Дворничиха чихнула, принялась искать носовой платок по карманам, вытащила оттуда штук тридцать ключей, несколько мотков шерсти, очки - одни для чтения, другие для дали, - тряпочки всевозможные, лекарства разные, в пакетиках и в бутылочках. Дворничиха даже похудела на вид, когда все это вынула. Наконец она высморкалась и упрятала свои богатства обратно.
- Вот так, - сказала она. - Нельзя людей-то трясти, люди не любят, когда их трясут. Они свое барахло любят.
Старая дворничиха села на скамейку, посадила Ольгу рядом с собой.
- Вот мазурик, как больно толкает. Не думает.
- Я сама упала.
Дворничиха засмеялась, а когда отсмеялась, сказала:
- Нельзя мне смеяться - одышка. Ты меня не смеши... - И опять засмеялась. А когда отдышалась, сказала: - Я маленькая была, тоже всегда падала. Меня набьют мальчишки или еще обидят чем, я домой пришлепаю и говорю: "Упала". Вот была глупая, ну совсем дурочка.
Воробьи с верхних веток опустились на нижние - им теперь не опасно было.
Аркашка высунулся из парадной. Крикнул:
- Рыжая, ты зачем к нам приехала? У нас своих рыжих хватает.
Ольга рванулась было, но старуха удержала ее:
- Наплюй. Маленькие собачонки почему злые? К ним, бедняжкам, никто всерьез не относится.
- Какой он маленький - дылда!
- Это он по росту большой, а по уму еще мелкий.
- Зачем он дразнит? Что я ему сделала?
- Наплюй. Он дразнит, а ты будто и не слышишь.
- Вам говорить просто - вас не дразнят. А меня все дразнят. Как увидят, так и пожалуйста: "На рыжих облава. Рыжая - бесстыжая". Даже когда я совсем крошечная была, и то не стеснялись. У меня уже никакого терпения нет. - Ольга шмыгнула носом сердито. - Я, наверно, кого-нибудь убью. Схвачу кирпичину и кокну по голове.
- Господи помилуй! - Дворничиха засмеялась. - Прыткая какая! Ты думаешь, они ждать станут, пока ты кирпичину схватишь? Они первые схватят да тебя и кокнут. Ты лучше словом. Он тебя: "Рыжая". А ты ему, к примеру: "Сам дурак". Поняла?
Ольга прочертила пальцем тропинку на щеке для слез. Но слез не было. Ольга плакала редко, хотя ей очень хотелось иной раз поплакать.
- Что вы, - сказала она. - Я не умею. У меня внутри все сжимается, и становится стыдно. Мальчишку дураком обозвать и то неудобно, а взрослого человека... Да что вы!
- А ты взрослого не обзывай. Ты поинтересуйся, умный он или нет. Он сам поймет, что ты имеешь в виду.
- Не могу... Какой-нибудь пьяный идет по улице, ругается, теряет свою совесть на каждом шагу - с ним нянчатся, пульс щупают. Жалеют. Тьфу... А меня увидят - сразу лицо как двустволка и палят: "Рыжая!" Шоферы на машине остановятся, скажут: "Рыжая" - и дальше поедут. Даже когда похвалить хотят или приласкать, так не говорят "молодец", или "хорошая", или "милая". Только: "Рыженькая, подосиновичек, рыжик, рябинка". Я надеялась, что здесь люди культурные. В таком городе разве можно?
Старуха пошевелила Ольгины волосы.
- А что, город как город, как другие города. Одышка у меня от больного сердца.
- Я понимаю, от ответа уходите.
- Да куда же я ухожу? Вот я. Тут.
Аркашка высунулся из лестничного окна, прицелился в Ольгу зеркальцем. Солнечный зайчик вспыхнул в Ольгиных волосах, сполз ей на покрасневшую щеку.
- Я иногда все думаю, думаю. Кошки обижают воробьев, собаки обижают кошек. Это понятно. У них борьба видов - выживает сильнейший. Звери, что с них взять! Дальше думаю. Мальчишки обижают собак, кошкам крутят хвосты, пинают ногами. Зачем? С воробьями мальчишки поступают совсем подло бросают в них корки и норовят попасть в голову. И воробьи никак не могут разобраться, кормят их или убивают. Я спросила у нашей учительницы: откуда такое берется? Она мне говорит: "Думай о чем-нибудь другом. Разве тебе не о чем думать? Думай, например, о будущем. Зачем ты живешь? Кем ты хочешь быть?" Я ей сказала, что я и думаю о будущем. Были бы вы рыжая, тоже бы так думали.
Солнечный зайчик обжег Ольгин глаз. Ольга вскочила, подняла кулаки. Дворничиха посадила ее обратно.
- Наплюй.
Аркашкино зеркало снова залепило Ольгин глаз солнцем. Ольга прикрыла лицо руками.
- Может быть, этот Аркашка в тебя влюбился, - осторожно сказала старуха. - У нас ни единой девчонки во дворе нет.
Воробьи чирикнули все разом, словно сто смычков упали на струны.
- В меня не влюбятся. Я рыжая.
Солнечный зайчик резвился на Ольгиной голове.
- Ишь дурью мается, - вздохнула старая дворничиха. - Бабка его занянчила. Маша, моя подруга. Она ему даже игрушек не покупала обыкновенных. Погремушек, грызушек - ни в коем случае. Всё со значением, всё викторины.
Аркашка захукал по-обезьяньи, заикал по-ослиному. Выстрелил в Ольгу из тонкой резинки бумажной пулей.
Старая дворничиха взяла Ольгу за руку.
- Наплюй. Он как улизнет из дома, сразу начинает по-ослиному кричать, с пистолетами бегать. Я иногда пугаюсь, думаю: прости господи, вот и свихнулся мальчик. Но он крепкий. Ему от бабки нервы крепкие перешли.
- Рыжая! - заорал Аркашка. - Рыжая!
Дворничиха сорвалась с места, побежала к парадной. Она держала метлу, как копье.
- Я же тебя, гений гнилой! Я тебе покажу рыжую!
Аркашка вывалил длинный язык:
- Рыжая кошка!
Ольга подняла из-под ног обломок вазы. Запустила им в Аркашку. Но он соскочил с подоконника. Звякнуло стекло. Осколки посыпались на брусчатку, вспыхнули на ней пронзительно.
Аркашка захохотал.
Дворничиха с укором посмотрела на Ольгу.
- Я ж тебе говорила - наплюй.
На чердаке паук муху поймал в тенета. Кот на крыше поскользнулся: хотел воробья схватить. В водосточную трубу провалился. Прочистил ее сверху донизу, вылез бурый от ржавчины, заорал благим матом.
Дворничиха попробовала поднять Ольгин рюкзак, да не смогла.
- Как же ты с такой тяжестью управляешься?
Ольга взяла портфель, ухватила мешок за лямку, и они поволокли его вместе с дворничихой к парадной.
- И наплюй, - сказала дворничиха. - Наплюй, и все тут.
Двор опустел...
Ухнула подворотня, эхо поднялось по водосточным трубам, запуталось на чердаке в паутине.
Во двор из окна лестничного спрыгнул Аркашка.
- Рыжая! - заорал он.
И когда его голос смешался с уличным шумом, стал незаметным звуком в общем грохоте улицы, на сцену вышел шут (дядя Шура). Он давно стоял где-то сбоку. Был он в обыкновенном костюме, какой все мужчины носят, в брюках и в пиджаке, и галстук на нем темно-красный.
Шут поиграл на своей балалайке. Что-то грустное поиграл, словно холодным ветром по осеннему лесу. Потом позвал:
- Аркадий, поди-ка сюда.
Аркашка приблизился к нему с опаской.
- Ну, чего?
- Ты отличник?
- Отличник.
- Изложи свое отношение к рыжим.
- Я же вам излагал, - пробурчал Аркашка, прикрыв уже упомянутое место ладонями.
- Изложи публике.
- Дядя Шура, бабушка считает, что в нашем доме спокойнее, когда вы на работе, особенно когда на гастролях.
- Передай ей привет. Излагай, публика ждет. Как ты относишься к рыжим?
- Дядя Шура, бабушка говорит - хорошо бы вам ожениться. Вы, наверно, питаетесь всухомятку.
- Передай ей спасибо. Что ж ты не излагаешь?
Аркашка засопел всеми дыхательными отверстиями, потупился, втянул голову в плечи.
- Дядя Шура, я знаю, куда вы ходите. Она крючками торгует.
- Что?!
- Я случайно узнал, дядя Шура.
- А ну, марш домой! Иди играй на рояле!
Трень-брень.
Шут струны подергал невесело, поиграл маленечко для себя. Потом голову поднял и заговорил:
- Я хочу извиниться. Может быть, некоторые особо высокочтимые зрители усомнятся в моем рассказе. Скажут, мол, рыжая девчонка - частный случай. И почему рыжая? Разве мало у нас блондинов, брюнетов, шатенов и прочих?.. Много. Они тверды и проворны... - Шут легонько провел по струнам. - Я извиняюсь. Нам придется продолжить о рыжей девочке, хотя, конечно, это есть частный случай.
Трень-брень.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Дворничиха отомкнула дверь бабушкиной квартиры. Ввела Ольгу в комнату.
- Тут твоей бабки дом. Сиди в уюте, дожидайся ее.
- Спасибо. - Ольга села на стул у дверей, рюкзак положила к ногам.
- Клаше скажешь, что это я тебя запустила, Даша. Для твоего возраста - тетя Даша. Ну, сиди. Экая закусочка возбудительная! - Дворничиха оглядела стол, уставленный едой, отщипнула виноградину и ушла.
Комната у бабушки мало сказать замечательная - чудесная комната. Солнце в ней - как в аквариуме. Воздух свежий, тополем пахнет. Слышно, как воробьи на дворе пищат, как на соседней улице трамвай ходит. Слышно, как этажом ниже шипят оладьи на сковородке.
Ольга встала осторожно, сняла шубу и положила ее рядом со стулом на пол. Стул в крахмальном халате. Он похож на больничную строгую няню.
Ольга прошлась по комнате - руки за спину, чтобы случайно не задеть чего, не нарушить порядка.
- Ой как, - сказала она. - Не то что у нас. Будто собрались важные господа и все друг на друга не смотрят. Наверное, каждый считает себя красивее другого. Господа, помиритесь. Вы все ужасно красивые. Господин стол, можно вас потрогать немножко? Спасибо. - Ольга провела по столешнице пальцем. Стол завизжал.
