рек.
— Не порву, это мои детки! — ответила зверуш-
ка.
Глаза ее разгорелись зелеными огоньками, урча-
ние стало яростным. Со связки мехов она прыгнула
зверолову на грудь и вцепилась когтями.
— За что ты погубил все мое племя?
Лицом он чувствовал ее горячее дыхание, острые
коготки все больнее и глубже вонзались в грудь, а
белые зубки грозились вцепиться в горло. Тут Вихо-
рек проснулся. Очажок потух и остыл, в зимнице
было темно, но сквозь оконце чуть пробивался рас-
свет. Он лежал и не мог больше заснуть. Диковин-
ный сон не уходил из головы, а грудь еще слышала
острые когти ночной гостьи. От дверей несло холо-
дом. Когда рассвело, он увидел, что дверь в зимницу
приоткрыта и сквозь щель надуло снегу. А по снегу
отпечатки звериных лапок в зимницу и обратно. Ви-
хорек заботливо оглядел и ощупал связку мехов, но
все шкурки были целы. Потом из избушки вышел и
по новому снегу спустился в овраг к ручью, где вче-
ра насторожил капкан. Но напрасно он разгребал
снег и прощупывал палочкой — капкана на месте не
было. Он нашел его на дне ручья. Дужки капкана
были плотно захлопнуты, а между ними один-
единственный палец зверушки с кривым острым ко-
готком.
«Вот тебе и шапка! — горестно подумал Вихо-
рек. — Отгрызла. Ну, теперь ее ни в какую ловушку
не заманить!»
Вот вернулся он в зимницу, меха в мешок сло-
жил, собрался, дверь избушки прихлопнул наплотно
и к своему селу направился. И в тот же вечер при-
нес богачу Кундышу последний выкуп за дочку. Дол-
го чесал в бороде скряга Кундыш, прежде чем вы-
молвить слово. Но пятиться ему уже было некуда, и
после кряхтенья да вздохов сказал, что невеста пар-
нем честно заработана.
Видно, большое везенье подоспело Вихорьку. И
года не прошло, а уж жили они с Марийкой в новой
избе на конце села у самого леса, а на сосновой сте-
не избы на видном месте висела норковая душегрея.
Только шапка так и гуляла по речке Боровице да по
диким звонким ручьям соснового бора. И радовались
старики Кундыш с Кундышихой тому, что дочка Ма-
рийка выскочила хоть и за бедного, зато доброго, ве-
зучего и умелого парня.
Вот как-то под осень, в самые грибы да ягоды,
сидели Вихорек с Марийкой на крылечке, солнышко
глазами за лес провожали, вечер встречали. Глядь,
по тропинке из леса, от речки Боровой, бабеночка
идет да бойко так головкой направо-налево поводит,
по сторонам поглядывает, словно любуется да удив-
ляется и дорогу примечает. Вот ближе да ближе. Оде-
та в бурую кацавеечку да платье домотканое, обута
в чувяки кожаные, а на голове ничего, только косы
уложены копеночкой. А на руке прутяная корзинка-
набирушечка. Вот подошла она к крыльцу и ноче-
вать просится. Марийка — отговориться бы:
— Село не мало, в любом доме пустят!
А Вихорек сжалился:
— Да жалко, что ли? Видишь, притомилась да
запылилась, что ей от избы к избе ходить!
— Да откуда ты и далеко ли? — это Марийка
не унимается.
— Из-за леса, с речки Керженки, из деревни Под-
бережинки, — отвечает бабеночка. — Вот переночую,
наберу чернички да побегу!
— Али у вас там черничка-ягода не выросла?
— Нет, милая, на цвету морозами сожгло.
— А звать-то тебя хоть как?
— Дарьей нарекали, да больше Диканькой кли-
чут.
Ну и пустила Марийка ночевать бабеночку, ужи-
ном почестила и спать мягко постелила. Утром прос-
нулась хозяйка, в горницу заглянула, а гостья-бабе-
ночка ее душегрейку на стене ручкой гладит и что-то
тихо-тихо наговаривает, словно кошечка мурлычет.
Вот она обернулась, белыми зубками улыбнулась:
— Ах, хороша, добра у тебя душегрея, хозяюш-
ка! Все-то шкурки одна к одной!
— Муженек сам добывал! — похвалилась Ма-
рийка.
Подошло время завтракать, а бабеночка пропала
куда-то. Вернулась и сказывает:
— На речку искупаться да умыться сбегала. Я и
дома так, завсегда на речке умываюсь!
За стол все сели, за еду принялись. Тут приметил
Вихорек, что у бабеночки Диканьки один палец на
правой руке совсем короток, как обрубленный. И Ма-
рийка то приметила и спрашивает:
— А что у тебя было с пальчиком-то?
— Давно по зиме обморозила, отболели сустав-
чики да и выпали!
Позавтракавши, бабеночка уходить засобиралась,
а сама все на душегрею поглядывает да и говорит
несмело:
— Ах, так бы и примерила!
— Так примерь давай! — разрешают хозяева.
Надела гостья душегрейку, оглядывается, ручкой
гладит, любуется.
— Как на нее шита! — дивится Вихорек.
И так она ему в тот час понравилась — век бы
глядел. Головка небольшая, шейка длинная, станом
ладная, гибкая да стройная, ручки, ножки малень-
кие, а глаза — ну как черные смородинки. Залюбо-
вался на Диканьку зверолов Вихорек. А она все одеж-
кой любуется, да и скажи:
— К такой бы душегрейке да такую же шапку!
А Марийка в ответ:
— А шапочка пока по речке Боровице бегает.
Вздохнула невесело гостья, душегрею сняла, на
место повесила.
— Ну, мне пора и по ягодки, загостилась у вас,
люди добрые!
— Другой раз опять к нам заходи!
Вот и ушла бабеночка Диканька, бурой одежкой
по тропинке помелькала и в сосновом бору пропала.
Марийка о ней скоро забыла, а у Вихорька заноза
в сердце осталась. Заноза острая, как ноготок зве-
рушки с речки Боровицы. И во сне и наяву мерещи-
лось, по вечерам на тропинку поглядывал, все ждал,
не идет ли бабеночка из деревни Подбережинки.
Вот как-то сидели они с Марийкой на крылечке,
бабье лето встречали, солнышко на отдых провожа-
ли. Над луговинами паутинки плыли, по небу обла-
ка, как конские гривы от леса до леса. В полях ти-
шина. Глядь, от леса по тропинке она, та бабеночка
Диканька, легкой походочкой идет, головкой пово-
дит, по сторонам глядит, словно дорогу примечает.
В той же бурой кацавеечке, домотканом платьице, в
чувяках мягких кожаных. А за спиной кузовок лу-
бяной. И смело к знакомому крыльцу подошла:
— Переночую у вас, коль позволите, завтра брус-
нички наберу да и домой пойду!
Удивилась Марийка: «Видно, совсем бабе делать
нечего, что за такую даль за брусникой идет!» И
спрашивает:
— Али у вас и брусника не выросла?
— Не выросла, милая, холодным утренником на
цвету сожгло!
— Ладно, ночуй! — говорит Марийка. И на му-
женька глянула.
А он, как подмененный, столбом стоит, расцвел
от радости, гостью взглядом обнимает.
Ну, как и в первый раз, ужином бабеночку почес-
тили, мягкую постель в горнице постелили. Утром,
пока Марийка печку топила да завтрак варила, гос-
тья опять куда-то пропадала. Вернулась, сказывает:
— На речку умыться да искупаться бегала!
Подивилась Марийка:
— Скоро зима, а она купается. Вот штучка-то!
После завтрака Диканька в лес засобиралась, а
сама опять на душегрейку заглядывается:
— Ой, как примерить хочется!
— Сними да примерь, — неохотно отвечает Ма-
рийка, — она от того не износится.
Вот подошла бабеночка к душегрейке и, до того
как со стены снять, каждую шкурку ручкой погла-
дила. А как оделась в нее, загляделся Вихорек на эту
красотку залесную. Ну так бы и обнял! А в голове
мыслишка гнездится: «И где я раньше видел ее, эту
головку, глаза и повадку нездешнюю!»
— Славная одежинка! — молвила бабеночка, сме-
ло глядя в глаза хозяину. — Жаль, что шапка по
Боровице бегает, вот бы нарядилась твоя женушка!
Сказала так с грустью в голосе, душегрею сняла,
