всегда доставались самые маленькие и плохие куски. Старшие считали, что имели право на большее количество мяса, рыбы и креветок. В этот день мать приготовила им особенно вкусный, густой, маслянистый соус. Дети макали в него комочки из теста кукурузы, проса и маниоки, стараясь прихватить креветку побольше. И снова слышались гневные окрики Бураймы:
— Где креветка? Кто ее стянул? Ассани, не клади ничего в рот! Это ты спрятал креветку в своем куске теста!
— А вот и нет! — возразил Ассани.
— Тогда покажи тот кусок, что ты вертишь в руках! — приказал Бурайма.
— А если ты там не найдешь креветку?
— Значит, я зря тебя обвинил.
— Но я тебе тогда этого не прощу!
— Ты ничего мне не сможешь сделать, я твой старший брат!
— Хватит с меня твоей болтовни про старшинство. Нам всем это надоело! — закричал Ассани, тыча свой комочек теста под нос старшего брата.
Никакой креветки там не было. Большую креветку ловко стянул Айао и уже успел ее проглотить, а Бурайма все ворчал то на одного, то на другого и кричал на Ассани, не переставая исподлобья следить за Ньеко. Одна только Фива, зорко, как охотник, наблюдавшая за всем, что происходило вокруг, успела заметить ловкий трюк своего младшего брата. Все произошло мгновенно: как только большая, жирная, хорошо запеченная креветка, скрученная, словно медное кольцо колдуна, оказалась в том месте, куда Ассани макнул свой комочек теста одновременно с Айао, малыш успел схватить креветку и сунуть ее в рот. Бурайма, внимательно следивший за креветкой и за руками Ассани, решил, что именно он подхватил и увел у него из-под носа лакомый кусочек, тот самый, который, по праву старшего, он хотел съесть сам.
— Ты говоришь так потому, что уже съел креветку!
— А почему ты решил, что именно я покусился на твои многочисленные права?
— Потому что я тебя знаю, ты старый лис и притвора!
— Вот как! Ты меня так хорошо знаешь, потому что я похож на тебя или потому что я не сын твоих родителей? — спросил Ассани.
Вопрос сильно задел Бурайму. Ведь баа [9] Киланко не любил, когда об этом напоминали. И Бурайма дал пощечину Ассани. Но тут произошло нечто неслыханное: двоюродный брат ответил ему тем же. Братья и сестры, еще не закончившие свой обед, замерли от неожиданности — кто с рукой, протянутой к миске с соусом или тестом, кто с куском в руке, не решаясь положить его в рот. Некоторые даже перестали жевать. А кое-кто чуть не подавился. В один миг их всех словно парализовало.
Бурайма и Ассани быстро вскочили на ноги и принялись колотить друг друга кулаками.
— А если это я съел большую креветку? — вдруг послышался простодушный голосок Айао.
— Замолчи! Не ты, а ворюга Ассани! — прикрикнул на него Бурайма.
В этот момент кулак Ассани угодил ему прямо в подбородок. Бурайма в ответ стукнул Ассани так, что тот громко вскрикнул. Мальчики принялись отчаянно драться. Каждый старался сбить противника с ног, повалить на землю и сесть на него верхом, осыпая ударами изо всех сил.
Растерянные и беспомощные, смотрели остальные ребята на дерущихся и не переставая кричали: «Перестаньте! Перестаньте! Перестаньте же! Ведь вы братья! Вы убьете друг друга! Сейчас отец придет!» А маленький рассудительный Айао, которого еще никто не принимал всерьез, старался объяснить, что произошло:
— Честное слово, это я взял креветку. Если вы перестанете бить друг друга, я скажу, кто взял креветку... А что, если это я спрятал ее в комочке теста? Если бы вы перестали бить друг друга, я бы вам сказал, кто взял креветку. Это я, я взял креветку!.. Если вы перестанете...
— Замолчи! — оборвал его Бурайма.
Сильным рывком он выпрямился и сбросил с себя Ассани. Тот упал, но тут же поднялся. Снова, охваченные яростью, драчуны оказались лицом к лицу, и снова они стали изо всех сил колотить друг друга, то рассчитанными, точными ударами, то как попало. Дрались по-настоящему. У одного под глазом чернел большой кровоподтек, и у обоих вздулись разбитые губы. Бурайма и Ассани старались попасть друг другу именно в губы, как будто каждый из них хотел заставить другого замолчать. Не прошло и пяти минут, как оба драчуна стали самыми толстогубыми в семье.
Киланко молча наблюдал из своей хижины, где он обедал с матерью и женой, эту разыгравшуюся между детьми сцену. Тонкий слух охотника, исходившего великое множество тропинок и дорог и привыкшего различать малейшие шорохи, позволил услышать все, что произошло. Простая перебранка превратилась в ссору, а потом в драку. И скорее всего, не из-за того, что Бурайма напрасно обвинил Ассани, а из-за намека Ассани на то, что у него нет ни отца, ни матери и живет он непрошеным гостем в семье своего дядюшки Киланко. Киланко понял, что именно эта затаенная мысль стала причиной такой отвратительной драки, этих искаженных злобой лиц, этой внезапной вспышки ненависти. Он запретил матери и жене вмешиваться и разнимать разбушевавшихся драчунов.
Киланко знал, что Бурайма любит командовать и придираться, хотя он уже несколько раз запрещал сыну злоупотреблять своими правами старшего. Но в то же время он никогда не забывал, что его племянник Ассани, сын погибшего на войне брата, оставшись без отца и без матери, которая сошла с ума и была помещена в больницу в Джен Кедже, очень остро переживал свое сиротство. Хотя Киланко и обходился с ним, как со своими собственными детьми, не делая между ними никакого различия, Ассани никогда не упускал случая намекнуть, что ему, мол, сделали замечание только потому, что он не сын Амаду Киланко.
— Перестаньте! Да перестаньте же! А то отец вас высечет! — послышался голос Исдина.
Драчуны вдруг остановились. Запыхавшиеся, с синяками на лице, с вспухшими глазами, с перекошенными, окровавленными ртами, они, ничего не понимая, стояли с глупым и смешным видом.
Киланко подошел и посмотрел на них с нескрываемым презрением.
— Ну и хороши же вы, обезьянья порода! Да вас надо высечь обоих как следует! Ты... Бурайма, да ты хуже любого тюремщика из Джен Кедже! А ты, Ассани, ты совсем не похож ни на моего брата Идиссу́, ни на свою мать, женщину кроткую, добрую, не способную никому причинить зла. Ты никогда не упускаешь случая напомнить, что ты
