нравишься.
– Мне тоже, – с ухмылочкой вставил Серёга.
– А я бы на твоём месте помолчала, Мишурин, – махнула рукой Тамара Андреевна. – Я как раз собиралась объявить итоги четвертной. И ты, Мишурин, единственный ученик, который провалился на контрольной. Это же надо умудриться – ни одного задания правильно не сделать. Полный провал!
– Оп-ля! – присвистнул кто-то. – Он всё-таки провалился!
Серый обернулся к Насте. Лицо у неё всё ещё пылало, но волосы улеглись – ветер угомонился.
– Наколдовала всё-таки, ведьма? Значит, ты – настоящая?
Серёжка смотрел на неё виновато и изумлённо, как щенок, который что-то натворил, но сам не понял – что.
– А я всегда была настоящая, – пожала плечами Настя.
– Эх, потерял ты свою ведьму, Серый. Теперь не жди помощи от потусторонних сил, – наигранно вздохнул Иванов.
– А он себе новую нарисует! – сказал Малеев.
Тамара Андреевна растерянно оглядела класс.
– А что случилось? – с любопытством спросила она.
– Ничего! Вообще ничего! – заверили её.
Тамара Андреевна поджала губы. Вот так всегда! Что-то уже произошло, а учителя узнают обо всём в последнюю очередь. Или не узнают вообще.
Под стеклом – фото с Джонни и Брэдом, над зеркалом – открытка с Леонардо.
И только в личном блокноте – он. И глаза у него – холоднее льда. Всё потому, что она не выучила историю, не удержалась от булочки с маком и не заставила себя сделать тридцать приседаний. Он смотрел на неё, и ей хотелось стать лучше.
Таких, как он, давно уже нет, и она никогда его не встретит. Кто мог бы его заменить, ну кто? Одноклассники все какие-то нелепые, пошлые.
Позвонили в дверь, пришлось прятать Бакунина…
Я влюбилась. Сказать кому-то – засмеют! Влюбилась в нереального человека. Есть у меня набор открыток – «Друзья Пушкина по лицею». У них такие глаза! Такие лица! Я их всех изучила, как своих друзей. Горчаков, Пущин, Дельвиг, Корсаков, Вольховский, Кюхельбекер, Бакунин… Вот этот самый Бакунин Александр – он мне в самое сердце запал. Когда я сажусь за письменный стол, кладу его под стекло на столешнице, между Джонни Деппом и Брэдом Питом.
Ну, с этими двумя всё понятно – голливудские звёзды, избалованные поклонницами. А Бакунин – другой. Вот сажусь делать уроки, а он смотрит. Он ТАК смотрит на меня своими большими задумчивыми глазами! Благородное лицо! Такой не стал бы плеваться посреди улицы – кто дальше, носить дурацкие штаны, из которых выглядывают трусы, материться при девочках. Он уступал бы место, дарил цветы… А как бы он целовался, интересно? Наверное, очень нежно. И никому бы не трепался об этом! Недавно у нас одна девчонка встречалась с одноклассником, так он потом всем друзьям показывал следы на шее – будто она его укусила в порыве страсти.
Я подошла к зеркалу и прикрыла глаза. Между прочим, я очень красивая, Натали Гончарова отдыхает! Что красивого в этой Гончаровой? Не понимаю. Я прикоснулась к зеркалу губами. Вот так я его поцеловала бы, очень осторожно, едва касаясь. Немного мешал нос, касаясь холодного стекла.
Встречу ли я когда-нибудь такого, как Бакунин? Наверное, пошла бы за ним на край света. В ссылку какую-нибудь, например. А что, я смогла бы! Тем более сейчас и в Сибири Интернет есть.
В дверь позвонили. Я закинула своего любимого в ящик стола.
Жанка влетела в мою комнату, на ходу скидывая пальто, и сразу заметила пустоту между Брэдом и Джонни.
– Опять своего лицеиста спрятала? – засмеялась она.
Жанке можно доверять. Ей самой, например, нравится Войцеховский, друг Бакунина. Но сказать об этом одноклассникам? Не поймут. Если бы мы признались, что влюбились в Диму Билана, нам бы посочувствовали, но поняли.
Одна стенка в моей комнате разрисована очаровательными вампиршами, русалками, эльфами и колдуньями. Я срисовывала с карт Таро. Мама называет её «Стена ужаса», одноклассники фоткаются на фоне стены. И вдруг – лицеист из XIX века.
– Ты даже не представляешь, какой у меня для тебя сюрприз, – взволнованно сказала Жанка. – Доставай своего!
Я достала Бакунина и водворила на законное место на столе. Жанка впилась в него взглядом.
– Так вот! Я видела ЕГО! – постучала Жанка фиолетовым ногтем по стеклу.
– Во сне, что ли? – улыбнулась я.
– Не-а, в школьном коридоре. Ты упадёшь! В нашей школе учится его двойник!
Я не упала, но удивилась.
– Таких не существует! И почему я не видела его ни разу?
– Просто выпускной класс учится в другом крыле. Я туда инглиш пересдавать ходила. И вдруг вижу: он!
– Не может быть! – отрезала я.
На следующий день мы с Жанкой отправились в соседнее крыло.
Подруга держала меня за руку, чтобы я не рухнула, если что. И я не рухнула. Я просто встала столбом, наткнувшись на это «мимолётное виденье».
Невероятно! Те же черты лица – правильные, благородные, ну как срисованные. А глаза! Два чистых озера. Невозможно описать, что в этот миг творилось в моей душе! Мне захотелось разом перекрасить волосы, выучить французский, надеть бальное платье, научиться играть на фортепиано, запеть какую-нибудь арию, прыгнуть с парашютом. В общем, сделать гигантский прыжок к своей мечте, главное – не разбить лоб.
А мечта проплыла, глядя куда-то поверх наших голов, и даже не заметила нас.
Весь урок физики я просидела, как заворожённая, ничего не видела и не слышала. Очнулась, только когда Женька Морозов толкнул меня в бок.
– Доронина, ты опять в астрал ушла? Не тормози!
– Отвянь, Морозов, – поморщилась я.
– Может, тебя проводить, Доронина? Видок у тебя, будто привидение увидела.
– Обойдусь.
А ведь я и правда увидела привидение. Лицеисты давно умерли. Этот оживший Бакунин – посланник с небес.
– Гулять-то сегодня выйдешь? – не унимался Морозов.
– Не-а.
У Морозова завелась странная традиция: я гуляю, а он ходит рядом. Он как бы сам по себе, но иногда что-то мне говорит или задаёт вопросы. Раньше у Морозова имелся доступ в мою комнату: у нас был один на двоих репетитор по английскому, мы оба страшно отставали от программы и занимались у меня. Но с прошлого года я подтянулась и даже пошла на опережение (это всё из-за Бакунина!). Не знаю, приходит ли репетитор к Женьке, но, судя по его оценкам, – нет.
Я прибежала домой и закричала с порога:
– Мама! Мне надо срочно выучить французский и научиться играть на фортепиано!
– Да ты уроки-то не успеваешь делать, какое тебе… Что с тобой? Вся сияешь.
– Мама, ты в меня не веришь! – упрекнула я маму, не переставая улыбаться.
Я выгребла из шкафа весь
