своего пальто вывернула. А Олежка как затянет:
— Ска-а-зку-у-хочу-у-у…
— Я расскажу тебе сказку, — говорит Иринка, — я много их знаю. Хочешь — про Хаврошечку?
— Пока суть да дело, — сказала бабушка, — можно чаю напиться, — и пригласила Иринку за стол. — И что это с мамой твоей стряслось? Как жалко. Хорошая она, добрая. В квартиру зайдёт, словно солнышко обогреет.
Булочки тёплые, вкусные, и чай земляникой пахнет… Попили чаю и за сказку принялись.
«Были у хозяйки три дочери. Старшая — Одноглазка, средняя — Двуглазка, а меньшая — Триглазка. Дочери только у ворот сидели, а Крошечка-Хаврошечка на них работала…», — начала Иринка.
Рассказала про Хаврошечку, потом про Дюймовочку.
Слушал, слушал Олежка и спрашивает:
— А гулять теперь можно?
— Нет, что ты, — говорит Иринка, — лечиться надо.
— Гу-лять, гуля-я-я-ять, — снова затянул Олежка. Растерялась Иринка. Сама того и гляди заплачет. Вышла из квартиры и даже забыла, к кому же теперь идти надо. Вдруг на лестнице котёнка увидела, с белой грудкой и чёрным пушистым хвостом. Да это же Мурзик! Вышагивает важно, как взрослый кот, и не хромает совсем. Погладила его Иринка и вспомнила про маленькую Таню. Но где она живёт?
— Кого ты ищешь? — спросила женщина, которая в коридоре мыла пол. — Танечку? Знаю-знаю. Живет она в другом подъезде, на самом последнем пятом этаже. Как по лестнице поднимешься — дверь направо.
Долго звонила Иринка в ту самую дверь. Наконец, она открылась, и навстречу ей вышла девочка в теплой цветастой пижаме.
— Здесь Танечка живет? — спросила Иринка.
— Я Танечка.
— Ой, мне маленькую Таню надо, совсем маленькую.
— Не помню такую, — говорит девочка и зевает. — А какая у неё фамилия?
— Фамилия?…
А фамилию-то Иринка не знала. И девочка-засоня не стала больше с ней разговаривать.
Отправилась Иринка на улицу. Много кругом больших домов и все они одинаковые. Как найти здесь маленькую Таню? Забежала Иринка ещё в один дом, потом в другой зашла. А ступеньки за ноги цепляются, и перила недовольно спины выгнули, кажется, сейчас на Иринку бросятся.
— Ирочка, ты к нам? Я тебя из окна увидела. А где Людмила Ивановна?
Подняла Иринка глаза, а это Ромина мама. Иринка её по упругим кудряшкам узнала.
— Заболела Людмила Ивановна, — грустно сказала Иринка.
— Жалко-то как! А я Ромину зарядку забыла. Сначала руки в стороны и на грудь, а потом? Не помню…
— А я помню! — обрадовалась Иринка, — пойдемте, покажу.
— Здравствуй, Рома! Все лежишь, дружок? — сказала она мягким, маминым голосом. И Рома улыбнулся ей. — А зарядку вы правильно делаете. Сначала ручки двигаются, а потом ножки. Рома лежит, а ножки словно сами шагают: вперёд-назад и опять вперёд. Только помогать им надо.
— Ой, вспомнила, — теперь уже обрадовалась и Ромина мама. — Спасибо, Ира, выручила нас, теперь мы всё знаем. А маме передай — пусть поправляется, мы её любим и ждём.
Выбежала Иринка из дома довольная-предовольная, и заметила вдруг, что небо весёлое, голубое, ни одного облачка на нём.
Трудное счастье
Удивилась мама:
— Ты на участке была? Умница моя!
Всё рассказала Иринка. И как торопилась, и как Олежку нашла, и как Таню не могла отыскать, а Роме помогла. И самое главное, что любят и ждут маму на участке:
— Какая же ты счастливая!
Улыбнулась мама:
— Не сразу мне это счастье далось. Когда я в медицинское училище поступила, всё мне казалось интересным: как работают у нас сердце и легкие, какие болезни. Но стали учить делать уколы, я испугалась: не могу сделать укол.
Пошла однажды на практику в больницу. Попала к опытной медсестре Галине Александровне. Таблетки мы с ней раздали, банки двум больным поставили. Пришло время уколы делать. Тут я голову повесила и честно призналась, что боюсь.
— Пересиль себя, — сказала Галина Александровна, — иначе не сможешь ты медсестрой работать. Зови больных!
Больные стали подходить один за другим, а Галина Александровна показывает и рассказывает, как нужно уколы делать. Но вдруг позвонил телефон, и она сказала:
— Люда, я скоро вернусь, а ты Маркову укол сделай.
А я набрала лекарство в шприц и не могу решиться. Понял меня больной и говорит:
— Не бойся, доченька, выручай меня: дышать тяжело. Подошла я к нему поближе, протерла руку спиртом и быстро сделала свой первый самостоятельный укол. Когда вымыла шприцы, заглянула в палату к этому больному, а он смеётся и говорит:
— От смерти ты меня спасла.
С того дежурства я как на крыльях летела. И дождь, и ветер казались тёплыми, ласковыми, и со всеми прохожими хотелось поделиться своей радостью. Это и был мой первый шаг к звёздочке.
Когда стала работать на участке, тоже сначала трудно было. Детей не знала, родителей не знала. Всё путала: имена, адреса. В новых домах ещё можно было разобраться. А там, где старые, деревянные дома — хоть караул кричи! Заметёт снегом тропинки, и не подойти сразу, а уж если собака залает, бегу со всех ног обратно. Бродила до позднего вечера, а ко всем зайти не успевала. А то, бывало, приду, а меня спрашивают:
— А где Валентина Михайловна?
Так звали прежнюю медсестру, она ушла на пенсию.
Или скажут:
— А Валентина Михайловна по-другому говорила, по-другому нас учила.
Обиделась я на всех и на всё и решила уйти с этой работы, а одна бабушка мне и говорит:
— Да как же вы от ребятишек уйти можете? Они заплачут, вы услышите и всё равно вернётесь.
И это правда. К ребятишкам я уже привыкать стала. Старшая медсестра мне посоветовала:
