Ох, слава богу, что ты у меня есть, солнышко! Все будет хорошо, раз мы вместе. Прости, что я была такая злющая.
– А у Майка попросишь прощения?
– О боже… Да, нужно извиниться. Он и правда был к нам очень добр. Еще и тебя учил рисованию…
– Видела, у меня хорошо получается! Правда же, не нужно завтра уезжать! Я хочу еще порисовать красками!
– Посмотрим, – сказала мама.
Майк все еще сидел с мольбертом на берегу.
– Может, не будем его отвлекать? – сказала мама.
– Мам, ты трусиха! Извинись, и дело с концом.
Я чуть ли не силой потащила ее к Майку. Чем ближе мы подходили, тем краснее становились мамины щеки. Майк решительно водил кистью по холсту и не поднял глаз, даже когда мы встали возле мольберта.
Мама жалобно посмотрела на меня. Я подтолкнула ее локтем.
Тогда мама сказала еле слышно:
– Майк, простите, что я вам нагрубила.
Майк замер, не донеся кисть до холста, и наконец-то посмотрел на нас.
– Я сам виноват, что донимал Красавицу дурацкими вопросами. Лез не в свое дело.
– Нет, что вы! – сказала мама.
Майк неловко кивнул. Мама переступила с ноги на ногу, явно готовясь удрать. А я не хотела, чтобы этим все и закончилось.
– Чтобы как следует помириться, мы тебя приглашаем сегодня на ужин! – сказала я.
Мама и Майк изумленно на меня уставились.
– Куда приглашаем? – одними губами спросила мама.
Еще вчера мы узнали, что «Чаепитие у Пегги» закрывается ровно в шесть, и поужинали на пляже треской и жареной картошкой из рыбного магазинчика.
– Спасибо за приглашение, но я сегодня как раз собирался поужинать дома, с друзьями, – сказал Майк.
– А-а… – Я сникла.
– Да. Я неплохо готовлю рыбную запеканку. Хотите попробовать?
– К вам же друзья придут… Мы не хотим мешать, – сказала мама.
Майк посмотрел на меня. Я скорчила гримасу.
– Мам! Наверное, друзья – это мы!
И мы пошли ужинать с Майком. Сначала мы думали, что он еще кого-нибудь пригласил, но обе походные парочки поехали в ресторанчик неподалеку, а семья с мальчиками отправилась попробовать, как кормят в гостинице.
– Значит, будем только мы, – сказала я. – Можно я надену серое платье с фартучком и новые башмачки?
– Ох, Красавица, это просто ужин! Чистую футболку надень и джинсы.
– Нет, я хочу быть красивой! То есть я знаю, что всегда выгляжу отвратно, только в сером платье я чувствую себя так, как будто я хорошенькая.
– Ах, солнышко, совсем ты не отвратно выглядишь. Ну ладно, если хочешь, надевай серое платье. А я наряжаться не собираюсь!
Мама осталась в джинсах, но к ним надела розовую облегающую блузку с жемчужными пуговками, а на ноги – розовые босоножки из тоненьких ремешков, на высоком каблуке. И даже ногти на ногах заново накрасила.
Мы спустились вниз в семь, как просил Майк, но в столовой было пусто. Столики уже накрыли к завтрашнему утру.
– Может быть, он передумал? – шепнула мама.
Но тут вошел Майк, сияя улыбкой.
– Дамы, прошу сюда! Я подумал, что в кухне будет уютнее. И у других постояльцев не возникнет соблазна к нам присоединиться, если они вдруг вернутся пораньше.
Майк был все в том же полосатом фартуке, но под фартук надел голубую рубашку в цветочек, а красные бейсбольные бутсы так и сверкали. Видно было, что он принарядился.
– Красавица, ты ли это? – воскликнул Майк. – Такая взрослая! А вы, Дилли, кажетесь еще моложе. Вы как будто сестры.
