Время от времени я поглядывал в зеркало, которое стояло на мамином туалетном столике, и показывал себе язык. Мне хотелось подразнить себя за то, что я столько времени куролесил понапрасну.
В комнате стоял приятный холодок, в открытое окно струился запах акаций, цветущих на нашей улице. Я решил, что до половины третьего буду лежать на тахте и радоваться.
Но уже в четверть третьего мне пришла в голову новая мысль. Я вспомнил о своей удочке. Я очень её люблю. Бывает, сидишь с удочкой на берегу и даже разговариваешь с ней. Упрекаешь её: мол, долго ли ещё сидеть – рука-то затекла; и не скажет ли она рыбам, чтобы они, наконец, появились.
Я вскочил с тахты, заглянул за шкаф. Удочка на месте. Она была разобрана и связана шнурком. Так и стояла в углу с прошлого года.
– Ну, иди ко мне, бедняга! – сказал я и стряхнул с неё пыль. – Целую вечность не виделись!
Я знал, чего сейчас хочется моей верной подруге. Я развязал удочку и соединил все три её части. В комнате было мало места, поэтому конец удочки я высунул в окно. Удочка так и блестела на солнце, и мне нестерпимо захотелось сейчас же отправиться на рыбалку.
– Мы ещё своего дождемся, – сказал я удочке. – Скоро нас узнают все рыбы в Бероунке.
Удочка дрогнула, словно удивилась. «В Бероунке, говоришь?»
– Ну да, Лужница нам уже надоела, правда? К тому же у Ирки скарлатина. Но в Бероунке тоже будет неплохо, – объяснял я удочке.
В эту минуту кто-то закричал на улице:
– Тонда, клюет!
Я тут же втащил удочку в комнату и, спрятавшись за шторой, осторожно выглянул из окна.
На другой стороне улицы стоял Руда. Он смотрел на наше окно и смеялся.
– Ну как, много угрей поймал?
Тут я окончательно понял, что Руда совсем не разбирается в рыбной ловле. Какой же рыболов станет ловить угрей в три часа дня!
– Ладно, ладно, не прячься! Все равно я тебя вижу! – кричал Руда на всю улицу.
Я высунулся из окна:
– Ты к нам?
– Заглянешь в портфель, и всё узнаешь. – И с этими загадочными словами Руда побежал к двери нашего дома.
Через минуту в передней раздался звонок. Я пошел открывать. Когда я проходил через кухню, отец спросил меня:
– Кто это? Что ещё за гости?
– Это не гости. Это Руда Драбек.
– Опять этот противный парень! И что он все время тобой командует?
Отец не очень-то любит Руду, и Руда это прекрасно знает. Поэтому он очень вежливо поздоровался с ним и, прежде чем войти в кухню, долго шаркал ногами, словно вытирал ботинки о коврик, хотя никакого коврика там не было. Как только за нами закрылись двери моей комнаты, мы облегченно вздохнули.
Руда сразу кинулся к письменному столу.
– Давай мне её по-быстрому, и я помчусь. В другой раз гляди, что суешь в портфель.
Мой портфель был уже у него в руках. Он высыпал из него книги и пожал плечами.
– Здесь её нет. Значит, она где-то в другом месте. Уже полдня я её разыскиваю… Что ты на меня уставился? Я ищу свою хрестоматию. Думал, что ты сунул её в свой портфель.
Говоря все это, Руда вертелся по комнате, оставляя на паркете грязные следы. Маме это обычно не очень нравилось.
– Сядь-ка ты лучше, – сказал я Руде.
Он опасливо покосился на дверь: – Да я только на минутку.
Честно говоря, я был рад его приходу. Ведь не приди он к нам, мне все равно пришлось бы отправиться к нему. Надо же было рассказать, куда я поеду на каникулы. Но сейчас мне как-то не хотелось сразу начинать этот разговор – ещё подумает, что я хвастаюсь.
Руда тем временем сел на стул около тахты и стал разглядывать удочку. Вид у него был как у завзятого рыболова. Он потряс удочку в руке, прищелкнул языком и сказал:
– Ничего штучка. А что ты сейчас с ней делал?
– Да так, немного тренировался.
– Тренировка – дело полезное, – кивнул Руда. Вот тут-то и настал подходящий момент, чтобы ненароком ввернуть словечки о Петипасах.
– Особенно когда придется ловить в незнакомой реке. На этой Бероунке никогда не знаешь, чего ожидать. Об этом скажет любой рыболов.
Но Руда играл с катушкой и не заметил, что я говорю о Петипасах. Тогда я сказал уже громче:
– Ты что-нибудь слышал о Петипасах?
Едва я успел договорить, как произошло что-то непонятное. Удочка выскочила у Руды из рук, задела люстру, Руда стремительно повернулся и схватил меня за плечи. Читал я как-то в книге, что у кого-то там глазе полезли на лоб, и никак не мог себе этого представить. Но в эту минуту глаза у Руды были и вправду на лбу. Он тряхнул меня за плечи и крикнул:
– Что ты сказал, повтори-ка!
Я не успел ответить, отворилась дверь, ив комнату вошел отец. Руда отскочил от меня, поклонился отцу и громко проговорил:
– Добрый день!
– А мы с тобой уже, кажется, виделись, – усмехнулся отец.
Он взял из шкафа галстук и вышел из комнаты.
Все произошло в один момент, но за это время с моим Рудой случилась удивительная перемена. Засунув руки в карманы брюк, наморщив лоб, он бегал взад и вперед по краю ковра.
– Да, здорово тебе не повезло, Тонда!
Я не понял его.
– Такого счастья я не пожелал бы даже… – Руда немного помолчал. – Словом, никому!
Тут уж я совсем растерялся. Вдруг он остановился, обхватил меня за плечи, усадил на тахту и сам присел рядом.
– Так, значит, куда ты едешь на каникулы?
– В Петипасы.
– Бедняга, он даже не знает, что его ждет! – печальным голосом сказал Руда.
Меня ужасно злило, что этот Руда говорит так таинственно и каждый раз при слове «Петипасы» презрительно морщится. Поэтому я громко сказал:
– А я вот заранее рад!
Руда поднял глаза к потолку:
– Бедняга! Он даже не знает, что говорит! – Потом посмотрел на меня с важным видом и усмехнулся: – Да знаешь ли ты вообще, что такое Петипасы?
– Деревня или город где-то на Бероунке. – Я решил, что не дам себя обмануть.
Руда прыснул от смеха.
– Где-то на Бероунке! – Он сунул руку в карман, вынул несколько монет и потряс их на ладони. – Вот тебе шестьдесят талеров, садись на пятьдесят девятый автобус и поезжай до конечной остановки. Оттуда ты спокойно дойдешь до Петипас пешком! Хорошее расстояньице, не так ли?
– Ну и пусть! Все равно там здорово, и река есть!
Хотя, по правде сказать, мне было вовсе не все равно, что эти Петипасы так близко от Праги.
– Река! А ты в ней купался когда-нибудь?
– Пока нет, но обязательно буду.
– А вот и не будешь. Такой ужасной реки ты ещё в жизни не видел. Только влезешь в неё – и сразу ногой о камень. А где нет камней, там водовороты. А где нет водоворотов – сплошная тина.
– Вот и хорошо! Именно в этой тине я и буду ловить рыбу!
– Все равно не будешь. Там всюду затонувшие деревья и коряги. Рыбаки говорят, что лет через тысячу на этом месте будут настоящие железные рудники – столько там крючков пооставляли!
Я уже и сам не верил, что Петипасы приличное место, но не хотел в этом признаться и потому продолжал спорить.
– Ну и пусть! Ну и пусть! Ну и не буду ловить рыбу. Подумаешь, рыба! Зато там много хороших ребят.
– А ты знаешь, что в Петипасах самые противные ребята в мире? Ходят только своей компанией, чужих не признают. Но в основном они сидят дома, а все почему? У них там в Петипасах такой учитель, который устраивает экзамены даже во время каникул. Идешь ты, предположим, спокойно по улице, и вдруг он тебя останавливает ни с того ни с сего: «Гуляешь, значит? Так… так… А не забыл ли ты геометрию?» И не отпустит до тех пор, пока ты ему не нарисуешь веткой хотя бы трапецию. А иной раз спросит и по чешскому: «Ну-ка, приятель, образуй прилагательное от имени собственного „Петипасы“!» И ты гадай, как правильно сказать: петипасский, петипасовый или петипасовский! Эти ребята из Петипас никогда не знают, идёт ли ещё учебный год пли уже наступили каникулы. – Руда даже запыхался от усердия. – Тонда, прошу тебя, не езди в Петипасы! – Тут он кончил и протянул мне руку. – Обещай, что ты туда не поедешь!
Я задумался.
– Руда, а ты не врешь?
– Значит, ты не веришь мне? Я кивнул, руда отодвинулся от меня с оскорбленным видом.
– А Станде Калибу ты бы поверил?
Этого Станду, перешедшего от нас в другую школу, мы называли Честнягой. Он никогда не говорил ни одного слова неправды.
– Да, Станде я бы поверил.
– Ну, вот видишь, – солидным голосом сказал Руда. – Как раз Станда Калиб и рассказывал мне все это о Петипасах. Он был там в позапрошлом году на каникулах.
Руда встал с тахты, ещё раз осмотрел мой портфель и побежал домой искать свою хрестоматию.
Я медленно сложил удочку.
– Да, дружище, – говорил я ей, – на этот раз мы с тобой много не наловим. В каждой заводи там полно коряг. Да и вообще… Ребята там сидят все время дома. А учитель спрашивает даже во время каникул.
Со злости я изо всей силы затянул веревку на удочке. Но злость моя от этого не стала меньше.
Я снова поставил удочку за шкаф. Потом принялся ходить из угла в угол. Наконец я принял решение: вечером попрошу отца оставить меня на каникулы в Праге.
