И всюду сновали похожие на Жорку существа. Они то пололи, то копали, то сажали, то катили перед собой созревшие плоды, в одни рвы пускали воду, другие перекрывали. Они трудились, не разгибаясь, их ничего, кроме работы, казалось, не интересовало, даже когда мы проходили мимо.
Наш отряд двигался по прямой, как стрела, дороге, вымощенной белыми плитами. Часто встречались мелкие с огромными корзинами за спиной. Они шли по обочине, по красной грунтовке. Завидев нас, они падали на колени, низко кланялись. Оранги же проходили мимо с таким видом, будто их и не замечали.
Но вот разом замерли и они, выстроились вдоль дороги. По дороге, быстро приближаясь к нам, бежал целый табун мелких, несущих какие-то странные носилки, напоминающие паланкины, в которых когда-то носили китайских императоров. Носилки были позолочены и занавешены цветастой тканью.
Подбежав к нам, существа остановились, осторожно опустили на дорогу носилки. Оттуда медленно вылез толстенный оранг, коричневый мундир которого на нём аж трещал, а высокая фуражка с лакированным козырьком была надвинута на самые глаза. Наша охрана, ещё больше вытянувшись, выбросила вверх правые руки и заревела: «Хайль!»
Толстяк в ответ небрежно махнул рукой, буркнул: «Хайль». Остановился напротив тёти Павлины, впился в неё взглядом. Тётя Павлина разглядывала толстяка с не меньшим интересом; ему это, должно быть, не понравилось. Он вдруг что-то закричал сердито, охрана подскочила к тёте, стала гнуть её вниз, пытаясь поставить на колени. Тётя вырвалась, махнула ногой — один из орангов, завывая, покатился по дороге.
И тогда толстяк раззявил огромную пасть и залился хохотом. Охрана, которая кинулась было на тётю Павлину, остановилась, не зная, что теперь делать. Толстяк же, отсмеявшись, ткнул тётю Павлину пальцем в бок и что-то спросил.
Вперёд сразу же выскочил старший взявшей нас в плен группы. Почтительно согнувшись, он стал что-то рассказывать, а толстяк слушал его и важно кивал головой. Он ещё раз глянул на тётю, потом на меня, скользнул взглядом по Жорке и при этом гадливо скривился. Что-то приказал, показывая рукой вглубь плато, и старший почтительно склонил голову.
Отвернувшись от нас, толстяк поковылял к носилкам, а охранники снова заорали, как сумасшедшие. «Хайль» кричал даже оранг, которому досталось от тёти Павлины. Мелкие захлопотали, усаживая толстяка, а потом подхватили носилки и побежали дальше.
Скоро поля перешли в сады. Гигантские груши и яблони, абрикосы и цитрусовые росли по бокам дороги, и почва под ними была так обработана, что не было видно ни единого сорняка. Мелких здесь было ещё больше: они то хлопотали под деревьями, обкапывая и поливая, то висели на ветвях, срывая огромные плоды: всё это складывалось в корзины, и бесконечный поток носильщиков тянулся вдоль дороги. И ещё я заметил одну интересную особенность: те, кто нёс полные корзины, не падали перед нами на колени. Падали только те, кто шёл порожняком.
Наконец закончились и сады, вместо них начался настоящий розарий: столько цветов, собранных в одном месте, я ещё никогда не видел. Цветы словно соревновались между собой своей красотой, запахи стояли такие, что мне аж дурно стало. Летали большие бабочки, зависая в воздухе, трепыхали крылышками колибри, попугаи разнообразнейших расцветок перелетали с ветки на ветку. И здесь тоже были мелкие: они обстригали кусты, собирали цветы, разбивали новые клумбы.
— Кажется, пришли, — сказала тётя Павлина.
Я посмотрел перед собой и увидел дома. Они поднимались сразу же за розарием, выложенные из красного кирпича, с островерхими крышами, похожие друг на друга, как близнецы.
— Похоже на готику, — сказала тётя Павлина: она увлекалась архитектурой. — Только почему у них такие чудны́е окна?
Окна и правда были необычные: узкие и мрачные, они напоминали бойницы в древних крепостях, и когда мы проходили мимо, то казалось, что кто-то так и целится в тебя из лука. А двери были большие, массивные, окованные железом.
— Настоящие крепости. Кого они так боятся?
Мы шли по узкой улице, стиснутой с обеих сторон домами, и навстречу попадалось всё больше орангов. Все они были в такой же коричневой форме, только самки носили не фуражки, а береты, а у малышни вместо тяжёлых широких ножей, что неизменно висели на поясе у взрослых, были небольшие кинжальчики.
Вот мимо нас промаршировала целая колонна: взгляды застывшие, тяжёлые челюсти стиснуты, руки и ноги поднимаются в едином ритме: р-р-ра! р-р-ра! р-р-ра! — бьют по брусчатке тяжеленные подошвы, а впереди, спесива надувая грудь, шагает увешанный странными значками оранг. И у всех висят плазменные пистолеты и ещё какое-то оружие, я и не видал такого.
Колонна идёт по середине улицы, и оранги, которые на тротуарах, останавливаются, кричат восторженно: «Хайль!», а самки бросают цветы. Дети же пристраиваются позади колонны и, копируя взрослых, пытаются так же размахивать руками и топать ногами по брусчатке.
— Они и правда тут все сумасшедшие, — бормочет тётя. — Сплошной военный психоз!
Мы также не остаёмся незамеченными: оранги останавливаются, показывают на нас руками, возбуждённо переговариваются. Некоторые идут рядом, пытаясь нас получше рассмотреть. Спрашивают про что-то охранников, кто-то даже пытается дотронуться до меня или тётя Павлины. На Жорку не обращают внимания. Уж не потому ли, что он так похож на местных мелких?
Улица внезапно закончилась, мы вышли на большую площадь. Посреди площади стоит памятник: огромный оранг, отлитый из чёрного металла. На низкий лоб начёсан чубчик, под широким приплюснутым носом с вывернутыми ноздрями — две полоски усиков. «Адольф Гитлер», — прочитала тётя Павлина надпись на цоколе и громко захохотала. Я тоже рассмеялся, глядя на этого орангутаногоподобного Гитлера, хихикнул и Жорка, и мы мало не поплатились за этот смех жизнями: охранники, разозлившись, накинулись на нас с дубинками. Лишь резкий выкрик старшего спас нас от возможной смерти, но все они ещё долго рычали, бросая на нас злобные взгляды.
Мы подошли к помпезному дворцу, который замыкал площадь. Мраморная лестница, высоченные колонны из красного гранита, та же готическая крыша, только ещё выше, а на самом верху, на островерхом шпиле, свисало тяжёлое знамя. На нём тот же знак, что и на бляхах орангов, которые нам встречались: мохнатая рука стискивает за горло силуэт венерианина, а ниже — фашистская свастика.
За колоннами видны двустворчатые двери: в них можно провести и слона! Оббитые отполированной бронзой, они ослепительно сияли, а по бокам замерли часовые: те же оранги в коричневой форме, вооружённые пистолетами.
Часовые были не только у дверей: вокруг дворца прохаживались вооружённые оранги. Они подозрительно оглядывали каждого, кто проходил мимо, а нас, должно быть, заприметили издалека. И едва мы приблизились ко дворцу, як в больших дверях открылись маленькие дверцы, и оттуда появился ещё один оранг.
Он был, должно быть, крупной шишкой, потому что часовые разом подняли руки и закричали «Хайль!» А наши охранники вытянулись так, что у них аж хребты затрещали.
«Шишка» медленно спускался по лестнице. Он тоже был в коричневой униформе, а бляха на груди была вдвое больше, чем у других орангов.
«Хайль!» — взревела наша охрана, когда «шишка» подошёл вплотную. «Шишка» небрежно махнул рукой, уставился на нас подозрительно. Потом, обращаясь к тёте Павлине, что-то резко спросил.
Тётя Павлина пожала плечами.
— Не понимаю!
«Шишка» повторил вопрос.
— Да говорю же, не понимаю! — тётя Павлина начала сердиться.
Тогда «шишка» поднял руку, щелкнул пальцами. И тут же рядом с ним, мы не заметили, откуда, возник ещё один оранг. Угодливо склонившись перед «шишкой», он выслушал тот же самый вопрос, а потом обратился к нам:
— Герр штурмбанфюрер спрашивает, кто вы такие? Откуда вы прибыли?
— Мы учёные. А прибыли с Земли.
— «Шишка» выслушал, и его морда стала ещё подозрительнее.
— Вы шпионы? Вы пробрались сюда, чтобы выведать наши военные секреты?
— Какие там шпионы! — обиделась тётя Павлина. — Мы учёные! Понимаете — учёные!
«Шишки» будто бы и слышал: повторял то же самое:
— Вас послали наши извечные враги? Вы собрались устроить покушение на нашего божественного фюрера?.. Отвечайте, если хотите остаться в живых.
— Что за глупости! — обиделась тётя Павлина. — Какой фюрер? Какое покушение?
— А это тогда кто? — ткнул толмач пальцем в сторону Жорки.
— Это сын нашего друга, выдающегося учёного…
— Это — детёныш нашего извечного врага, — перебил тётю толмач. — Они только и мечтают о том, чтобы изничтожить нашу расу! но у них ничего не выйдет: мы их в конце концов победим и будем править миром!
Я ничего не понимал. Якие враги, какие ещё расы? Почему эти оранги так стремятся править кем-то? Что им, места на Венере мало? Не иначе, мы имеем дело с сумасшедшими…
