Дверь была открыта. На пороге — кровь. В комнате — тихо.
— Вольфи! — крикнул Генрих.
Но в комнате попрежнему было тихо.
Сердце Генриха сжалось. Он вошел в комнату.
Там, на полу, в луже крови лежал его лучший друг Вольфи.
— Вольфи! — тихо, с тоской позвал еще раз Генрих. Вольфи не поднял головы и не вильнул хвостом.
Генрих осторожно обошел вокруг него. Остановился, оглядел комнату: опрокинутая мебель, осколки стекла…
«Вечером вернется мама, усталая после работы, — вдруг подумал он, — и застанет комнату в таком беспорядке…»
Генрих расставил все по местам. Потом взял метлу и вымел осколки. Разыскал тряпку, смочил ее под краном и вытер пол. Все так, как делала его мать. «Мама так будет огорчена из-за Вольфи, — думал он, — пусть она по крайней мере не сердится за беспорядок».
Вскоре все было прибрано. Только к Вольфи Генрих все еще не решайся прикоснуться.
Наконец он смочил свое полотенце и сел на корточки рядом с Вольфи. Бережно и осторожно поднял он его голову и заботливо вытер каждое кровавое пятнышко. Потом он поцеловал своего друга в лоб и положил его беспомощную голову к себе на колени. И только теперь, когда ему больше нечего было делать, Генрих беззвучно заплакал. Слезы покатились по его щекам.
В это время медленно приоткрылась дверь, и в комнату вошел Фриц Лампе. Он ничего не сказал и подсел к Генриху. И он тоже стал гладить мертвого Вольфи. Из его глаз тоже потекли слезы. Так они сидели возле мертвой собаки и молча плакали.
Наконец Фриц сказал:
— Ты можешь гордиться своим Вольфи. Он был настоящим героем, он боролся против фашистской полиции. И, конечно, он бы их прикончил, если бы не явился третий полицейский.
— Он спас коммуниста, — прошептал Генрих.
— Неужели? — удивленно спросил Фриц, но в эту минуту в дверях появился дворник, и он замолчал.
— Эту падаль надо сейчас же убрать! — закричал дворник. — Понятно? Сейчас же на помойку!
И он вышел, сильно хлопнув дверью. Оба мальчика только молча смотрели ему вслед полными слез глазами.
Потом они взглянули друг на друга. Генрих обнял Вольфи и крепко прижал его к себе.
— Нет! — крикнул он. — Только не на помойку, Вольфи не падаль! — И тут он громко разрыдался.
Фриц Лампе погладил Генриха по голове и сказал:
— Мы не позволим, Генрих! Будь спокоен. Мы что-нибудь придумаем! — Фриц вытер слезы и встал. — Обожди меня тут, Генрих. Я поговорю с Лотаром.
Фриц ушел и вскоре вернулся с Лотаром. Они притащили с собой огромный мешок.
— Послушай, Генрих, — сказал Фриц Лампе. — Твой Вольфи должен быть с честью похоронен, как настоящий герой. Мы сделаем это вечером в лесу. А пока, чтобы не было скандалов, мы унесем Вольфи отсюда и спрячем его в лесочке под хворостом.
— Надо Вольфи поставить памятник… — всхлипнул Генрих.
— Надо. Он этого заслужил! — сказал серьезно Лотар.
Они уложили Вольфи в мешок, и Фриц сказал:
— Ступай, Генрих, погляди, свободна ли лестница. Никто не должен видеть, как мы уносим Вольфи.
Генрих пошел вперед, Лотар и Фриц понесли тяжелый мешок. Внизу в дверях они немного подождали и, когда двор на мгновение опустел, быстро пробежали к воротам.
На улице их уже поджидала Хильда Штарк. Она доложила, что дорога свободна, и побежала вперед для новых сообщений.
До маленького лесочка все шло благополучно. Лотар и Фриц несколько раз опускали мешок на землю, потому что Вольфи был очень тяжелый. Так они дошли до шоссе.
— Здесь мы можем свернуть и выйти через мостик к ельнику, — сказал Фриц. В ельнике они нашли укромное место, положили мешок на землю и забросали его еловыми ветками.
— Это еще не настоящие похороны, Генрих, — сказал Лотар. — Когда стемнеет, мы устроим настоящие, пышные похороны. А пока еще светло, пойдем поищем мести для Вольфи.
Вскоре они подошли к реке. Берег был высок. Холмы отвесно опускались к воде. На них росли пышные ели.
По ту сторону реки раскинулись поля и луга вширь и вдаль до самого горизонта. Широкий, вольный вид открывался с пригорка, на котором стояли ребята. Глубоко под ними шумела река. Над их головами в ветвях высокой, красивой ели тихо шелестел ветерок. Шишки висели на ветвях и устилали землю. Из огромных стволов сочилась блестящая смола и издавала чудесный запах. Вдали на горизонте закатывалось солнце, и река сверкала, как длинная серебряная лента. Было тихо.
Лотар снял шапку и сказал:
— Это самое лучшее место. Я его давно уже присмотрел. Когда-то я даже сочинил тут стихотворение. Здесь будет могила Вольфи в память его верности и геройства.
Молча стояли четверо ребят. Большая птица медленно пролетела над равниной, и вдали, словно игрушечный, проехал поезд.
— Пойдемте, — сказал наконец тихо Фриц. — Нам надо кое-что еще организовать перед похоронами.
— Теперь около шести часов, — сказал Лотар. — В восемь будет уже темно. Итак, похороны начнутся в восемь часов.
И они пошли домой.
Генрих ждал в комнате начала похорон. Он сидел на скамейке и печально оглядывал комнату. Все было, как раньше, и все-таки комната казалась ему совсем другой.
«Теперь все иначе, — думал он с грустью. — Отца нет, и Вольфи больше нет. Какая пустая комната! А мама вернется с работы только поздно ночью».
Вдруг Генрих услышал, как ближайшие башенные часы пробили половину восьмого, и сразу же кто-то постучал в дверь.
На пороге стояли Лотар и Фриц Лампе. Оба были в праздничных костюмах. На Лотаре был черный галстук.
— Идем, Генрих, — сказал Фриц, — уже пора. — Они молча прошли через двор и никого не встретили. На улице из соседних ворот вышли трое мальчиков и присоединились к ним, ни слова не говоря. Это были дети рабочих. Затем из других ворот вышли две девочки и тоже примкнули к ним. Их Генрих совсем не знал. Потом к ним присоединилось еще несколько ребят и молча пошли сзади.
Когда они проходили по городскому парку, со скамеек вставали чужие дети и примыкали к процессии. Собралось уже около тридцати ребят. Все они были серьезны и молчаливы.
Когда, свернув с мостика, они вошли в ельник, начало смеркаться. Фриц Лампе остановился и вытащил из кармана черную ленту. Он завязал ее на левой руке. Лотар сделал то же самое.
Генрих удивленно оглянулся. Под темными елями молча стояли ребята, и почти у всех были черные ленты на рукавах. Несмотря на горе, сердце Генриха наполнилось гордостью. Ведь все это делалось ради Вольфи, ради его лучшего друга Вольфи.
— Вот тебе, — тихо сказал Фриц Лампе, протянул Генриху черную ленточку и сам помог прикрепить ее.
Они двинулись дальше. Уже темнело.
У Лотара был электрический карманный фонарик. Они разыскали место, где был спрятан Вольфи. Фриц и Лотар взвалили мешок на плечи. Вскоре они достигли берега реки. Вдали мерцали огоньки. Небо было затянуто тучами, и дул сильный ветер. Шумели деревья, и шумела внизу река. Тут, под высокой старой елью, мальчики положили Вольфи.
— Кунце! Каар! — тихо позвал Фриц Лампе. Оба мальчика выступили вперед. В руках они держали лопаты.
— Нет ли еще лопаты?
— Вот! — раздался голос и вперед вышел мальчик, которого Генрих не знал.
— Тут под елью будете рыть могилу, — сказал Фриц. — Когда устанете, передадите лопату следующему.
— Надо выставить посты, — сказал Лотар, — чтобы нас не застали врасплох.
Земля под старой елью была рыхлая и мягкая. И вскоре для Вольфи была готова квадратная, глубокая могила. Все дети столпились вокруг нее. Девочки плакали. Но Генрих не плакал. У него было такое чувство, словно он стал больше и сильнее, словно он уже не такой маленький и глупый мальчуган, каким был прежде.
Лотар снял шапку и начал говорить. Он говорил вполголоса, но дети, сгрудившиеся вокруг него, стояли так тихо, и в темном лесу была такая тишина, что слышно было каждое слово.
— В горах Швейцарии, которые называются Альпами, — начал Лотар, — стоит мраморный памятник собаке. Эту собаку звали Барри. Барри спас жизнь многих людей. Когда там, в высоких горах, в бурю или пургу, засыпало снегом сбившегося с пути человека, Барри отыскивал его, откапывал и приводил несчастного в теплое убежище. Однажды Барри попал в страшный снежный буран, и его самого засыпало снегом. Он погиб как герой на своем посту. И за это ему поставили мраморный памятник. И наш пес, Вольфи, тоже был героем. Он исполнил свой долг. Он тоже спас человека. Он сражался за нас. И потому мы с почестями хороним тебя, Вольфи, и прощаемся с тобой. Мы бедны и не можем поставить тебе мраморный памятник. Но мы тебя не забудем, славный, верный Вольфи.
Голос Лотара осекся. Он не мог продолжать. Тогда он поднял согнутую в локте правую руку и сжал ее в кулак. То же самое сделали Фриц Лампе и Петер Каар. Большинство ребят не знало, что означает этот знак. И Генрих не знал, что это — «Ротфронт», запрещенный, тайный знак коммунистов. Но и он поднял сжатый кулак.
