— А что она делает? — спросил Горчун.
— Ездит. Очень быстро.
— А мы посмотрим, как она ездит?
Горчуна эта идея развеселила, хотя и не очень.
На самом деле он был очень рад возвращению Тупяка. Без него тут было скучно, да и трон оказался неудобным. Странное дело. Горчун так долго жаждал завладеть этим троном, а когда получил желаемое, оказалось, что овчинка совершенно не стоила выделки.
— Нет, Горчун, — терпеливо произнес Тупяк. Путешествие в мир людей и встреча с Сэмюэлом сильно смягчили его характер, и он больше не склонен был лупить Горчуна за тупость, хоть и свербило в мозгу, что до этого все равно дойдет. — Мы сядем в нее и тоже быстро поедем.
На лице Горчуна отразилось сомнение, но Тупяку все-таки удалось уговорить его занять пассажирское сиденье и пристегнуться. Усевшись рядом, Тупяк включил мотор. Тот довольно заурчал.
— А куда мы поедем? — спросил Горчун.
— Куда-нибудь, — отозвался Тупяк. — В конце концов, хуже, чем тут, не будет нигде.
— И далеко мы уедем?
Тупяк указал на пузырящееся черное озеро, одно из тех, что нарушали монотонность адского ландшафта.
— Видишь вон те озера, Горчун?
Горчун кивнул. Он смотрел на эти озера так долго, что они уже казались ему старыми друзьями. Знал бы, когда у него день рождения, — пригласил бы эти озера на вечеринку.
— Так вот, — продолжал Тупяк, — жидкость в них очень похожа на то, на чем работает машина. Весь ад у наших ног, Горчун!
— Где-где?
Тупяк задумался: а прав ли он, что решил не бить Горчуна слишком часто?
— Неважно.
Он достал из кармана бумажный пакетик. Там лежали две последние жевательные конфеты, подаренные Сэмюэлом. Тупяк берег их, но теперь предложил одну Горчуну, а вторую взял сам.
— За Сэмюэла, — произнес он.
— За Сэмюэла! — подхватил Горчун, много слышавший от хозяина об этом мальчике.
Тупяку подумалось, что Вселенная непостижимо огромна — и все же она оказалась недостаточно велика, чтобы помешать двум столь разным существам, как они с Сэмюэлом, встретиться и стать друзьями.
И Тупяк с Горчуном двинулись в путь. Машина делалась все меньше и меньше и в конце концов исчезла вдали. Остались лишь трон, скипетр и старая ржавая корона…
Мне хотелось бы поблагодарить Алистера и Кэмерон Ридъярдов, которые были первыми читателями этой книги, а также Грэма Глусмана и Николаса и Барни Мэйз, которые хвалили и подбадривали меня в самом начале работы. Я очень вам признателен.
Доктор Кольм Стивенс, администратор физической школы при дублинском Тринити-колледже, великодушно согласился прочитать рукопись и помочь мне советами и пояснениями. Я был вынужден проигнорировать некоторые из них и прошу за это прощения. Я высоко ценю его вклад, терпение и компетентность и прошу отнести все ошибки исключительно на мой счет. Я также благодарю за помощь Салли-Энн Фишер, главу отдела по связям с общественностью в Тринити-колледже.
Когда я писал эту книгу, мне пришлось прочитать множество статей и монографий, но самыми полезными из них оказались «Черные дыры, „червоточины“ и машина времени» Джима Аль-Халили, «Квантовая теория вам не повредит» Маркуса Чауна и «Параллельные миры» Мисио Каку.
Я хочу выразить признательность Сью Флетчер из издательства «Ходдер и Стоутон», а также Эмили Бестлер из «Атриа букс». Мне очень повезло с редакторами. Я также благодарю всех тех, кто работал с ними, а в особенности их заботливых референтов, Свати Гэмбл и Лору Стерн, и Дарли Андерсона с его сотрудниками, без которых мне пришел бы конец, и Стива Фишера — буквально за все.
И в завершение я, как всегда, благодарю Дженни — за то, что ладит со мной.
Ученые называют эту точку сингулярностью. Для религиозных людей она — пылинка в глазу у Творца. Некоторые ученые утверждают, что нужно выбрать — либо Бог (или боги), либо сингулярность. Некоторые верующие говорят то же самое. И тем не менее вполне можно верить и в сингулярность, и в какого-нибудь бога, если захочется. Это личное дело человека. Для первого нужны доказательства, для второго — вера. Это разные вещи. Но до тех пор, пока их не начинают путать, все в порядке. (Прим. авт.)
На самом деле примерно один процент помех, которые мешают иногда смотреть телевизор, — это следы Большого взрыва, и если бы мы воспринимали электромагнитные волны, а не обычный видимый спектр, небо по ночам казалось бы белым, а не черным, потому что оно для нас светилось бы жаром Большого взрыва. А из-за того, что атомы очень маленькие и постоянно используются вторично, с каждым вдохом в наши легкие попадают атомы, которые когда-то выдохнули Юлий Цезарь и Элвис Пресли. Так что крохотная частичка вас когда-то правила Римом и пела «Blue Suede Shoes». (Прим. авт.)
И даже все это, вместе взятое, все равно составляет куда меньше одного процента, поскольку более девяноста девяти процентов объема обычной материи — это пустота. Если бы можно было избавиться от пустого пространства в атомах наших тел, все человечество смогло бы поместиться в спичечный коробок и там еще хватило бы места для большей части животного мира. И заметьте: снаружи не осталось бы никого, чтобы присмотреть за этим коробком. (Прим. авт.)
Так или иначе, ученые решили, что если конец света случится, все равно упрекать их будет уже некому. Максимум, что кто-нибудь успеет сказать: «Эй, вы же говорили, что это безопа…», а потом бабах! — и все стихнет. Ученые, при всем их уме, не всегда просчитывают последствия своих действий. Взять хоть того первого пещерного человека, который нашел подходящий камень, привязал его куском лианы к палке и подумал: «Хм, а ведь я сейчас изобрел штуковину, которой можно стучать по другим штуковинам. И я совершенно уверен, что никто не станет никого бить этой штуковиной по голове». А в самое ближайшее время его соплеменники именно это и проделали. На самом деле, вероятно, этой штукой тут же стукнули самого изобретателя, чтобы ее украсть. Ровно то же самое получилось и с ядерным оружием, а ученые твердили, что просто искали способ варить редиску на пару. (Прим. авт.)
Когда кто-то описывает сбой в системе как глюк, следует тут же насторожиться: этот человек не понимает, что происходит. Технический специалист, который говорит «глюк», это все равно что врач, ставящий диагноз «какая-то фигня». Единственная разница заключается в том, что врач не посоветует пойти домой и там попробовать выключиться и включиться снова. (Прим. авт.)
Отец Зла — для тех, кто в этот день «болел» и не ходил в школу, — означает в данном случае «враг всего живого». Кстати, когда слово берут в кавычки в такой ситуации, как я взял слово «болел», это означает одно: пишущий не верит, что это правда. В данном случае я знаю, что на самом деле вы в тот день не болели. Просто очень хотелось поваляться с утра и посмотреть детские передачи. Потому я и пишу «болел», а не просто болел. Если вам хочется кого-то позлить, можете изобразить кавычки: поднимите по два пальца на обеих руках и слегка пошевелите ими, как будто щекочете под мышками невидимого эльфа. Например, если мама зовет вас ужинать, а вы обнаруживаете на столе брокколи и вареную рыбу, можете сказать ей: «Ладно-ладно, съем я этот „ужин“», — и изобразить кавычки. Маме это очень понравится. Так и представляю себе, как она смеется. (Прим. авт.)
Что-то вроде старого вопроса о том, производит ли шум падающее в лесу дерево, если этот шум некому услышать. Конечно, предполагается, что единственное существо, с которым стоит считаться, когда речь заходит о падающих деревьях, — это человек, а всякие там мелкие пичужки, разнообразные грызуны и кролики, которые очутились в неподходящее время в неподходящем месте и получили падающим деревом по голове, внимания не заслуживают.
В XVIII веке некто епископ Беркли заявил, что предметы существуют только постольку, поскольку есть глядящие на них люди. Из-за этого многие ученые смеялись над епископом Беркли и его идеями, которые считали глупостью. Но согласно квантовой теории — это такое очень продвинутое направление в физике, занимающееся атомами, параллельными вселенными и тому подобными вещами, — епископ Беркли вполне может быть прав. Квантовая физика предполагает, что дерево существует во всех возможных состояниях одновременно: в виде золы, опилок, бревна и в форме маленькой деревянной уточки, которая крякает, если ее тянуть за собой. И невозможно узнать, в каком именно состоянии оно пребывает, пока на него не взглянешь. Иными словами, невозможно отделить наблюдателя от объекта наблюдения. (Прим. авт.)
