тяжелой работы. Сон казался теперь желанным гостем, и я был счастлив закрыть глаза и провалиться в его темные бездонные глубины.
ОТЕЦ
Когда мы с Кэти провалились в заслуженный и долгожданный сон, я думал, что мы наконец погрузимся в блаженное забвение. Но этого не случилось.
Некоторое время – невозможно понять, как долго – казалось, что конец близок и что все, чем мы были в жизни, вскоре исчезнет навсегда.
Но вдруг я почувствовал, что снова поднимаюсь из темных глубин и выныриваю на поверхность и, открыв глаза, я увидел, что мы все еще в нашей старой комнате. Но теперь мы были не одни.
В тени в другом конце комнаты я увидел фигуру. Кто-то сидел на стуле, на котором обыкновенно сидела мать, когда рассказывала нам истории. Несмотря на то что он опустил голову, я узнал отца. Он выглядел старше и похудел. На сколько лет он нас пережил?
Я удивился, что мне по-прежнему страшно, ведь все, что он мог нам сделать, он уже совершил.
Должен признать, что почувствовал некоторое удовлетворение, поняв, что он тоже мертв и попал в ловушку того же проклятия, что и мы. Когда он поднял голову и взглянул на меня, я гневно смотрел на него. К чему мертвецам бояться мертвецов?
– Итан, – сказал он. – Сынок.
– Зачем ты пришел? – холодно спросил я. – Что ты здесь делаешь?
– Отец! – вдруг радостно вскричала Кэти. – Я знала, что ты вернешься! Видишь, Итан, это был всего лишь сон!
Но это был не сон.
– Кэти, оглянись вокруг, – сказал я.
Услышав мой резкий ответ, Кэти нахмурилась, но все же сделала как я велел. Она увидела прогнившие полы и дыры в потолке, сквозь которые, словно пепел, падали снежинки. Она увидела, что кровати, на которых мы лежим, – жалкие и обшарпанные.
– Ох, Итан, – сказала она. – Так это правда? Он правда это сделал?
Я уставился на отца.
– Ну? – спросил я. – Это правда?
Он снова опустил голову.
– Да, – ответил он. – Да, это правда.
Кэти вылезла из кровати и села рядом со мной. Мы ждали, пока отец снова взглянет на нас. Его лицо было бледно, а в глазах, несмотря на то, что их заволокли слезы, не осталось ни искры жизни. Неужели он всегда был таким?
– Почему ты здесь? – снова спросил я. – Разве мы мало из-за тебя настрадались?
– Я не знаю, – пробормотал он. – Я уже погружался в черноту, но вдруг попал сюда. Почему – не знаю.
– На то должна быть причина, – сказал я.
Он посмотрел на меня умоляюще.
– Мне так жаль. Я просто… – Он умолк.
– Обезумел? – подсказал я.
– Да, – согласился он. – Именно так.
– А теперь?
Он пожал плечами.
– Могут ли мертвые быть безумными? Не знаю. Мне кажется, теперь я не безумен. Хотя мне так не казалось, даже когда я и вправду был таким.
Эта речь совершенно не успокоила ни меня, ни Кэти, и я понял, что он хочет нам что-то сказать, но, возможно, сам этого еще не осознает.
– Ты хочешь нам что-то сказать? – спросил я.
– Да, хочу, – сказал он. – Ты отлично меня знаешь, Итан.
– Разве? – Я и не подозревал, что хоть сколько-нибудь знаю отца.
– О да, – сказал он. – Ты, сын, видел меня насквозь. Так было всегда.
Он надолго задержал на мне взгляд, и я понял, что это правда. Я, в отличие от матери и Кэти, ни разу не купился на его ложь и обещания.
– Говори все, что хочешь сказать, и оставь нас в покое, – сказал я.
Отец глубоко вздохнул и закрыл бледными руками лицо. Так он сидел мгновение, а потом медленно опустил их. Глаза его были закрыты, рот наполовину открыт.
– Я хочу рассказать вам историю…
– Историю? – спросил я. – Ты вернулся, чтобы рассказать историю?
Я хотел было снова прервать его, но что-то подсказало мне, что нам суждено услышать его историю и, следовательно, противиться этому было бесполезно, и это только затянуло бы наш уход из этого мира.
– Что скажешь, Кэти? – спросил я. – Послушаем его историю?
– Да, – тихо ответила она.
РУСАЛКА
Я не всегда держал трактир. Когда-то я был потомственным рыбаком. Мне только и хотелось, что выходить в море вместе с отцом и братьями.
Я был младшим из троих братьев, и никакие братья так не любили друг друга, как мы. Мы приглядывали друг за другом и в море, и на суше – маленькое племя, гордое и бесстрашное.
Как и все мужчины, сойдя на берег, мы пили, но в те дни я пил, только чтобы повеселиться. Мы ходили в этот самый трактир. Это были счастливые времена.
И, как и все мужчины, мы, разумеется, соперничали друг с другом за внимание девушек, хоть и без всякой вражды. Ни одна девушка не могла бы значить для нас больше, чем наши братские узы. Так мы думали.
Когда мне было четырнадцать, я влюбился в Кэтрин, дочь трактирщика, хотя, думаю, тогда я казался ей не более чем обычным мальчишкой. К тому же ей, похоже, вскружил голову бледный сын мелкопоместного дворянина, который время от времени заглядывал в трактир покутить, как это обычно делают богатые молодые люди. Звали его Теккерей, будь он проклят.
Мне было досадно, что она так увлечена этим напыщенным франтом, но довольно скоро я утешился, повстречав другую.
Агнес была редкой красавицей, и почему она обратила внимание на такого, как я, неизвестно, но между нами сразу же установилась связь. Она была дочерью местного парусного мастера. Я пошел с отцом забрать наши новые паруса и увидел Агнес – ее глаза сияли, как драгоценные камни.
Пока наши отцы решали дела, мы разговорились, и беседа наша текла легко и непринужденно. Мы словно знали друг друга уже долгие годы. Я позабыл о Кэтрин, и мои мысли заняла Агнес – так наполняется вином пустой бокал.
Когда мы ушли, отец стал поддразнивать меня, но я видел, что он доволен и считает нас хорошей парой, да и отец Агнес считал так же.
Прошел примерно месяц, и вот уже была назначена дата нашей свадьбы. Во всем мире не нашлось бы людей счастливее, чем мы с Агнес. Если бы я только знал, каким хрупким бывает счастье.
Человек, видевший, как упала Агнес, сказал, что она шла по краю утеса – мы все ходили этой тропой, чтобы добраться до соседнего залива, – как вдруг подул ужасный, небывалой силы ветер. Он налетел ниоткуда и обрушился, словно удар. Агнес споткнулась и вскрикнула, отчаянно пытаясь удержать равновесие, а потом сорвалась, полетела вниз на прибрежные камни и наверняка разбилась.
Я
