— Отпусти! — брыкался Хома. — С ума сошёл?
— Нет, признавайся, умею я летать или нет?
— Умеешь! — взмолился Хома. — Умеешь!
— Веришь теперь?
— Верю, верю!
— Убедился?
— Убедился! — отчаянно вырывался Хома. — Твоя взяла!
— В следующий раз, — неохотно отпустил его Суслик, — сначала подумай, а потом сомневайся.
Хорошо, что дело днём было. Не ночью.
Если бы Хому не Суслик схватил, а та же Сова, полетел бы Хома не на Сове, а под Совой. В когтях. И не во сне, а наяву!
Как Хома и Суслик с петухами вставали
Кто с петухами встаёт, к тому счастье придёт. Где и от кого услыхал Хома эту пословицу — неизвестно.
Может, она и не совсем точно такая, но смысл её точно такой. Мол, кто вместе с петухами на рассвете встаёт, тому — непременно удача во всём.
«Интересно… — подумал Хома. — Встать-то можно. В любой момент. Хоть с Сусликом. Да вот только где петухов взять?!»
Вообще-то рано поутру или вечером, если вслушаться, петухов слышно. Слабо, но доносится петушиное пение из деревеньки за гороховым полем.
«Ку-ку-в-ре-ку!» — Так именно не только Хоме, но и Суслику слышалось.
Из деревеньки заодно доносились и суматошные куриные голоса.
— Это куры: «Куда, куда?» — кудахчут, — определил как-то Суслик, — а петухи их «в реку» посылают.
— Зачем? — изумился Хома.
— Надоели они им — вот зачем. Если я тебе целыми днями над ухом буду орать: «Куда-куда-куда?», куда ты меня направишь?
— Куда подальше!
— То-то. А река, сам знаешь, далеко!
— Так… — подмигнул довольный Хома. — Петухов мы нашли.
— Опять, наверно, что-то задумал, — заподозрил Суслик.
— Надо бы одну мыслишку проверить, — уклончиво заметил Хома.
— Давай вдвоём проверять. Вдвоём-то мы с одной мыслью живо сладим!
Почему бы и нет? И Хома поделился с лучшим другом своей задумкой о той заманчивой пословице. Мол, вместе с петухами встанем, нам во всём удача будет!
Суслик враз оживился:
— А ещё и другая пословица бродит: не откладывай на потом то, что можно сделать затем. То есть, — смешался он, — не откладывай… не откладывай…
— Кстати, это куры яйца откладывают, — подсказал Хома.
— При чём тут куры? Ага, вспомнил! Не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня. И наоборот!
— Да разве я тебя, бестолкового, есть приглашаю? — возмутился Хома.
— А как же! Если мы сейчас, с вечера, успеем в курятник попасть, то и встанем с петухами как раз к утренней кормёжке. Знаешь, чем кур кормят? Пшеном! Тут-то нам счастье и улыбнётся!
— По-твоему, счастье в том, чтобы наесться до отвала?
— Ага. Чем больше съедим, тем больше счастье! Кто раньше кур встаёт? Конечно же, петухи. А кто вместе с ними встанет, если мы будем начеку? Мы встанем. Пока куры проснутся, мы уже успеем налопаться — и дёру. Каково! Умён ты, Хома. Нет, это не мыслишка у тебя появилась, а Мысль. Ты, Хома, не обижайся, — Мыслитель.
— Думаешь? — невольно приосанился Хома. Для пущей убедительности даже палец ко лбу приложил. К своему, понятно.
— А чего мне думать! За меня ты думаешь, — почтительно сказал Суслик. — Где уж мне такое надумать, чтобы вместе с петухами вставать! Мы теперь всегда с ними вставать будем, и каждый день будем счастливы!
— Тогда — вперёд, — сказал Хома, — пока не стемнело.
— Знаешь, я лучше сзади пойду.
— Почему? — сразу забеспокоился Хома.
— Честно?
— Честно!
— Переднему всегда больше достаётся, — честно сказал Суслик.
— Вот мне и достанется больше пшена, если я первым пойду, — пытался подзадорить его Хома.
— Ну-у, — протянул Суслик. — До утренней кормёжки ещё далеко. Ты первым иди. Ты меньше, незаметней.
— От кого — незаметней? — встревожился догадливый Хома
— Мало ли от кого… Вдруг там Сторож с Собакой курятник охраняют? — поёжился Суслик.
Заметим, однако, что говорить-то они говорили, спорить-то спорили, но и шли себе помаленьку. Причём Хома шагал впереди, чего Суслику только и надо было.
— От кого охраняют? — выпытывал Хома. — От нас? — хмыкнул он.
— Кому мы нужны! От Лисы, конечно. Она в курах души не чает.
— Значит, мы не только на Сторожа и Собаку, но и на Лису можем нарваться? — затоптался на месте Хома.
— Не бойся. Сторожу не до нас будет. Ну, а Лиса… Станет ли она сочную курицу на какого-то облезлого хомяка менять, да и Собака вряд ли нас на Лису променяет!
— А к облезлому Суслику как Лиса отнесётся? — засопел Хома.
— Тоже кое-как. Глянь на меня, сплошной оглоед — кожа да кости.
— Ну, если так… — двинулся опять вперёд Хома. — Одного не пойму, откуда ты столько про деревенскую жизнь знаешь?
— А кто тебя в амбар с горохом когда-то водил? Помнишь?.. Мне воробьи обо всём рассказывают, потому что я безобидный, — словоохотливо пояснил Суслик. — А воробьи, они вечно в деревне вертятся. Они зимой в жаркие страны не улетают, вот и подлизываются к людям, чтобы и в холода им хоть что-то от них перепало. Ты меня понял?
— Понял. Не тарахти!
Так за разговором они незаметно и добрались до курятника на краю деревни. Из него доносилось разноголосое куриное: «Ко-ко… Ко-ко…»
— Яйца считают, — определил Суслик.
— Почему так считаешь?
— На курином языке яйцо — это «коко». Отсюда, наверно, и словечко «кокнуть» взялось.
— Тоже от воробьёв слышал? — усмехнулся Хома.
— Не от Хорька же!
— А он что, тоже на кур охотится?
— Большой охотник. От одного его вида куры вмиг летать научаются!
— Выходит, мало нам Сторожа, Собаки, Лисы, ещё и на Хорька наткнуться можем?
— Кто не рискует, тот рисует, — туманно ответил Суслик.
— Что рисует? — не понял Хома.
— Ну, не сам живёт, а рисует тех, кто вокруг живёт. — сбивчиво объяснил Суслик.
— Опять, небось, скажешь, от воробьёв слыхал?
— От них, — доверчиво ответил Суслик. — Они про всё знают. И про художников, которые деревню рисуют. Те им, воробьям, всегда крошки бросают. Вкусные, — и облизнулся.
— Тсс, обжора… За мной! — скомандовал Хома.
Они украдкой обогнули курятник с задней стороны. И замерли.
Сторож здесь и правда был. И Собака тоже.
Прислонясь к дверному косяку, сидел и спал бородатый Дед. Со страшным двуствольным ружьём под мышкой! А Собака почивала в конуре. И, видать, большая Собака, судя по конуре. Было слышно, как она дышит во сне. Очень уж мощно!
— Не дрожи, — прошипел Суслику Хома. — Не знаешь, что ли, что дрожь передаётся?
— Кому? — прошептал в ответ Суслик.
— Другому…
Суслик резко обернулся:
— Тут никого, кроме нас, нету.
— Нам и передаётся, дурень. От тебя ко мне.
— А от тебя?
— К тебе.
Так они стояли и передавали дрожь друг другу, пока совсем не стемнело. Куры за стеной наконец угомонились и притихли. А Сторож громко захрапел.
— Ночные сторожа всегда храпят, — не преминул заметить Суслик.
Друзья на цыпочках подошли ко входу в курятник и прошмыгнули в щель под дверью.
Внутри сарая было слышно, как куры, сонно квохча, поудобней устраиваются на насестах.
— А петухи-то здесь есть? — беспокойно прошептал Хома.
— Да вон целых два!
В оконце падал тревожный свет от одинокой луны. Он выхватывал на дощатой стене две тени от птичьих голов с гребнями. Как с коронами. Куриные короли!
— А разве петухи между собой уживаются? — тихонько спросил Хома знатока сельской жизни Суслика.
— Раз вместе сидят, значит, могут. Наверно, порода особая. Очень заграничная.
Друзья забрались на кучу сена в углу, затаились и вскоре слегка задремали.
«Здорово всё получилось, — сонливо размышлял Хома. — Утром встанем вместе с петухами и…»
И заснул. Но спал он чутко. Боялся позже петухов встать.
Неожиданно он встрепенулся. В дальнем углу послышался странный шорох, будто земля осыпалась, а затем там зажглись два хищных глаза. Словно угольки.
— Кто это там?.. — тихонько толкнул Хома друга в бок.
— Хорёк, — привычно задрожал проснувшийся Суслик.
— Как он сюда пролез? — прошептал Хома. — Он же не маленький!
— Наверно, лаз прокопал, проныра.
Затем из другого дальнего угла донёсся такой же шорox. Под петушиными тенями по стене проплыла длинная хвостатая тень Лисы.
Ещё сильней задрожал Суслик, передавая свою неимоверную дрожь соседу Хоме. Известному храбрецу.
— Если ты так дрожать будешь, — предупредил его шепотком Хома, — сарай обвалится. Они же, сам знаешь, не за нами явились.
— Всё равно с-страшно. Чую, сейчас такое будет!..
Между тем петухи привычно заголосили, предвещая рассвет. Суслик с Хомой тут же вскочили. Теперь только на удачу и рассчитывай.
И вдруг надрывно, с истошными воплями, закудахтали куры! По стенам сарая заметались хищные тени Хорька и Лисы! Замельтешили растрёпанные тени петухов! Полетели пух и перья!
