к нему обращались с вопросом, вздрагивал и, видимо, не понимал даже, о чём его спрашивают. Во время десерта, когда Седрик вошёл в столовую, Хевишэм стал поглядывать на него с беспокойством и даже не улыбнулся ему, как это бывало обыкновенно. Это очень удивило мальчика. Мистер Хевишэм вообще не улыбался в этот вечер.
Дело в том, что он всё время думал о странном и неприятном известии, которое должен был сообщить графу ещё сегодня вечером, известии, которое своей неожиданностью должно было потрясти старика и совершенно изменить положение вещей. Глядя на великолепные комнаты и блестящее общество, собравшееся здесь почти исключительно для того, чтобы познакомиться с очаровательным наследником старого графа, посматривая на гордого старика и маленького лорда Фаунтлероя, улыбающегося около него, он чувствовал себя глубоко взволнованным, хотя и был старым и видавшим виды юристом. Какой удар должен он нанести старику!
Мистер Хевишэм даже не знал, как кончился этот долгий обед, и сидел точно во сне. Он заметил только, что граф несколько раз с удивлением посматривал на него.
Наконец обед кончился, и мужчины присоединились к дамам в гостиной. Они нашли Фаунтлероя сидящим на диване возле мисс Вивиан Герберт, первой красавицы последнего лондонского сезона; они рассматривали картинки, и, когда дверь открылась, мальчик благодарил свою даму.
– Я вам очень благодарен за то, что вы так внимательны ко мне, – говорил Седрик. – Я ещё никогда не бывал на вечерах, и мне так весело!
Он настолько утомился, что, когда мужчины снова окружили мисс Герберт и стали разговаривать с нею, Седрик старался сначала внимательно прислушиваться к их разговору и понять их слова, но потом глаза его стали мало-помалу слипаться и наконец совсем закрылись. Тихий, приятный смех мисс Герберт по временам будил его, и он открывал глаза на несколько секунд; он был уверен, что не заснёт, но позади него находилась большая жёлтая атласная подушка, голова его незаметно опустилась на неё, и глаза окончательно закрылись; они не открылись и тогда, когда много времени спустя кто-то поцеловал его. Это была мисс Герберт, которая собиралась уезжать; она тихо прошептала:
– Прощайте, маленький лорд Фаунтлерой. Спите спокойно!
Утром он с трудом вспомнил, как смеялись мужчины, когда он сквозь сон пролепетал:
– Прощайте… я… так… рад… что видел вас… вы… такая… хорошенькая…
Когда все гости разъехались, мистер Хевишэм подошёл к дивану, на котором сладко спал маленький лорд; кудри его разметались по атласной подушке, ручку он подложил себе под голову, ноги положил одну на другую, вытянув их на диване; щёки его разгорелись. Это была настоящая живая картинка!
Мистер Хевишэм пристально смотрел на него и усиленно тёр свой подбородок.
– Ну, Хевишэм, что такое случилось? – прошептал позади него граф. – Ясно, что-то случилось. Нельзя ли узнать, в чём дело?
Мистер Хевишэм отошёл от дивана, всё ещё потирая подбородок.
– Дурное известие, – ответил он. – Неприятное известие, милорд, очень неприятное. Я чрезвычайно сожалею, что принужден сообщить вам об этом.
Удручённый вид Хевишэма давно уже беспокоил графа, а всякое беспокойство вызывало в нём раздражение.
– Зачем вы так смотрите на мальчика?! – воскликнул он сердито. – Вы весь вечер смотрели на него, словно зловещий ворон. Что общего имеет ваше известие с лордом Фаунтлероем?
– Милорд, – сказал мистер Хевишэм, – я не буду даром тратить слов. Моё известие относится именно к лорду Фаунтлерою. И если оно верно, то перед нами спит не лорд Фаунтлерой, а только сын капитана Эрроля. Настоящий же лорд Фаунтлерой – сын вашего сына Дэвиса – находится в эту минуту в одной из гостиниц Лондона.
Граф изо всех сил схватился руками за ручки кресла, лицо его смертельно побледнело, а жилы надулись на лбу и на руках.
– Что вы говорите? Вы с ума сошли! Это ложь! – закричал он.
– Если это ложь, – ответил мистер Хевишэм, – то она чертовски похожа на правду. Дело в том, что сегодня ко мне явилась женщина и сказала, что сын ваш Дэвис женился на ней шесть лет тому назад в Лондоне. Она показала мне своё брачное свидетельство. Но почему-то они разошлись через год после свадьбы. Муж выдавал ей известную сумму денег. У неё пятилетний сын. Сама она американка, по-видимому из простонародья, к тому же совершенно необразованна. До самого последнего времени она как следует не понимала, какие права у её сына. Она посоветовалась с адвокатом и узнала от него, что мальчик действительно законный наследник графа Доринкорта; конечно, теперь она настаивает на признании его прав.
При этих словах кудрявая головка на подушке зашевелилась, ребёнок протяжно вздохнул и повернул своё розовое личико так спокойно, как будто известие о том, что он никогда не будет графом Доринкортом, не имело для него никакого значения.
Красивое суровое лицо старого графа было очень мрачно, и горькая улыбка появилась на нём.
– Я не поверил бы ни одному слову, – сказал он, – если б во всей этой грязной истории не было замешано имя моего сына Дэвиса – человека совершенно безнравственного, слабохарактерного, вероломного и с грубыми вкусами. Во всяком случае, это очень похоже на него! Итак, вы говорите, что эта женщина совершенно необразованная и вульгарная особа?
– Да, я даже полагаю, что она едва может подписать своё имя, – отвечал адвокат. – Это совершенно невежественная, грубая и корыстолюбивая женщина. Она думает только о деньгах. Она красива, но слишком вульгарна…
Старый адвокат замолк и брезгливо передёрнул плечами. Жилы на лбу старого графа налились кровью, лицо покрылось каплями холодного пота; он вынул платок и вытер лоб, горькая улыбка скривила его губы.
– А я, – сказал он, – я не хотел принять другую женщину – мать этого ребёнка. – Он указал на спящего мальчика. – А она ведь умеет подписать своё имя. Я думаю, это возмездие…
Вдруг он вскочил и начал ходить взад и вперёд по комнате. Гневные слова, полные горького разочарования, срывались с его губ. Им овладело такое бешенство, что было жутко смотреть на него. Но мистер Хевишэм заметил, что даже в самом сильном порыве гнева он не забывал о маленьком мальчике, спящем на атласных подушках, и всё время старался не кричать слишком громко, чтобы не разбудить его.
– Мне бы следовало ожидать этого, – говорил он. – Они меня позорили со дня своего рождения. Я ненавидел их обоих, и они платили мне тем же. Дэвис был худший из двух. Но я всё ещё не хочу этому верить! Я буду бороться до конца. Но это похоже на Дэвиса! Похоже на него!..
И, продолжая ходить по комнате, он снова начинал расспрашивать о женщине,
