голоса сообщал об отправлении поездов. Рогаткин по селектору соединялся со станциями, торопил составителей поездов, подгонял дежурных.
Разграфленный лист бумаги оживал, и, выпрямляясь, бежали по нему красные и синии линии.
Только начали выпрямляться линии, вот-вот, казалось, Рогаткин избавит станцию от «пробки» — пустит все поезда, а тут позвонили ему и передали приказ начальника дороги Чухнина: вместо пассажирского поезда отправить по главному пути маленькую дрезину.
Рогаткину было очень досадно, что помешали ему отправить пассажирский поезд и заняли пути дрезиной. Но приказ начальника обсуждать нельзя. Приказ надо выполнять.
И Рогаткин сказал в микрофон:
— Отправить дрезину по первому пути.
4. НЕСЧАСТЬЕ
Правильно ли поступил начальник дороги, задержав скорый поезд из-за дрезины? Давай разберемся.
На железнодорожном транспорте существует железный порядок. Все поезда отправляются по старшинству: сначала пассажирские, потом товарные; в первую очередь те, что идут по расписанию, а во вторую — опоздавшие, или, как говорят, выбившиеся из графика.
Почему же вдруг дрезина оказалась главнее всех?
Ведь насчет дрезины с больной девочкой ничего в железнодорожных правилах не сказано. Как же это начальник дороги впереди всех поездов пустил дрезину? Почему он так поступил?
У нас есть наш советский закон, который говорит, что самый ценный капитал для нас не золото, не бриллианты, не деньги, а человек. А в железнодорожных правилах есть пункт, где сказано, что при особых случаях поезда и автодрезины можно пускать вне всякой очереди.
Вот начальник дороги и пустил дрезину с больной девочкой в самую что ни на есть первую очередь.
Но чтобы выполнить этот приказ, диспетчеру Рогаткину пришлось, ох, как поработать! Он торопил дежурных по станциям и машинистов. В диспетчерскую врывались взволнованные голоса из рупора. Однажды диспетчера позвал особенно громкий голос.
— Диспетчер?
— Я диспетчер!
— Почему не отправляете состав?
— Скоро отправлю!
— Время выходит! — торопили диспетчера.
Рогаткин вызвал к аппарату машиниста и предупредил его, что отправит поезд с опозданием и это опоздание надо нагнать в пути.
— Сможете? — спросил диспетчер.
Машинист подумал и ответил:
— Смогу!
Когда на мгновение умолк в диспетчерской рупор, Рогаткин позвонил к себе домой. Но где-то на линии оборвало провода. Это помешало диспетчеру услышать последние слова, сказанные ему в телефон.
А дома у диспетчера Рогаткина произошло несчастье. И он был отрезан от дома. Рогаткину захотелось вырваться из диспетчерской и побежать домой. Но в это время рупор позвал его:
— Диспетчер! Диспетчер! Диспетчер!.. — Казалось, рупор треснет от напряжения.
— Я диспетчер.
Он выслушал дежурного по станции и отдал команду. Он продолжал работать.
5. РАДОСТНАЯ ВЕСТЬ
В это дежурство Рогаткин сумел вывести со станции все поезда и, кроме того, пропустить дрезину. Она ведь тоже занимала пути, и, пока не дошла до больницы, нельзя было отправлять скорый поезд.
В конце дня начальник железной дороги Чухнин позвонил в больницу и узнал, что операция у больной девочки прошла хорошо, опасность миновала. Потом начальник дороги пошел наверх, в служебное помещение вокзала. У двери в диспетчерскую он столкнулся с Рогаткиным. Начальник его остановил:
— Вы диспетчер Рогаткин?
— Я.
— Хорошо, что я застал вас до смены. Я хотел поблагодарить вас за прекрасную работу…
— Простите, — сказал Рогаткин, — я не могу говорить с вами.
— Вы больны?
— Нет. Утром я оставил дочь в очень тяжелом состоянии. Положение было катастрофическое. Я звонил потом с дежурства. Мне сказала соседка, что ее уже нет… Мать к телефону не подошла… Нас разъединили. На проводах лед, очевидно, обрыв…
Говоря это, Рогаткин торопливо шел по коридору, и начальник дороги еле поспевал за ним.
— Постойте, постойте, — сказал начальник. — Не волнуйтесь, ваша дочь вне опасности. Ее доставили на дрезине в больницу. Ей сделали операцию. Я звонил туда только что. Ваша дочь чувствует себя хорошо. Через несколько дней она будет дома.
Чтобы скрыть слезы, Рогаткин подошел к окну.
За двойными рамами приглушенно шумел вокзал. Пробки на станции уже не было. На главном пути отходил скорый. На перроне суетились пассажиры, шла посадка. А дальше — на вторых и третьих путях — отфыркивались стоящие под парами паровозы и весело гудели, как трубы большого оркестра.
ПОСЛЕДНИЙ СНАРЯД
Когда Володе исполнилось четырнадцать лет, его приняли в ремесленное училище оборонного завода. На заводе до войны работал его отец. Но сразу Володе не довелось попасть на завод. Он ходил только в класс ремесленного училища, где стояли парты и черная доска у стены, как в обычной школе. Только спустя несколько месяцев Володю повели в цех.
Цех представлялся ему совершенно иным. Станки оказались такими огромными, что на них можно было улечься во весь рост. Моторы шумели, заглушая голоса людей. На резцы лилась какая-то жидкость вроде молока.
В цехе было чисто, словно в метро. Кафельный пол и станки блестели. Все рабочие были одеты в комбинезоны вроде тех, какие носят летчики. Из кармана пиджака у мастера торчала белая линейка со стеклянным окошечком. Мастер был похож не на рабочего, а на учителя. Он посмотрел на Володю и, прищурясь, спросил:
— Значит, токарем решил стать?
— Точно!
— Ответственность большая.
Володя промолчал, а мастер не задавал ему больше вопросов.
До поступления в ремесленное училище Володя мечтал стать артистом. В театре он видел скрипача в бархатной курточке, с волосами, словно у девочки. Как точно водил он
