(Из докладной начальника восьмого городского отделения милиции капрала Арнолда Паулиса, 28.6.03.)
Собственно говоря, повесть на этом можно считать законченной. И необходимость каких-либо эпилогов и комментариев видится весьма сомнительной.
Ибо если верно, что все миры — это лишь различные отражения некоего первого, Истинного мира, которые он отбрасывает в пространстве, то любая проходящая через них дорога неминуемо замкнется в кольцо.
И тогда рано или поздно — идущий по ней окажется в той самой точке, откуда он начал путь. Но ведь –
Может быть две звезды,
Может быть две беды,
Солнца два, или две луны,
Но ни смертный, ни бог
Не видал двух дорог,
Чтобы были во всем равны…
А если — кольцо?
«Тогда — остаются только дождь, тоска и сказка. Дождь, в который не войти, тоска, которую не избыть и сказка, которую не рассказать».
А откуда я знаю эту сказку? Кто поведал мне ее? Эту нежную и грустную злую сказку, такую обычную и такую непохожую?
Может быть, это всего лишь эхо той большой сказки, чьим гостем я стал и в чьем доме засиделся допоздна, так что в конце концов сердобольные хозяева даже оставили меня переночевать.
А может быть, это рассказала мне моя нездешняя спутница, та, кого звал я сестрой, кто был моим другом и проводником на этой Дороге.
Или я сам сочинил ее — услышал в ночной тишине или вовсе высмотрел в ряби на поверхности парковых озер. Все может быть. Какая разница? Когда поет менестрель — кто посмеет обвинить его во лжи?..
А когда он допел?
Как быть путешественнику, когда осталось лишь понимание того, что нет выхода из замкнутой в кольцо бесконечности?
Хотя умные люди не зря говорили, что «в действительности все несколько не так, как на самом деле».
Ведь миры и Дорога — не плоская схема. И если представить ее в пространстве…
Вы совершенно правы, о многомудрые друзья мои, все так и есть. Вселенная — прекрасная, как елочная игрушка, сфера, в центре которой находится источник света — истинный мир, Эдем. И в каждой точке сферы этот свет преломляется по-своему, сохраняя цвет, но создавая множество оттенков, каждый из которых и есть мир, и Дорога, идущая по ним, приближается постепенно к Первичному Миру, который тоже не конец, а начало…
И тогда путь действительно бесконечен, а уход — слабость. Но легче ли стать Странником?
А легче ли — не стать?
И мне — тому, кто не был там никогда, а только — так, что-то видел, что-то слышал, а что-то и придумал, так вот, мне осталось только записать то, что удержалось в памяти, и, завершив данный труд, постараться выбросить из головы все, что с ним связано. Или — когда-нибудь потом придет ко мне ответ оттуда, и я пойму, что правы были те, кто говорил, будто я всего лишь вижу существующее в действительности, не имея над ним никакой власти, кроме власти рассказчика…
А впрочем, какая разница? Ведь так ли, эдак ли, но я не был там никогда… Или был? Я не помню. Прости.
КОНЕЦ
ноябрь 1991 — март 1992
…И снова была ночь и темные деревья в бликах костра. И сидел перед костром, обжаривая на огне кусок мяса, светловолосый паренек лет восемнадцати, с тонким сосредоточенным лицом, а Странник, склонившись над вещмешком, перебирал его содержимое.
Однообразно трещали цикады, и сухо стрелял, разбрасывая искры, костер.
Неожиданно хрустнула ветка. Странник поднял голову.
Из-за деревьев к костру вышла невысокая девчонка. Плащ скрывал фигуру, но капюшон был сброшен, и костер зазолотил волосы. Она улыбалась.
— Здравствуй, Странник, — девчонка остановилась, шага не дойдя до освещенного круга.
— Гэль, — Странник встал и шагнул к ней. — Ты откуда?
Паренек смотрел на них снизу вверх, изо всех сил пытаясь не показать своего интереса. Про мясо он забыл.
— Из Алларда, — ответила Гэль. Она подошла ближе к костру, опустилась на колено и протянула к огню ладони. — Красивый город. Жаль…
Чего жаль — она не договорила. Странник резко и досадливо мотнул головой, но сразу успокоился, сел рядом с ней.
— А сейчас?
— В город, к Шерифу, — Гэль смотрела на пламя. — Он просил проведать.
— А где все наши? Дэнна, Элен, Рилл? — Странник неожиданно смутился. — Понимаешь, меня долго не было…
— Я поняла, — Гэль улыбнулась. — Дэнна с Шерифом, по крайней мере был пару дней назад. А остальных, — она пожала плечами, — я не знаю. Ты забываешь, что у нас разные Дороги.
— Не трогай Дорогу, — полушутя отозвался Странник.
— Упаси Господь, — коротко засмеялась Гэль. Запрокинула вверх лицо. Потом спросила:
— А вы-то куда?
— В Лиеспу, — без улыбки сказал Странник. — Там должно быть одно оружие…
— Одного человека, которого ты знал? — перебила Гэль, — Да еще и последняя работа Мастера Железа?
— Да, — сказал Странник. Звезды, слившиеся с искрами костра, отразились в его глазах.
— Зачем оно тебе? — спросила Гэль.
Странник помолчал миг.
— Хотя бы затем, что ему оно уже не нужно.
— Оно же… — Гэль запнулась, — только его. И больше никому.
— Нет, не так, — Странник покачал головой, приоткрыв в усмешке белые зубы. — Не только ему. Только таким, как он.
В темноте пронзительно закричала птица.
Гэль молчала. Потом подняла гопову.
— А он считал это оружие только своим. Похоже на предательство?
— Может быть, — сказал Странник. — Но, по-моему, уже все равно.
Гэль посмотрела на него, медленно встала. Отстегнула пряжку плаща и достала из ножен тяжелую широкую шпагу. Положила на землю. Потом сняла перевязь с черно-золотыми кожаными ножнами, бросила рядом. Повернулась к Страннику.
— Месяц назал мне передал ее Шериф. Просил отдать тебе, когда встречу.
Странник молчал. Гэль запахнула плащ, набросила капюшон и пошла к краю поляны. Обернулась назад.
— Дождитесь нас там, — сказал вдруг Странник. — Обязательно. Мы придем.
— Хорошо, — отозвалась Гэль. Подняла, прощаясь, ладонь. — До встречи, лайр[1]. Счастливой дороги.
— Счастливой дороги, — сипло проговорил молчавший до этого паренек, и Гэль, улыбнувшись ему, бесшумно исчезла в тени.
Костер выбросил в небо новую порцию искр.
— Давай-ка спать, — нарушил тишину Странник. — Я, кажется, знаю, куда мы отправимся завтра.
Легкий ветерок шевелил сухие листья около брошенной на землю шпаги.
март 1994
лайр (риллар) — братья
