– Так и есть. И вы его сейчас увидите, – ответила Нэнси. – Глядите, вон там далеко впереди он стоит. Белый, с зелёными ставнями.
– Ах, какой красивый! А сколько там травы и деревьев! Мне кажется, я никогда в жизни не видела, чтобы столько травы и сразу! Нэнси, а у моей тёти Полли много денег?
– Да, Мисс, очень много.
– Ах, как я рада! Это, наверное, такое счастье – иметь много-премного денег! Мне никогда раньше не приходилось встречать людей, у которых много денег, только, пожалуй, Мистера и Миссис Уайт – у них их, кажется, немало. У них в каждой комнате лежат ковры, а по воскресеньям мороженое. А у тёти Полли бывает по воскресеньям мороженое?
Нэнси покачала головой. На губах её промелькнула улыбка, и они с Тимоти весело переглянулись.
– Нет, Мисс. Я думаю, ваша тётя не любит мороженое. По крайней мере, видеть его у неё на столе мне никогда не приходилось.
На лице Поллианны отразилось разочарование.
– Да? Ах, как жаль! Не представляю, как это она может не любить мороженое! Ну да ладно, из-за этого я ведь могу ещё сильнее радоваться, потому что если не есть слишком много мороженого, то живот не будет болеть так, как у Миссис Уайт – вы знаете, мы ведь с ней очень часто ели мороженое. Ну, тогда, может быть, у тёти Полли есть ковры?
– Да, ковры у неё есть.
– И в каждой комнате?
– Ну, почти, – ответила Нэнси, и лицо её вдруг омрачилось: она вспомнила полупустую комнатушку на чердаке, где никакого ковра и в помине не было.
– Ах, как я рада! – восторженно воскликнула Поллианна. – Обожаю ковры. У нас ведь дома их вообще не было, были только два маленьких-премаленьких коврика из церковных пожертвований, и на одном из них были такие ужасные чернильные пятна… А ещё у Миссис Уайт были картины, такие необыкновенно прекрасные, и я видела на них и розы, и хорошеньких маленьких девочек, стоящих на коленках, и котиков, и барашков, и льва. Нет, не вместе, конечно, я имею в виду, барашков и льва. Разумеется, в Библии написано, что они будут возлежать вместе, но пока ведь ещё рано! Так что те, которые у Миссис Уайт, возлежали по отдельности… А вы разве не любите картины?
– Я… Я не знаю, – сдавленным голосом ответила Нэнси.
– Я обожаю. А у нас дома и картин тоже не было. Вы же знаете, они среди церковных пожертвований нечасто попадаются. Хотя как-то раз нам попались – две сразу! Но одна из них была так хороша, что папа её продал за деньги, чтобы купить мне башмаки; а другая была так плоха, что сразу рассыпалась, как только мы её повесили. Стекло – ну, вы знаете – разбилось. Я так плакала… Но теперь я рада, что у нас дома не было красивых вещей – ведь из-за этого мне теперь ещё больше понравится у тёти Полли – потому что я к ним не привыкла, понимаете? Это совсем как с лентами: сначала в пожертвованиях попадаются лишь старые, тёмные да выцветшие, а потом вдруг раз – и приходят новые, яркие и красивые, и ты вплетаешь их в косы и радуешься и не можешь нарадоваться! Ах, боже мой! До чего же красивый, до чего же замечательный дом! – с восторгом воскликнула она, когда коляска повернула в широкую подъездную аллею.
А когда Тимоти взялся за чемодан, Нэнси улучила момент, чтобы чуть слышно прошептать ему на ухо:
– Отныне, Тимоти Дорджен, я и слышать не желаю о том, чтобы отсюда увольняться! Ни за какие коврижки!
– Да речи быть не может! – широко улыбнулся юноша. – Меня теперь вообще отсюда не выкуришь. Теперь, с этим ребёнком, здесь будет веселее, чем в цирке!
– Веселее, чем в цирке! – возмущённо повторила Нэнси. – А я боюсь, что с нашей госпожой эта бедная малышка вообще позабудет, что такое веселье. Тимоти, ей нужен будет спасательный круг. И этим спасательным кругом буду я – да, да, да! – торжественно пообещала она, а затем, повернувшись, взяла Поллианну за руку и по широким ступеням повела её в дом.
Когда Поллианна и Нэнси появились в дверях гостиной, Мисс Полли Хэррингтон не сочла нужным даже встать. Она приветствовала свою племянницу сидя, лишь оторвав взгляд от книги и протянув ей руку, на каждом из чопорно вытянутых пальцев которой, казалось, громадными буквами было выведено слово «долг».
– Я рада нашему знакомству, Поллианна… Я…
Но прежде, чем она смогла что-либо добавить, Поллианна буквально перелетела через всю комнату и тотчас же бросилась в объятия своей тёти, которую, однако, это проявление чувств ничуть не растрогало, а, наоборот, шокировало.
– Ах, тётя Полли, тётя Полли, я просто не в силах передать вам, как я рада, что вы позволили мне сюда приехать и жить вместе с вами! – всхлипывала она. – Вы даже не представляете, какое это счастье, что у меня есть и вы, и Нэнси, и всё это, особенно после того, как раньше у меня были лишь дамы из благотворительного комитета!
– Вполне возможно, хотя я и не имею чести быть с ними знакомой, – сухо возразила Мисс Полли, пытаясь освободиться от крошечных цепких пальчиков и одновременно обратив свой строгий взгляд к стоящей в дверях Нэнси. – Спасибо, Нэнси, вы можете идти. А теперь, Поллианна, будьте добры, ведите себя прилично! Встаньте по-человечески, ведь я вас ещё не видела!
Поллианна мгновенно повиновалась.
– Ах, разумеется, вы правы, тётя, – с немного натянутым смехом сказала она, – но, боюсь, вы будете разочарованы – из-за моих веснушек… Да, и ещё я непременно должна рассказать вам про своё красное платье и про чёрную бархатную блузку с протёртыми локтями. Я уже рассказывала Нэнси, как папа сказал…
– Да; а теперь будьте так любезны, забудьте раз и навсегда всё, что когда-либо говорил вам ваш папа! – тоном, не допускающим возражений, заявила Мисс Полли. – Я полагаю, вы прибыли с багажом?
– О да, разумеется, тётя Полли. У меня просто прекрасный чемодан, который мне подарили дамы из благотворительного комитета. Однако в нём не так уж много вещей – ну, то есть, моихвещей, я имею в виду. Ведь в последнее время одежда для девочек среди церковных пожертвований почти не попадалась… Но там все папины книги, и Миссис Уайт сказала, что теперь они по праву принадлежат мне. Видите ли, мой папа…
– Поллианна! – вновь резко перебила её тётя. – Есть одна вещь, которую вы просто обязаны усвоить с самого начала; а именно, я не потерплю, если вы и дальше будете продолжать рассказывать мне о вашем папе!
Бедная малышка робко затаила дыхание.
– Как, тётенька Полли, вы считаете…
Но волнение помешало ей что-либо добавить, и тётя взяла инициативу в свои руки:
– А теперь я отведу вас наверх, в вашу комнату. Ваш багаж, как я полагаю, уже там. Я приказала Тимоти туда его отнести. В случае если окажется, что вы прибыли с багажом, разумеется. А теперь, Поллианна, будьте любезны следовать за мной.
Не проронив ни слова, Поллианна вслед за тётей вышла из комнаты. Глаза её блестели от слёз, но подбородок был храбро поднят.
«В конце концов, пожалуй, я всё-таки должна радоваться, что тётенька не разрешает мне рассказывать ей о моём папочке, – подумала бедняжка. – Потому что если я не буду о нём говорить, то мне, наверное, скоро станет легче. А может быть, именно поэтому она и велела мне о нём не говорить?» И смахнув слёзы, заново уверовавшая в «доброту» своей тётеньки Поллианна принялась с нескрываемым любопытством разглядывать дом.
Она поднималась по лестнице, и прямо перед нею роскошно шуршало чёрное шёлковое платье тёти Полли. Повсюду в открытые двери виднелись пленяющие взгляд переливами мягких оттенков ковры и блестели атласной обивкой стулья. А тот ковёр, который был у неё под ногами, оказался таким мягким, что ей казалось, будто это и не ковёр вовсе, а нежный зелёный мох. И сверкающая позолота на драгоценных рамах, в которые были заключены бесчисленные картины, и солнце, сиявшее сквозь тончайший тюль занавесок – всё, решительно всё здесь было как в сказочном дворце!
– Ах, тётя Полли, тётя Полли, – прошептала охваченная восторгом малышка, – какой же у вас красивый, чудесный, необыкновенный, просто замечательный дом! И как же, должно быть, вы радуетесь оттого, что у вас так много денег!
– Поллианна! – воскликнула тётя, резко обернувшись на самой верхней ступеньке. – Я крайне неприятно удивлена тем, что вы позволяете себе говорить со мной подобным образом!
– Как, тётя Полли, а разве вы не радуетесь?
– Разумеется, что нет, Поллианна. Смею надеяться, я не позволю себе забыться настолько, чтобы предаваться постыдной гордыне из-за любого из тех даров, которые Всевышнему было угодно мне ниспослать, – заявила леди, – и уж менее всего я склонна впадать в этот мерзкий грех из-за богатства!
Сказав это, Мисс Полли отвернулась и зашагала по коридору к двери, которая вела на чердачную лестницу. Она мысленно поздравляла себя с тем, что заранее догадалась отвести этой бестии не самую лучшую из комнат. Тогда она лишь руководствовалась желанием сделать так, чтобы племянница как можно реже попадалась ей на глаза и в то же время не попортила своими шалостями и проделками драгоценную мебель. Теперь же, столь явственно увидев, как рано в ней дало о себе знать тщеславие, Мисс Полли окончательно утвердилась во мнении, что комната Поллианны должна быть воплощением простоты и практичности.
