— Не-а, — сказал Витька.
— Все веселей тебе будет!
— Обойдется.
— Будешь со взрослыми сидеть?
— Ага, — сказал Витька. — И то лучше.
Первыми пришли дядя Коля с тетей Лизой. Румяные с морозца, шумные, веселые, на пальто горят красные бумажные цветы. У дяди Коли голос зычный, капитанский: он и работает капитаном буксира в торговом порту. Тетя Лиза хохотушка, ямочки не сходят со щек.
— Ух ты! — грохнул дядя Коля, увидев праздничный стол. — Знали, куда идем! — взял щепотью из тарелки квашеной капусты, опустил в рот, запрокинув голову, замычал от блаженства.
— Не хулигань! — захохотала тетя Лиза, но мама утащила ее в кухню.
— Ну-с? — спросил дядя Коля Витьку. — Как она, жизнь? Мать не обижаешь, не огорчаешь? Смотри у меня!
— Вы мне обещали, помните?.. — начал было Витька, но дядя Коля все, оказывается, помнил:
— На буксир-то взять? Будет, Витек, будет. К лету ближе. Как говорится, дал слово — держи! Верно?
Потом пришла Полина Игнатьевна, тоже проводница, мамина напарница.
Теперь ждали лишь Зою, которая задерживалась на демонстрации.
Дядя Коля ходил вокруг стола и вздыхал.
Раздался звонок. Витька побежал отпирать.
За дверью стоял Толя Плужников.
— С праздником, — сказал он Витьке и преподнес маленький красный флажок.
— А Зои еще нет! — выпалил Витька.
— Дождусь внизу, — сказал Толя и стал закрывать дверь.
— Мама! — заорал Витька. — Толя Плужников пришел!
Как Толя ни отнекивался, его все равно втащили в квартиру, заставили раздеться. Больше всех усердствовал дядя Коля. А Витька был несказанно рад приходу своего друга.
— Мы с ним пельмени ели! — вскрикивал он время от времени, но это ни на кого так и не произвело должного впечатления. Только Полина Игнатьевна погладила Витьку по голове и сказала:
— Вот в Сибири пельмени делают! Не чета покупным.
Толя Плужников оказался в центре внимания. Постепенно его басок вытеснил все другие голоса, даже дяди-Колин. Разговор, перескакивающий с того на это, понемногу выстроился, стал общим. Толя рассказывал о своей работе в ПТУ, где он учит молодых вьетнамцев.
— Хорошие ребята, — говорил Толя. — Упорные. Трудяги в добром смысле слова. Мы им даем профессии станочников, учим на токарей, фрезеровщиков, но они сами просят, чтобы знания были шире, универсальнее. Война забирает людей, надо их заменять…
— Несчастный народ, — вздохнула Полина Игнатьевна. — Эти американцы бомбят их, бомбят — управы на них нет!
— Потому и помогаем Вьетнаму, — сказала тетя Лиза.
— От себя отрываем, но им помогаем, — сказала мама.
— А как же иначе? — громыхнул дядя Коля. — Надо помогать. Вон у нас в порту: и на Кубу грузы, и в Египет… Как же иначе?
В этот момент Витька услышал, как дверь отпирают снаружи.
— Зоя пришла! — крикнул он и бросился в переднюю: ему хотелось первому известить Зою о приходе Толи Плужникова.
Зоя с гроздью цветных воздушных шариков прямо с порога объявила:
— Теть Лель, а я не одна, с подружками!
В дверях, хохоча и визжа, толпились розовощекие девушки с ее фабрики.
— За столом никто у нас не лишний! — пропела мама. — Проходите, гости дорогие!
— Девчонки, валите пальто ко мне на тахту! — крикнула Зоя.
В передней стало тесно. Вешалка распухла от пальто, под ними парами выстроились женские сапожки. Витька успел в суматохе шепнуть Зое про Толю Плужникова.
Она засмеялась:
— А мы так с ним и договорились!
— За стол, за стол! — суетилась мама.
Стульев и табуреток, конечно, не хватило. Витька достал из кладовки два чемодана, они с Толей сели на них верхом. Рядом с Толей села Зоя.
Начался праздничный обед.
Витька очень любил сидеть вот так, среди своих и гостей, чувствуя себя равным участником торжества. Он с готовностью передавал соседям то салат, то маринованные грибочки, бегал на кухню за открывалкой для минеральной воды, уписывал за обе щеки вкусности, приготовленные мамой. В застольном разговоре он участия не принимал, но ловил каждое слово. Особое удовольствие доставляло ему чокаться: свой наполненный до краев фужер с лимонадом он тянул к каждому и огорчался, если кто-то проносил свою стопку или рюмку мимо его фужера.
Тосты произносили разные.
Сперва выпили за праздник. Дядя Коля, как самый старший, встал и, держа рюмку, сказал:
— Смех смехом, а пятьдесят четыре годочка отмечаем, товарищи. Эх, дожить бы до сотой годовщины!
Затем Полина Игнатьевна произнесла много хороших слов о «простой русской труженице» Ольге Ивановне, и мама зарделась вся, замахала руками:
— Ну, ты уж скажешь, Полинка!
Витька полез чокаться с мамой. Та притянула его к себе, уткнула в грудь, поцеловала в макушку. Потом поднялась и сказала:
— Помянем тех, кто мог бы сегодня сидеть за нашим столом.
— Правильно, — поддержал дядя Коля, тоже поднимаясь. — Мы — ленинградцы, грех забывать об этом, а уж нам поминать, ох, есть кого… Вы, молодежь, не бойтесь, этой печалью праздник не испортишь, только полней сделаешь, крепче…
Все встали.
Витька сунулся было чокаться, но Толя осадил его, шепнул:
— Не полагается, брат…
В полной тишине, при полном молчании, тесно стоя вокруг стола, все выпили до дна.
Каждый, наверно, вспоминал сейчас что-то свое, сокровенное, а Витька почему-то увидел перед глазами гранит, по которому брызнули осколки.
А потом за столом стали петь песни.
Витька с замиранием сердца ждал этой минуты. Он не представлял себе праздника без песен за столом. Разговоры разговорами, тосты тостами, а вот когда кто-то предлагал спеть или просто запевал негромко сам, и к нему пристраивались без приглашения все новые и новые голоса, Витьке казалось, что только сейчас и начинается самое главное в празднике. Тогда и сам он, уткнувшись в тарелку, не отрывая от нее глаз, еле-еле выводил знакомый мотив и шептал знакомые слова. Пели «Русское поле», и Витька пел со всеми вместе, почти не слыша своего голоса:
Здесь отчизна моя,
и скажу не тая:
здравствуй, русское поле,
я твой тонкий колосок…
А что еще было в праздники?
Витька сидит за столом и в задумчивости покусывает кончик шариковой ручки. За окном темно, мельтешат снежинки. Зима, кажется, устанавливается накрепко, и это тоже как праздник: можно будет вволю погонять шайбу. Витька уже достал из кладовки коньки, проверил клюшку, обмотал изоляционной лентой.
Мамы нет, уехала со своим поездом. Зоя теперь частенько говорит по телефону с Толей Плужниковым. Витька, если первый снимет трубку и узнает знакомый Толин басок, тоже перекинется с ним парой слов, потом зовет Зою. Из комнаты слышит, как Зоя негромко отвечает ему, смеется, шутит. Сегодня, поговорив с Толей, быстренько оделась, крикнула Витьке: «Вернусь поздно!» — и умчалась.
Витька один дома.
Что же еще было в праздники?
Лена просила написать, как он их провел. Не ответить нельзя. Тем более что она опять опередила Витьку, прислав письмо. С первых же строк сообщила, что бородатая Витькина фотография произвела веселое впечатление: «Мы все смеялись, когда разглядывали ее, особенно папа. Ты, оказывается, с юмором». Витька ухмыляется, перечитывая это место. Он, оказывается, с юмором! Вот уж не ожидал такого признания. А еще Лена рассказывает в письме, как она провела праздники. Тоже смотрела телевизор, потом сидела с гостями за столом, и тоже пели песни. Вечером в школе был праздничный КВН, их класс выиграл…
Витька смотрит на лежащий перед ним лист бумаги, где написано: «Здравствуй, Лена. Праздники я провел хорошо. На демонстрацию не ходил. К нам пришли гости. Дядя Коля с тетей Лизой, Полина Игнатьевна, Толя Плужников, Зоя со своими подружками…»
От огорчения Витька не то вздохнул, не то зевнул. Лена Измайлова приняла его за человека с юмором, а тут? Хорош юмор. Как в телефонной книге. Обхохочешься!
Он в сердцах скомкал несостоявшееся письмо и стал укладываться спать.
Утро вечера мудренее, как говорит мама.
Трудно сказать, в самом ли деле утро мудренее вечера или просто так удачно вышло, но на следующий день Витька успел еще до ухода в школу написать письмо Лене Измайловой. Не мудрствуя лукаво, он в нем открыто и честно признался, что у него плохо получается описание прошедших праздников. «Ты не обижайся, — писал Витька. — Лучше присылай мне всякие вопросы, как например, про следы от осколков. Я все узнаю и отвечу. Мне так будет легче. Ладно?»
Витька говорил Лене чистую правду, и от этого, наверно, слова появлялись сами собой, легко и просто. Опустив письмо в почтовый ящик, он даже почувствовал потребность поделиться с кем-нибудь, рассказать про Лену Измайлову и переписку с ней. Что тут такого? Зачем скрывать? Попробовал было подступиться к Феде Победимову, но тот был занят своими новыми переживаниями: на переменках все уши прожужжал о папиной машине «Жигули», которая вот-вот будет куплена, и о гараже, который папа «выколачивает» в райисполкоме.
